Теперь Дэвид чувствует, как он голоден и до чего же прекрасна жизнь. Он вынимает последнюю сигарету из смятой пачки, откашливается: пожалуй, он все-таки чересчур много курит.Он не сразу решает, как нарядиться для первого появления в баре или в ресторане, забывает о решении держаться в тени и надевает внушительную форму. Глава 7 Четверг, 4 января Перед уходом с дежурства Дэвид отыскивает Джо Гаррета, главного инженера машинного отделения. Дверь огромного зала, отделанного металлом, едва не вырывается у него из рук – такой сильный поток воздуха идет из шахты.Грузоподъемник. Оглушительный стон, хрип, вибрация, жалобный скрип канатов, натянутых до предела, скрежет блоков по десять футов в диаметре. Прерывистый рев моторов сливается с воем воздушных насосов, прикрепленных к перегородке.Чудовищный концерт раздирает барабанные перепонки, терзает душу и нервы. Это настоящий ураган звуков.Перед электрическим пультом висит кабина, а в ней сидит человек, который управляет кошмарным оркестром.– Привет, Дэйв, готов спуститься? – кричит инженер. Тот кивает.– Ты не мог бы называть меня Дэвидом?– О'кей, – пожимает плечами Джо. Молодые люди снаряжаются в раздевалке. Табличка с красными буквами предупреждает:КУРИТЬЗа пределами этой комнаты категорически запрещается.ОСТАВЬТЕ ЗДЕСЬСигареты, зажигалки, спички и все легко воспламеняющиеся предметы.Дэвид выгребает все из кармана в одну из маленьких пронумерованных ячеек длинного стола.Джо проходит дальше и надевает белую каску, на которой крупными буквами выведено его имя. Дэвиду он протягивает оранжевую. Затем прилаживает ему широкий пояс из грубой материи, на поясе – батарейка, к которой Джо подключает налобный фонарь.Открывая дверь грузоподъемника, Джо рассказывает Дэвиду о своих владениях. Ему приходится кричать:– Под нами самое большое из известных в мире месторождений гидрокарбоната натрия. Квадратные мили редкостно чистой по роды толщиной в пять тысяч футов. Добываем по три тысячи тонн в день, при таком темпе тут хватит на девятьсот лет! Мы сейчас спустимся ниже трехтысячной отметки.Дэвид дружески улыбается и восхищенно слушает Джо. Он расспрашивает его об использовании троны – гидрокарбоната натрия – для получения бикарбоната натрия, моющих средств и минеральных удобрений; о длине подземных галерей – целых восемнадцать миль! И они ежедневно удлиняются на пятьдесят футов. Работа идет круглосуточно, рассказывает Джо, смена продолжается восемь часов. Под землей одновременно находятся не больше шестидесяти шахтеров, плюс техника.Дюжина мужчин с горящими фонарями на лбу уже ждет начала спуска в кабине грузоподъемника. Дэвид тоже включает свой маленький прожектор. Входят еще трое шахтеров.Один из них, лет пятидесяти, весь какой-то узловатый, с иссиня-черным подбородком, в упор разглядывает Дэвида, ослепляя его своим фонарем, затем поворачивается к Джо. Обычно шахтеры стараются смотреть друг на друга сбоку, чтобы резкий свет не бил в глаза.– Эй, инженер, чего тут надо этому типу? Разве его дело не стеречь вход?Джо Гаррет смущается. Он получил эту работу – первую в своей жизни – недавно, еще и месяца не прошло. Он читает на каске имя шахтера.– Не беспокойтесь, Хаски, он со мной, ему же нужно знать, что он охраняет.– Не нравится мне это, – свирепо бурчит тот. – Пусть этот легавый сидит в своей будке."Вот хам, – думает Дэвид, продолжая улыбаться. – Не слишком приветливый здесь народ. Надо с ними потверже, иначе дела не сделаешь."Больше ни слова, лишь грохот да ветер из глубины шахты.Лязганье решетки, короткий звонок; кабина медленно трогается. Через пару секунд она набирает скорость. Дэвид теряет равновесие, ноги слабеют, в груди колет. Сквозь стальную решетку пола, прямо под собой он видит бездонный черный колодец, мимо тянутся стены, а Дэвид все падает и падает вниз, как подбитая птица. Едкие, влажные, удушливые испарения отравляют покой подземной ночи. В глубине мерцает свет, Дэвид падает, свет округляется, усиливается, мчится ему навстречу. Наконец кабина резко тормозит – словно тяжкий груз придавливает тело к полу. За одну минуту пролетели три тысячи футов.Охота курить, но нельзя.На пересечении галерей Дэвид и Джо отделяются от остальных. По огороженным проспектам под электрическими солнцами оживленно двигаются тягачи, конвейеры, вагонетки, суетятся люди. Дэвид ожидал увидеть тесные проходы, темные и сырые, но здесь просторно, сухо и очень светло.Дэвид тяжело дышит, грудь сдавило, на лбу выступила ледяная испарина. Несмотря на всю современную технику и меры безопасности, в нем вдруг просыпается дикий страх, который извечно преследует шахтеров: а что если обвал, рудничный газ?У него бешено разыгрывается воображение."Ройте мать-землю, копайте, вгрызайтесь в ее плоть, выворачивайте ей внутренности! Но бойтесь возмездия, шахтеры! Берегитесь: случится обвал, взрыв коварного газа, пожар, и вот вы медленно умираете в неприступной тюрьме, вас мучает жажда, меркнет свет фонарей, трудно дышать, кровь стучит в висках, барабанные перепонки лопаются, жар усиливается, и слабеют отчаянные вопли тех, кого раздавила скала.Беспомощные пленники чувствуют, что их время истекает.Снаружи товарищи яростно набрасываются на стену из беспорядочно нагроможденных камней, ведь и они могли оказаться замурованными там, в этом подземном туннеле; они пускают в ход сталь и динамит, но как бы не навредить раненым, которые стонут, словно умирающие животные; по рации шахтеры ободряют своих братьев: мы идем к вам на помощь! А сами думают: успеем ли? Что победит: безумное упорство людей или песчинки, неумолимо отсчитывающие минуты? А безжалостная смерть терпеливо ждет своего часа.Дэвид молча страдает от своего наваждения."Джо Гаррет, наверное, все время живет с этим страхом. Но… Мне-то чего бояться? Ведь я уже давно только и думаю, что об этой шахте. Все стараюсь себе представить, какая она, огромная и таинственная? Только я уже запутался: то ли я попал в шахту, то ли это шахта вжилась в меня?"Дэвид недолго находится под землей. Джип на электрических батареях бесшумно везет его по подземным автострадам. Джо ведет машину. Изредка они минуют перекрестки. Им встречаются тележки с металлическими брусками и медными трубами; водонепроницаемые фонари; широкие резиновые конвейеры, которые вращаются на полированных стальных цилиндрах и несут к вагонеткам глыбы рыхлой сероватой породы.Дэвид с трудом вдыхает кисловатый воздух. В неразработанных участках еще темнее, и фонари на касках сияют, как светлячки.За поворотом показывается ненасытное чудовище – жаркое сердце шахты.Оно заполняет весь проход, до потолка, до глухих стен. Точнее, прокладывает его по своим размерам в твердой породе. Его стальные челюсти, отшлифованные алмазом, грызут и кромсают скалу, отхватывая от нее все новые куски. Затем они опускаются позади желтого щита, выплевывают свою добычу на движущуюся ленту конвейера, со вздохами сжатого воздуха поворачиваются вокруг своей оси и возвращаются к неистовому пиршеству.Два часа спустя Дэвид уже снова дышит ледяным воздухом голой пустыни.Какое облегчение!Он расправляет смятую сигарету и несколько раз с наслаждением затягивается. В мотеле надо будет зайти в бар и пропустить стаканчик, чтобы забыть пережитый страх и выбросить из головы этого Хаски. Глава 8 Понедельник, 4 июня Адриан Рэндал любит Рок-Ривер. Однообразный глянец прогресса, который покрыл всю страну, местами дает трещины. И тогда оказывается, что под этим внешним лоском по-прежнему живут грубые обычаи, но и незабытая учтивость старого Запада. Им верны и в Рок-Ривере. Люди, которых случайно заносит в город, как правило, тащат с собой грязь из джунглей внешнего мира. Мало кто остается в городе навсегда. Большинство, отправляясь в дальнейшие странствия, оставляет после себя муть и нечистоты так называемой цивилизации."Неужели эти заезжие чужаки в самом деле полагают, что они лучше нас, местных? – раздумывает Адриан. – Ну, ладно, ночная жизнь Рок-Ривера – тут мы, конечно, подражаем большим городам. Те же завсегдатаи баров, те же ночные бабочки, азартные игры – лишь бы хоть ненадолго забыть будни, которые уходят на то, чтобы заработать на пропитание и наплодить детей – вот только неизвестно, зачем. Вся разница в том, что все здесь знают друг друга наперечет."Городок цепляется за скудную землю, как и сто лет назад, когда его основали. Он рос, благодаря шахтам, сражался с бесконечными зимами; снег сковывал дома с законопаченными щелями, а мороз убивал все запахи.Лето в Рок-Ривере не легче зимы: сухое и короткое, словно взрыв.В жаркой, живописной и шумной жизни родного городка журналисту больше всего нравится утренняя суматоха. В другое время суток он любит прогуляться по главной улице города, поболтать с торговцами, поджидающими покупателей на порогах лавок, побродить по старому базару мамаши Фелтон, заглянуть в кафе "Мустанг" или "Большой отрог", собирая сплетни для рубрики местных новостей своей "Стар". Он давно уже не следит за ночной жизнью нижней пристанционной улицы.Сегодня в Рок-Ривере ничего не осталось от того городка, каким он был когда-то, – кроме давней мечты о странствиях, которая воплотилась в длинной, прямой улице, пересекающей весь город и обрывающейся в пустыне. Постройки, возведенные на скорую руку, одна за другой сменились однотипными домами, которые в Соединенных Штатах встречаются повсюду, от одного побережья до другого. Кирпич, один – два этажа, удручающее однообразие. Белые филенки, беседки на лужайках с подстриженной и выгоревшей травой. Дерево для строительства привозят издалека.Банк вытеснил последний салун, сохранившийся со времен основания городка, – простое кубическое здание из бревен, обтесанных топором, где не пахло роскошью, но веселились от души. Адриан помнит все так, словно это было вчера; когда ему исполнилось двадцать лет, салун еще процветал.На границе с пустыней бережно, как местную достопримечательность, сохранили четыре угловых столба, кусок изгороди и желоб для водопоя – все, что осталось от конторы, где Арчи Блэр вел меновую торговлю с индейцами и трапперами, и его конюшен, где он держал перекладных лошадей для дилижансов; в ту пору Междуштатная, она же Большая Дорога, называлась еще Долгий Путь, и легенды об этой дороге вдохновили многие вестерны Голливуда.Старая тюрьма в Йеллоустоне, дощатая, с коваными решетками, вконец обветшала. Чуть ли не каждый день из нее кто-нибудь бежал; потом вместо нее построили Каунти-Центр, где стали собираться на свои заседания местные женские клубы, там же разместили историко-этнографический музей, куда перенесли тщательно очищенные от пыли груды разного хлама и где чучела антилоп и окаменевшие стволы деревьев расположились по соседству с тотемом и индейскими курительными трубками; пять лет спустя после открытия центра на его верхнем этаже уже едва хватало места для зала суда, канцелярии шерифа и новых тюремных камер – вполне надежных и отвечающих федеральным нормам. Эта громада из розового бетона тяжело нависает над улицей.Адриан Рэндал любит иногда выбраться за город на три – четыре часа.Вторая половина дня проходит спокойно. Побег из тюрьмы двух преступников, которым явно кто-то помог удрать, – единственная местная новость. Неожиданное продолжение она получит только в том случае, если охота на этих людей, лениво направляемая помощниками шерифа, даст какие-нибудь результаты. Но Адриан не слишком верит в это. Вряд ли сегодня произойдет что-то, достойное упоминания в рубрике "В последний час". Завтрашний номер газеты уже сверстан и готов к печати.– Поеду немного проветриться, любимая. К обеду вернусь.На круглом лице жены улыбаются все морщинки; Рэндалы живут вместе так долго, что можно уже ничего не объяснять.Она знает, что Адриан поедет по ухабистой дороге, которую кое-как проложили в горах над Рок-Ривером. Там, наверху, он присядет на камень, закурит трубку и будет долго смотреть на свой город.Пятнадцать лет назад, еще до открытия шахты, лавочники по грамму продавали питьевую соду, полученную из гидрокарбоната натрия. Городок тогда умещался в своих изначальных границах – между длинной сортировочной станцией, где по-прежнему стояла цистерна для заправки паровозов, и дорогой – будущей автострадой. Станцию и дорогу соединяли короткие и крутые улицы, в четверти мили одна от другой. Сверху Рок-Ривер напоминал куриный насест.А потом городок начал стремительно расти и перемахнул через реку, в честь которой его назвали, желтую и грязную летом и замерзшую все остальное время. Адриан смотрит на выветренные склоны по ту сторону каньона, рядом с выступами, на которые прежде взбирались только овцы, искавшие траву погуще, а теперь там стоят времянки, сборные домики, что служат лет по десять, а по сторонам будущих улиц, проложенных концентрическими полукругами, выстроились цепочки автофургонов. Удобств – никаких. Здесь же примостилось здание, в котором временно открыли школу, и торговый центр, сооруженный на скорую руку, но слишком претенциозный для этого пустыря.Сорок лет назад, когда Адриан работал на железной дороге, чтобы платить за учебу, на станции Рок-Ривера уже пересекались три главные линии. Вокруг пооткрывалось множество баров, танцевальных залов, притонов и забегаловок, где бурлила развеселая жизнь. И ночью, при неоновом освещении убогие и грязные домишки выглядели не так уж тоскливо.Когда от станции отъезжал поезд, дрожали все здания на нижней улице. То была эпоха угля и пара.Совсем другое дело – нынешние локомотивы, огромные, красно-желтые, с четырьмя дизельными моторами в три тысячи лошадиных сил каждый; сверху – крошечная застекленная кабина для машиниста. Ежедневно по их воле с места трогаются двести вагонов по сотне тонн, скользят по рельсам, излучая прозрачные волны тепла, набирают скорость и исчезают вдали, в направлении индустриальных центров.Если бы не железная дорога, пустыня замерла бы в своей дреме, совсем как Рок-Ривер и прочие городки-миражи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15