- Видишь ли, мек, я боюсь, что ты, и впрямь, готовишь себя к похоронам. Жизнь твоя, словно метелка, которую схватили за волосы, вместо ручки. Лучше бы ты миловался с девками, у которых полный бюстгальтер мяса, чем со своими худосочными полуфабрикатами. А за завтраком бы ел и пил. Вставал бы рано, ходил бы гулять, завел бы себе хорошего пса. И жизнь показалась бы тебе совсем другой. Не было бы и дурацких снов. Держу пари, что ты никогда не ходил ловить устриц по утрам! Ну-ка, сознавайся! Так что же хорошего ты видел? Знаешь, как хорошо в поле, когда на траве лежит роса, а ты идешь и раздвигаешь траву босыми ногами. А сморчки? Найдешь один - ищи и второй, они всегда растут парами, как полицейские на ночных улицах.
Звонок телефона завершает его лирическое излияние. Луизетта выходит в гостиную и снимает трубку.
- Господин Гольд?
Артист метает на меня многозначительный взгляд своего единственного глаза (второй спрятан под повязкой).
- Держу пари, что это - ОНИ.
- Что за "они"? - спрашивает Берю.
- Мои мучители. Обычно они говорят, что это - продюсер или режиссер.
- Гольд - продюсер?
- Вообще-то, это - Гольдштейер Мейер Леви.
- И ты боишься подходить?
- Каждый раз, когда я слышу их адский хохот, мне становится не по себе.
Я бросаю салфетку на стол.
- Разрешите, Кристиан?
Он кивает головой. Я беру трубку.
- Алло!
На том конце провода отзывается далекий голос.
- Алло! Кри-Кри? Что за дурацкие штучки? Меня подняли с кровати и заявили, что ты скончался!
- Кто вам звонил, господин Гольд?
Он мнется.
- Это не Кри-Кри?
- Я передаю ему трубку, но скажите, кто вам звонил?
- Откуда я знаю? Какой-то тип сказал, что он - журналист Франсуа.
- Что за Франсуа?
- Он сказал именно так. Впрочем, кажется, Франс Суар. А кто вы? Бебер? Людо?
- Минуточку, сейчас возьмет трубку Кри-Кри.
Актер идет уже к аппарату. Перед тем, как передать ему трубку, шепчу:
- Кто-то ему сказал, что вы скончались. Посмейтесь над этим и скажите, что слегка поранились, упав с лестницы.
Наш подопечный начинает бесконечные переговоры. Узнав, что сегодня Бордо сниматься не сможет, продюсер начинает так вопить, что слышно даже в комнате и, вероятно, на улице. Начинает беситься и наш Кристиан. Он кричит, что ему наплевать на неустойку, экспертизы, прессу, рабочий план и на то, что партнерша сможет сниматься только через три дня. После этого он резко бросает трубку на рычаг.
- Это - как раз то, чего я боялся, - говорит он.
- Что именно?
- А то, что сейчас он споется со всей компанией: страховщиками, директором, заместителем продюсера, редакторами газет. Форменный бардак! А что, если на свой риск взять и уехать?
Я морщусь.
- Это не в наших интересах. Все бросятся вас искать. И найдут без липшего труда, потому что вы - слишком известны. Лишние хлопоты...
Намазывая себе четырнадцатую тартинку, Берюрье бурчит:
- Надо на все наплевать и сидеть дома, не обращая на них внимания.
Почти девять часов
Меня вызывает Матье. Он с трудом нашел того типа, который продал аппарат, потому что тот собирается разводиться с женой и редко ночует дома. Матье поймал его на работе и получил описание примет двоих покупателей, которые наспех придумали причины покупки аппарата типа "кар".
Матье предлагает порыться в архиве и установить их личности. Я соглашаюсь и предлагаю явиться сюда, чтобы поговорить с Луизеттой. Приходится быстро заканчивать разговор и вешать трубку, потому что в прихожей беспрерывно звонит сигнал, кто-то все время приходит и уходит, в доме - настоящий ад.
По нашему плану охраны Кри-Кри, должны входить только те, кто обязан это сделать. Сам Бордо должен лежать в спальне жены, а три телохранителя в приемной будут сдерживать осаду посетителей. Их объяснения должны ограничиваться следующим: Бордо упал с лестницы и повредил себе надбровье. Врач поставил ему пиявки, предписал неделю отдыха. Никаких волнений. Объяснение простое и правдоподобное. Умалчивать правду всегда труднее, чем несколько подкорректировать ее. Потом приходит на помощь забывчивость, и все входит в норму.
Первым верит в такое объяснение Гольд. Он именно такой, каким я его представлял: немного карикатурный и, вероятно, слишком довольный собой. Толстенький, кругленький, с большим бугристым носом и отвисающей нижней губой, словно, чашка цирюльника. Он одет во все серое - пальто из верблюжьей шерсти, заблестевшее от постоянной носки, шляпа, потерявшая форму, огромная булавка в галстуке, выполненная в форме руки, сжимающей жемчужину. Сквозь пальто выпячивается чековая книжка, воротник засыпан перхотью. Разговаривая, он жестикулирует, как итальянский гид, лицо дергается от тика, руки беспрерывно ощупывают карманы, проверяя, не обчистили их, случаем.
Но несмотря на все, это - славный человек, вероятно, любящий и любимый дедушка в своей семье. Его сопровождает длинный и печальный человек, который оказывается талантливым режиссером-постановщиком.
Гольд взбегает по лестнице, наступая на пятки Луизетте, и вопит, что кино - чистое разорение, что с актерами много нянчатся, что он терпит огромные убытки. Но таково его ремесло, в котором бывает страшно только первый раз, поэтому для него нынешнее происшествие - еще одна формальность.
Остальные посетители довольствуются Людо. Он рассказывает всем желающим, каким бравым моряком был в прошлом, а затем, сильно приукрашивая, переходит к неудачному падению Бордо.
Приходят разные люди, удрученные и вежливые. Их принимают, как положено в таких домах. Это - короли нефти, алюминия и т. п. Наконец, появляются два очень важных господина в серо-черных костюмах. После настойчивых просьб их провожают к Кри-Кри.
Вместе с ними проскальзывает маленький пыльный тип из прессы, от которого пахнет чесноком. Он успел пожать всем руки и поведать, что посвятил Кри-Кри столбец в "Франс Суар" и "Орор". Сейчас он хочет продолжить серию статей о великом рыцаре экрана, которые станут гвоздем воскресных выпусков.
Теперь публика валит толпой, не считается уже ни с чем. Журналисты, привлеченные шумихой, проносят фотоаппаратуру, кинокамеры и другую микротехнику. Идут друзья и враги, знаменитые актеры, депутаты, директора театров, продюсеры и т. д. и т. п. Людьми заполнен двор, лужайки, дом, комнаты.
Мы начинаем задыхаться от этого наплыва посетителей. Как в лесу на запах падали слетается всякая дрянь, так и тут: прибывают на личных автомобилях, в такси, на мотоциклах, идут пешком.
Для охраны Кри-Кри нужно не два человека, а два эскадрона регулярных войск, иначе нельзя обеспечить покой и тишину. А пока - кошмар! Шум, гам... Люди кричат, сплетничают, хохочут, звонят по телефону. Всюду слышится:
- Нет, нет, он жив! Это - ложные слухи!
- А мне говорили, что он скончался.
- Он только ранен.
- Вы в этом уверены? И серьезно ранен?
- Рана на лбу, длиной в шесть сантиметров.
- Открытая? Делали трепанацию?
- Может быть.
- Его жизнь в опасности?
- Возможно.
- Он умер?
- Еще нет.
- Но умрет?
- Этого и опасаются.
- Такой молодой!
- Увы...
- Такой талант. Другого такого нет и не будет.
- Подумать только, рана в тридцать восемь сантиметров! Делали трепанацию, началась кома, он - в агонии. Вопрос минут!
И тому подобное. Самое страшное выдумывают те, кто не допущен в дом и стоит на улице.
Поташ, Людо, Элеонора, Берю, Луизетта - все были в толпе и давали сведения.
Лично я долго сдерживал поток посетителей в дверях, использовал локти, колени, плечи, но наиболее упорные прорывались внутрь"
Меня сминают и отбрасывают в угол. Надо переждать, когда они сами успокоятся. Вызывать охрану? Для чего?
"Хорошая игра, - думаю я. - Люди, которым нужно прикончить Кристиана, действуют дьявольски умело. Они распустили слухи, посеяли панику. Весь Париж знает, что здесь что-то произошло. Теперь могут явиться падальщики и спокойно действовать в этой суматохе".
Я пробую последнее средство. Приходится лезть по лестнице с внешней стороны, хватаясь за перила. Дверь в комнату Кри-Кри распахнута. Как модный магазин в день распродажи. Давя друг друга, туда и обратно катятся две людские реки.
И тут я успокаиваюсь. Само количество посетителей - потенциальных свидетелей гарантирует полную безопасность Кри-Кри. Поднять на него руку сейчас - безумная смелость или дурость. Да и происшедшее указывает на то, что злоумышленники действуют не очертя голову, а обдуманно и методично.
Благодаря необычайной физической силе, обезьяньей ловкости, упорству, опыту и другим способностям, приобретенным в полиции, я проникаю в святая святых.
Уф! Кристиан полусидит в постели, откинувшись на две подушки. Он выглядит весьма эффектно и похож на Туренна, умирающего у подножия дерева. Он невозмутим, спокоен, хладнокровен. Прекрасный актер с блеском исполняет новую роль. Весьма эффектную роль-Тяжелораненая звезда, за жизнь которой волнуется весь Париж.
Я прячусь в глубине алькова, затянутого красным шелком, и наблюдаю за посетителями, их жестами и словами.
Редко приходится выслушивать много громких фраз за такое короткое время. Это - фестиваль подхалимажа, конкурс лицемерия. Кто дольше и лучше!
- Я бросился сюда, как только узнал...
- Когда мне позвонили по телефону, я чуть не умер...
- Едва не попал под такси - так я бежал...
- Ты очень страдаешь? Да?
- Тебе надо обратиться к профессору Мулену.
- Нет, к профессору Фюмседюб...
- Я бы на твоем месте...
- А я бы...
И так далее.
В конце концов я не выдерживаю. Я, Сан-Антонио, кричу так, как никогда не кричал человек после того исторического момента, когда Христофор Колумб открыл землю, увидав ее на горизонте:
- Закройте свои пасти и убирайтесь прочь, бездельники, лентяи! (и еще множество крепких слов, которые только могут прийти мне в голову) Убирайтесь все вон! Очистите помещение! Исчезайте, пока я еще не вышел из себя!
Вероятно, у меня страшный вид, потому что все пятятся к двери. Начинается паника. Люди бегут, словно к спасательным шлюпкам во время кораблекрушения. Спасайся, кто может!
Через несколько минут комната пустеет. Я вытираю лоб тыльной стороной ладони.
- Простите меня. Бордо, но я не мог удержаться. Он хохочет до слез.
- Я вам весьма признателен. Они замучили меня! Он закрывает глаза.
- Кажется, засыпаю. Если вздремну часок-другой, это, думаю, не помешает.
- Это всегда на пользу.
- Когда я увидел эту обезумевшую банду, то решил, что среди них находится убийца, и настал мой смертный час. Самое любопытное, что мне не было страшно. Я смирился со своей судьбой. Понимаете, Сан-Антонио?
- Да, конечно. Вы просто устали.
- Который час?
Почти одиннадцать
Снова наступает тишина.
Такое ощущение, будто мы очутились в бальном зале после того, как из него вышла последняя танцующая пара.
Берюрье намекает, что пора бы и поесть. Все - за. Так как у Луизетта время уборки, о котором она совсем забыла, то наш мистер Лукулл сам отправляется на кухню и начинает организовывать пиршество, достойное нас.
Две осы и Бебер притихли. Видимо, они еще никак не придут в себя после нашествия на дом орды дикарей. Они много отвечали, пожимали множество рук, выслушали слишком много пустых фраз. Все это было утомительно и изнуряюще.
Сам я тоже устал до предела и валюсь на диван, как куль. Сложив руки на животе, погружаюсь в изучение голубого неба с барашками облаков через прозрачное стекло окна.
С усердием школьника я перебираю в уме все данные, которые оказались в моих руках к этому времени.
Меня беспокоит одно: весь этот переполох - неспроста, он имеет точный прицел. Значит, что-то затевается. А в такой шумихе и суматохе можно провернуть все, что угодно.
Я поднимаюсь и обыскиваю комнату Кри-Кри, после чего разрешаю ему ложиться спать. Я боюсь новой адской машинки, но ее нет. Направление моих мыслей меняется, я начинаю думать о том, что ЧТО-ТО ДОЛЖНО ПРОИЗОЙТИ!
Входит Луизетта и говорит, что ко мне пришли.
Я вижу огненную голову Матье. Он не успел побриться, а для рыжих это больной вопрос, небритые, они ужасны. К тому же он весь помятый и усталый.
Матье здоровается с присутствующими кивком головы и обращается ко мне:
- Ну и работенка, патрон.
В его руке зажаты две фотографии. На свежих снимках изображены типы с перекошенными физиономиями. Словно морды из воска. В общем, фотороботы во всей красе.
Я делаю Луизетте знак подойти.
- Ты узнаешь этих господ малышка? Видимо, произведения Матье великолепны, так как она, не колеблясь, отвечает:
- Кажется, это те мужчины, что устанавливали новый аппарат.
- Чудесно! Спасибо.
Мой сотрудник сияет. Дружески тыкаю его в бок. Пинок шефа - тоже награда.
- Какие будут инструкции, патрон?
- Найти их, и как можно быстрее.
Улыбка Матье моментально гаснет, словно от удара в челюсть.
- Найти их?
- Если я говорю: "поскорее", то не надо преувеличивать. Я буду доволен, если ты найдешь их к вечеру. Кстати, как здоровье Пино?
- Лучше. Утром приходил в агентство.
- Ну, так мобилизуй его. Можешь начинать прямо сейчас. И поговори с Луизеттой: у этих типов была машина. Может быть, они звонили отсюда. Впрочем, ты дело знаешь.
Мой сотрудник, с головой цвета мака, украдкой бросает взгляд на субретку, и она его, кажется, завораживает.
Он расплывается в улыбке, от которой его веснушки становятся более заметными.
- Мадемуазель, вы не могли бы уделить мне несколько минут наедине?
Он произносит это так церемонно, словно делает ей предложение.
Ей, видимо, нравятся типы, похожие на клоунов, потому что она говорит.
- Пройдемте ко мне в комнату.
Матье, как Адам, не задумываясь, надкусывает яблоко.
- Прекрасно, пошли.
Но не успевают они ступить и шага, как на втором этаже раздаются звуки, которые заставляют меня насторожиться.
Одиннадцать часов
Эти звуки очень похожи на фейерверк, на аплодисменты, на звуки, издаваемые Берюрье, на выхлопы газа из машины или на что-то подобное.
Но в данном случае, в этих звуках слышится что-то устрашающее. Кри-Кри! - мелькает в моем сознании. - На этот раз им удалось!
Я бросаюсь наверх.
Берюрье, завязанный поперек живота белым передником, вымазанный в муке, едва не сбивает меня с ног.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17