Потому что, едва он сел, сразу за дверью услышал движение, в двери распахнулось оконце и его спросили:
— Пить, есть хочешь?
— Спасибо, — вежливо ответил Пётр. — Где я?
— Это тебе потом объяснят. Я тебя спрашиваю: есть и пить будешь? Значит так, если пить, то могу воду, чай или апельсиновый сок. А из еды есть пирожные со взбитыми сливками, сметана и бутерброды с красной икрой.
Услышав предложенное меню, Пётр подумал, что продолжает спать. Но раз уж ему предоставилась возможность заесть бутерброды с красной икрой пирожными, то он решил не отказываться. Пусть и во сне. Тем более что пирожные со взбитыми сливками он обожал.
— А все можно? — спросил он, удивляясь собственному нахальству.
— Можно все, — подтвердил голос.
— Тогда два бутерброда с икрой, два пирожных, кофе и стакан сока. Сметану — не надо.
— Сметану тоже надо, — ответил охранник. Или официант, который по совместительству работал охранником. — А кофе не будет. Его в рационе нет.
— Ну хорошо и сметану тоже, — миролюбиво согласился Пётр.
Он был уверен, что на этом сон и закончится.
Однако через несколько минут в дверцу было просунуто все, что он заказывал.
— Начать со сметаны, — произнёс повелительно тот же голос.
В этом странном сне Петя выяснил, что заказал многовато, но тот же голос приказал доесть все. Потом Петра потянуло в сон.
Он проснулся, и охранник опять немедленно предложил еду. Тогда только Пётр понял, что это никакой не сон, а самая настоящая явь. Только непонятная и, может быть, страшная. Он стряхнул с себя дрёму и спросил:
— Где я нахожусь?
— Где, где… в звезде! — услышал Пётр ухмыляющийся голос.
— Я серьёзно спрашиваю!
— А то я несерьёзно.
— За что меня задержали? Я хочу знать.
— Будет время, все узнаешь. А сейчас ешь давай, пока кормят.
— Нет, вы сначала доложите своему начальнику, что я требую ясности. Я должен позвонить домой…
— Уже позвонили!
Пётр так и не понял, издевается над ним голос или в самом деле тюремщики позвонили к нему домой. Да, но ведь в тюрьме не кормят пирожными и красной икрой. Хотя как знать, может быть, его поместили в какой-нибудь филиал шведского изолятора. Он сам слышал, что в городе работают шведские приюты, шведские хосписы, может, Швеция и свою тюрьму открыла…
— И все-таки вызовите своего начальника и адвоката.
— Как же, сейчас возьму и вызову! — с той же издевательской интонацией проговорил стражник.
После еды Пётр заснул опять. А когда проснулся, не стал открывать глаза и постарался напрячься и вспомнить, как же он тут оказался. Когда и за что его задержали?
Он поссорился с мамой — это помнилось отчётливо. Выбежал на улицу. Там неожиданно столкнулся с Данилой.
— А я к тебе, хотел в бассейн отвести, — сказал тот и, глупо посмеиваясь, полез обниматься. — Пойдём в бассейн, а? — прошептал он, дыша прямо в ухо. — Там тебе хорошо будет!
Петя постарался увернуться от его объятий и вдруг что-то укололо его в шею. Какая-то иголка была в рукаве у этого Данилы или что-то похожее. Это он помнил. А ещё помнил, как, выскользнув из объятий и трогая уколотое место, выкрикнул:
— Да иди ты! Совсем уже?!
— Ничего, скоро тебе будет хорошо, — ответил, хихикая Данила.
Дальше — все, дальше Пётр не мог вспомнить ничего — до того момента, пока не проснулся здесь. Но ведь как-то его сюда перевезли. Может, даже в наручниках. И какие-то документы обязаны были оформить. Ничего этого в памяти не было.
В СПАСИТЕЛЬНУЮ АНТАЛИЮ
Самолёт в Анталию улетал утром, в двадцать минут седьмого. Григорий Равшанбекович приехал к старому таксидермисту вечером.
— Ты, главное, не теряйся, отец! — говорил он намеренно бодрым голосом. — Осмотрись, а там, с твоими-то руками, найдёшь себе дело. Документы у тебя нормальные. Деньги я через месяц вышлю. Как долетишь, позвони.
Сын завёл будильник и предложил выпить по стопочке.
Тут в дверь к ним и позвонили…
«Дорогой друг!
Позвольте Вас обеспокоить дополнительными сведениями об искомом субъекте…»
Прочитав начало электронного послания, тот, кого в этой жизни звали Николаем, удовлетворённо хмыкнул. «Позвольте Вас обеспокоить»! Изысканная вежливость, которой отличалась сеть в первые годы существования, стала постепенно исчезать после того, как в Интернет хлынула хамоватая толпа юзеров.
«Февральские друзья сообщают ещё один из возможных адресов, по которым можно обнаружить интересующего их человека».
Обычно Николай получал заказы с точно обозначенными координатами, должностями, кличками и списками прегрешений перед Богом и человечеством. И лишь изредка в тексте заказа красовались одни прегрешения да фамилия того, чью земную жизнь требовалось пресечь. Здесь был сходный случай.
Но ситуация осложнилась. Субъект залёг на дно, причём настолько глубоко, что аналитики не могли обнаружить ни одного сигнала о его деятельности. О прошлой его жизни они выдали гору информации, но копаться в ней было не только муторно, а и бесполезно. О том, где искать сейчас и под какой он нынче ходит фамилией, не знал никто. А дата прихода судна «Корона Карибов» приближалась.
Николай отключил ноутбук и, прихватив потёртую сумку, которую таскал на плече, решил, не откладывая, проверить и этот адрес. В сумке среди всяческих мелких приспособлений, например, для вскрытия почти любого замка, лежала коробочка с интеллигентской темно-русой бородкой, париком такого же цвета, очками, гримом.
Стояли относительные тёплые дни, и в открытые лестничные окна влетали запахи прошлогодних прелых листьев и пробуждающейся после таяния снега земли.
На площадке в районе второго этажа роняли что-то тяжёлое: то ли шкаф, то ли диван. Но уже через секунду Николай понял, что там шло побоище. Двое быков избивали молодого мужчину в трусах и майке, который пытался прикрыть седовласого старика.
— Отец, беги, беги! — кричал мужчина.
Пока Николай спускался, быкам удалось сбить с ног молодого и тогда они взялись за старика. Старик сделал неловкую попытку увернуться, но после первого удара стал медленно оседать на пол.
В России с соседями Николаю везло. Где бы он ни останавливался, их жизни обязательно сплеталась с его делами. Так и тут. Нет чтобы робкой тенью «я ничего не вижу и вообще меня тут не проходило» проскочить через опасную площадку, так он остановился и бодро спросил быков:
— Что ещё за Куликово поле?
И мгновенно один из быков, тот, который уложил на пол старика, развернулся и с полоборота врезал чересчур любопытному мужичонке. Удар был нацелен в печень, после чего любопытствующему полагалось также присесть в углу и с полчаса корчиться на недавно вымытой площадке. Но тот, сделав испуганное лицо, отклонился в сторону, и кулак пролетел мимо.
Лестница была по-прежнему безлюдна. Догадливые жильцы, если и стояли у своих дверей, прильнув к глазкам, то предпочитали делать это бесшумно. Лишь недогадливый мужичонка с задрипанной сумкой через плечо, так и не поняв, в какую историю он ввязывается, продолжал поучать:
— Нехорошо стариков обижать, — начал было он, но договорить не успел, потому что тот же бык, который целил в печень, теперь обрушил кулак ему на голову. И снова мужичок испуганно уклонился от удара, так что бык сам чуть не грохнулся на пол. — Я говорю, нельзя обижать старших.
Л старик, услышав подмогу, негромко простонал:
— Помогите!
— Сучара! В свидетели лезешь! — проговорил, зло улыбаясь, другой бык, который добивал в дверях квартиры молодого парня. — Кончай его на хрен!
И тогда первый вынул заточку. Но вид её заступника не испугал, а даже как бы обрадовал.
— Физкультпривет! — сказал он и, смешно подпрыгнув, нанёс правой ногой такой удар в подбородок, после которого заточка полетела на ступеньки, а сам бык опустился на четвереньки и молча, по-собачьи, быстро-быстро побежал к распахнутому окну. Так и не произнеся ни слова, он зацепился руками за подоконник, перевалил тело и плюхнулся со второго этажа на землю.
— Я ж говорил! — мужичок повернулся ко второму быку, который на мгновение растерянно прижался к стене, и, назидательно подняв палец кверху, добавил:
— Считала Машка, что Ленку выпорет, да сама зад подставила. — Он вгляделся в быка и вдруг спросил доброжелательно:
— Тебе колено ломать или сам уйдёшь?
— Сам, — хрипло проговорил бык, оторвался от стены и, проскочив вниз ступенек десять, перемахнул через перила на следующий проем.
— Спрячьте нас где-нибудь на ночь, — попросил старик, едва двигая разбитыми губами.
В небольшом одноэтажном зале вылета международного аэропорта «Пулково» только-только включили свет после ночного перерыва. Автобус-экспресс подвёз первых утренних пассажиров. Все они улетали в Анталию. За столиками в середине зала началась обычная суета — те, кто первый раз в жизни оформлял декларации, подсматривал у соседей. Успевшие это сделать, выстроились в очередь к проёму в стене на таможенный контроль.
Серая «Нива», стремительно тормознув, остановилась напротив входа в здание. Из неё вышли старик и молодой мужчина со старательно загримированным синяком под глазом. Мужчина нёс в руке современный длинный рюкзак. Водитель, посидев несколько минут за рулём, тоже покинул автомобиль и остановился недалеко от раскрытых дверей так, чтобы видеть одновременно происходящее на площади и в зале.
Молодой встал у столика, прислонив к ноге багаж и, почти не отрывая шариковой ручки от бумаги, стремительно заполнял декларацию. А старик, заняв очередь на контроль, смотрел на него и вдруг вспомнил: давным-давно, когда сын был пацанёнком лет десяти, сердобольная соседка с лестницы назвала его сиротой казанской. И пацан яростно закричал:
— Не сирота я, не сирота! У меня есть отец родной! А потом прибежал домой и потребовал:
— Скажи им, слышишь! Скажи им, что ты — родной!
Старик тогда несколько дней улыбался от счастья.
Очередь продвигалась быстро, и, когда сын принёс заполненную декларацию, на прощание им оставалось несколько секунд.
— Все, отец, держись там. А через год вернёшься, и все будет нормалёк. — Молодой улыбался, .но в улыбке его не было веселья.
— Спасибо тебе, Гриша, — прохрипел старик и, отвернувшись, хлюпнул носом.
— Может, и правда доживу. Ты, главное, сам-то держись. И спасителю — тоже спасибо. — С этими словами он подхватил рюкзак и скрылся за непрозрачной стеной.
Водитель продолжал стоять в дверях, равнодушно наблюдая за суетой в зале.
— Все чисто, — сказал он молодому. — Поехали.
Ночь они провели в другой квартире у Николая. Квартира была тоже в спальном районе и тоже на краю города, но только край был другим — там, где проспект Ветеранов переходил в улицу Пионерстроя. И пока молодой спал, старый таксидермист доверил едва знакомому человеку то, чего не сказал сыну.
— Привезли насильно. И говорят: снимай с него кожу, и чтоб ни одного пореза! У меня руки трясутся. Тело ещё тёплое, но кожа, она быстро портится на трупе. Я им говорю: «Не буду!» А они мне: «Тогда с тебя сейчас снимем. Разрисуем и снимем».
Николай — по этому адресу он, правда, был записан как Алексей — кивал головой, но слушал вполуха до тех пор, пока старик не назвал адрес. Тут-то Николай-Алексей и сделал внутреннюю стойку. Адресок был тот же самый, который он как раз в эту ночь собрался проверить. Именно его переслал ему Координатор от «Февральских друзей».
— Чеченцы наверно, — предположил Николай. — Нам их обычаи не понять: кровная месть, всякие тейпы.
— Не, чистые братья-славяне. Но один кавказец у них есть, это точно. Я, когда в другой раз работу заканчивал, один парень, Волк — имя такое, сказал: пойду доложу чеченцу.
— Ага, — подтвердил Николай. — А я что говорил: русский с чеченом — братья навек. Ну и сколько раз работать пришлось?
— Четыре. Сегодня был бы пятый, если б не вы. Я потому и отчаливаю так срочно…
— Да, везли Мендельсона на свадьбу, а он похоронный марш сыграл, — подвёл итог рассказу старика Николай. — Предлагаю несколько часов соснуть. А насчёт этих пацанов — больше они вас не потревожат. Ни чечен, ни славяне, — пообещал он. — Так что покантуетесь там у ласкового моря месяца два и возвращайтесь.
То же самое Николай сказал и при прощании молодому, когда они подъезжали к метро «Московская».
— За отца не болей. Месяца через два его тут уже никто не обидит.
— Не знаю, как вас и благодарить! — Григорий протянул визитную карточку. — Если каких детей в спортивную секцию — я их сразу устрою.
— Преподаватель физкультуры. Серебряная медаль на Олимпиаде в Мельбурне, — прочитал вслух Николай и рассмеялся. — Такие люди! Учтём.
ЖИЗНЬ СРЕДИ ГОЛЫХ МУЖЧИН
— Мама, а когда нам отопление включат? — спросил Пётр как-то утром, складывая конспекты в папку. — Они что, навсегда его отключили?
— Петя, ты же знаешь, я не спец по водопроводным и отопительным делам. — Ольга Васильевна не любила, когда сыновья отвлекали её от поглощения в Интернете биологических новостей. — Водопроводчик сказал, что завтра-послезавтра придёт. Найдёт новую батарею, поставит её и все подключит.
Видно, пока не нашёл, так что терпи. Да и вообще, в конце концов, кто у нас в семье старший мужчина? Сходи в жилконтору и поторопи.
Слова насчёт старшего мужчины Петя пропустил, видимо, ему было комфортнее, чтобы все осталось так, как было эти годы: после исчезновения Геннадия мать представляла для сыновей сразу все взрослое человечество. Он высек из её монолога только нескорый срок.
— С отоплением — ладно, черт с ним. Но ведь заодно отключили и горячее водоснабжение. Не знаю, как вы, а я привык мыться каждый день.
— Угу, каждый день и каждый год, — то ли подумала, то ли ответила вслух Ольга.
В тот вечер у неё не было работы в институтской лаборатории — требовался жидкий гелий, а дьюар, в котором его хранят, доставляли только по пятницам, и она вернулась домой довольно рано. Младшего сына, Павлушу, мать застала сидящим за уроками. Или изображающего, что он за ними сидит.
— А Петька в баню пошёл, — сказал он с весёлым удивлением, словно эта новость его сильно забавляла. — Взял чистое бельё, а полотенце отложил, сказал, что он узнавал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51