На ней был махровый халат, под мокрыми волосами растекалось на простыне темное пятно. Муж понял, что она только что вымылась. Получается, когда он упал и потерял сознание, она спокойно ушла в ванную смывать полосы.
— Мне плохо. — Он попытался сесть, это получилось с трудом, тогда он отполз к стене и прислонился спиной. — Принеси льда, у меня затылок…
— В хо-ло-диль-ни-ке, — по слогам сказала жена.
— Мне надо выпить. — Муж ощупывал голову, его мутило.
— Там же.
— Помоги мне встать!..
— Не могу, — ответила Ольга Антоновна и перекатилась на живот. — Я пьяная и плохо орипи… орини… о-ри-ен-ти-ру-юсь в про-стран-с-с-с…
— Что же это такое. — Муж с трудом стал на четвереньки и медленно встал, держась за стенку. Он пришел через десять минут с маленькой чашечкой, сел рядом с Ольгой Антоновной. — Выпей. Нам надо поговорить. — Ему пришлось просунуть руку ей под спину и приподнять тяжелое податливое тело, скривившись от боли в голове. — Это кофе с лимоном. Крепкий.
Ольга собралась сделать глоток, но что-то ее так рассмешило, что она прыснула, забрызгав ему лицо и рубашку. Муж дернулся и медленно провел ладонью по лицу.
— Ты в этом тюр-ба-не очень хорош! — Она показала рукой, в которой была чашка, на его голову, замотанную полотенцем, и залила коричневой жижей кровать. После чего попробовала выпить свой кофе, с удивлением таращилась несколько секунд в пустую чашку, отбросила ее на пол, выползла из халата, свернулась калачиком и заснула.
Муж Ольги Антоновны сделал несколько звонков и отключил телефон, выпил пару таблеток, внимательно рассмотрел себя в зеркале и решил дать жене поспать часик. Он лег рядом, устроив подушку под шеей, чтобы голова свешивалась, и хотел все спокойно обдумать, но вдруг тоже заснул, словно еще раз потерял сознание.
Странно, но он очень хорошо отдохнул во время этого сна. Открыв глаза, он опять с удивлением огляделся вокруг, потому что сон бережно зализал последние тяжелые минуты. Ольга сидела рядом, голая, со стаканом сока, и так изучающе разглядывала лежащего возле нее далеко не молодого мужчину, словно тоже заблудилась во сне.
— Больно? — Она показала рукой на его голову.
— Я плохо упал, — сказал муж. Со словами пришла боль и легкая тошнота.
— Я же сказала, что нельзя! — В голосе жены слышались истерические нотки, но она была трезвой.
— Сейчас вечер? — спросил муж, покосившись в сумеречное окно и стараясь не поворачивать голову.
— Не знаю. По-моему, утро. На часах четыре. Темно — значит, не день.
— Не может быть. — Муж медленно сел. — Я шел поговорить с тобой. Уже утро, какой кошмар!
— Неужели, — равнодушно сказала Ольга.
— Ольга! Поговори со мной.
— Я не могу. Ты не поймешь.
— Ну ты хотя бы согласна, что с тобой не все в порядке? — Мужу удалось встать, он осторожно ходил туда-сюда по комнате, обходя препятствия.
— Это как сказать. Может, я только сейчас и устраиваю порядок в своей жизни.
— Подожди, ты понимаешь, что у тебя это возрастное? — Он тут же пожалел о сказанном, рассмотрев ее лицо, и поспешил загладить промах:
— Слушай, каждый человек должен заниматься своим делом. Согласна? Ты заболела, не занимайся самолечением, иди к врачу! Это же очень просто. У тебя же есть психиатр, он тебя консультирует, давай его вызовем.
— «Своим делом», — кивнула Ольга, соглашаясь, — а какое у меня дело, а? Таскаться возле тебя красивой пристежкой, по выставкам шастать, жаловаться массажисткам, учить японский, на кой черт он мне нужен! Ведь я даже переводить с тобой ездить не могу никуда!
— Ольга, роди ребенка. Нет, я серьезно. Уже пора.
Ольга задохнулась, словно налетев на препятствие:
— Ты что… Ты действительно понимаешь, что со мной происходит?
На него смотрели почти безумные глаза в красных прожилках воспаленных белков.
— Я все понимаю, я тебя очень люблю и предлагаю тебе поехать куда-нибудь отдохнуть. А что, пошлю все к черту, все эти комиссии, государственные интересы, давай махнем рыбу ловить или тигров стрелять. Слушай… — Он вдруг резко повернулся к ней и встревоженно спросил:
— А ты не беременна?
Ольга безучастно смотрела в темнеющее окно. Ее глаза угасли, как только муж заговорил о поездках.
— Нет. Я только влюблена жутко, а больше ничего интересного.
— Что ж ты сразу не сказала? — с облегчением почти крикнул муж. — Ну как же ты меня напугала!
— Ты не понял. Я как-то неудачно на этот раз вляпалась. Я без него жить не могу. Я решила посмотреть, сколько выдержу. Мне хватило и двух дней. Потом пришлось напиться, чтобы не побежать к нему.
— Какие проблемы, только подумайте! Он кто — официант? Сантехник? Да беги, только охраняйся получше, а то лечиться придется, когда вернешься. Беги, только не пей и не ползай тут раскрашенная в полоску!
— Вот так, да? — крикнула Ольга, заводясь. — Не зарази, значит, нас, уважаемых, а то мы люди очень важные для государства! Я не пойму, как же я рожу от него ребенка, если должна «охраняться» и заботиться о твоем здоровье?!
— Не обязательно рожать ребенка от мойщика окон, детей рожают от мужа! — Руки у мужа тряслись, он подошел к Ольге близко и с ненавистью, смешанной с удивлением, разглядывал эту совершенно незнакомую бешеную женщину.
— Детей рожают от любимого! — крикнула Ольга, а муж, плохо соображая, что делает, ударил ее кулаком в лицо.
Ольга упала на кровать навзничь, но потом вдруг закинула ноги и кувыркнулась назад. Пока ее муж, застыв на месте, пытался обрести способность соображать и как-то извиниться, Ольга схватила с пола поднос, размахнулась, подбегая, голая, растрепанная и ужасная в гневе, как древнегреческая богиня. Он был настолько заворожен ее видом, что даже не поднял руки, чтобы закрыть голову. Раздался длинный, чуть вибрирующий металлический звук. По ковру покатились оранжевые замшевые персики.
Приходящая домработница обнаружила в девять утра совершенно разоренную спальню и две неподвижные фигуры на кровати. Хозяин был одет и даже в галстуке. Хозяйка — абсолютно голая. Домработница заметалась по квартире и пыталась звонить, но телефоны молчали. Когда она, подвывая от страха, засовывала трясущейся рукой вилку телефона в розетку, кто-то взял ее за локоть и не дал это сделать. Обмирая, она медленно повернулась и успела закрыть себе рот другой рукой. Крик получился придушенный. Перед ней стояла хозяйка — босая, она подошла неслышно по коврам. Хозяйка высоко поднимала голову и смотрела на нее одним полноценным глазом, правда довольно бессмысленным, и другим, совершенно заплывшим и плохо открывающимся.
— Пошли на кухню, — сказала она, еле ворочая языком, — наклюкаемся вдрабадан…
Хозяину тоже сделали коктейль. Он пил из высокого стакана водку с лимонным соком и желтком, а две женщины держали его по бокам. Муж Ольги Антоновны вдыхал молча, а выдыхал со стоном.
— Как я рада, господи, ну как же я рада! — чуть не плакала домработница. — Я думала, что вас убили!
Она, пошатываясь, немного убрала комнату, но мебель трогать не стала, чтобы не будить уже раздетого хозяина и слегка одетую — кружевная рубашка — хозяйку. Выпив, те спали, отвернувшись друг от друга. Домработница закрыла окна шторами, проверила плиту и сигнализацию, но, дойдя до двери, обнаружила, что передвигается с трудом. Погрозив себе пальцем, благоразумно прилегла в гостиной на диване в огромных подушках с желто-золотыми разводами холодного скользкого шелка.
Муж Ольги Антоновны проснулся поздним вечером, и они поужинали с домработницей, которую он разбудил и вытащил из дивана за руку, потому что диван этот совершенно засасывал любого, кто в него попадал. Домработнице было неловко спрашивать, где Ольга Антоновна. Хозяин жевал молча и сосредоточенно, а после еды заперся в кабинете работать. Домработница почти два часа тщательно убирала спальню. Она сгребла ладошкой в кучку разорванную на мелкие клочки бумажку. Это была записка, на некоторых кусочках были видны буквы, уже потерявшие всякий смысл. Когда она одевалась, в коридор вышел хозяин.
— Кофейный ликер остался? — спросил он. — Или водки хотите?
— Мне бы домой, поздно уже.
— А как вам наш… мой диван? — Он смотрел на нее поверх очков.
А вы меня завтра из него вытащите? — спросила пожилая женщина, медленно расстегивая плащ и почувствовав — восьмым? девятым? чувством — страх стоящего возле нее пожилого мужчины остаться одному.
Майор Карпелов и оперуполномоченный лейтенант Январь перелопатили уйму донесений, протоколов и газет, отыскивая все подробности жизни красавицы из «Плейбоя». Карпелов сначала ошибся, услышав от Пеликана кличку «мисс Июнь», и искал следы в преступном мире. Но первый же звонок в поисках женщины по кличке Апельсин дал такую странную информацию, что Карпелов ошарашенно разглядывал несколько секунд трубку телефона, прежде чем ее положить.
— Что-то горяченькое? — поинтересовался Миша Январь.
— Она из органов, — сказал Карпелов и показал на журнал, — ничего не понимаю.
И через два дня Карпелов все еще плохо понимал, а еще меньше верил в собранную информацию. Получалось, что в отделе убийств Центрального округа работала обалденная баба, профессиональный снайпер, офицер и красавица одновременно. Она убила на допросах парочку плохих дядей, за что была отстранена от работы. Убийства плохих дядей на этом не закончились, бог знает как ее занесло в публичный дом в Турции, где она зарезала ножом авторитета по кличке Самосвал. Предположительно, перед этим ей удалось свернуть шею напарнику Самосвала, большому Максу Людоеду. Потом она перешла на офицеров федеральной службы и застрелила в подвале одного банка офицера Денисова.
— А на вид нормальная! — озадаченно сказал Миша Январь, выслушав Карпелова и любуясь фотографией, где роковая женщина сидела на стуле в шляпе. — И дальше что? Ушла в манекенщицы?
— А дальше — бред, да и только. Застрелилась. Обнаружена у себя в квартире застрелившейся в голову. В ванной. Ищи, Миша, ищи, посмотри внимательно протоколы с места самоубийства. Самое незначительное, хоть какую-нибудь зацепочку! Почему Пеликан знает ее кличку? Кто такой Мамацуи? На кой черт такой бабе стреляться?
— Что именно искать? Ты думаешь, ее убрали федералы?
— Просто выдерни все, что тебя зацепит, любую ненормальность!
К вечеру Миша Январь выдернул две ненормальности. Первую — из отчетов о слежке за Евой Николаевной Кургановой, старшим лейтенантом милиции, объявленной в розыск после убийства Денисова, офицера ФСБ. Вторую — из протокола об осмотре места самоубийства — квартиры Евы Кургановой.
— Получается так, — азартно шлепал ладонью по бумажкам Январь, — вчера, допустим, квартиру осмотрели, слежку установили, а завтра ее обнаруживает в ванной подруга, и, судя по запаху, — недельный покойничек.
— Перенесли труп из другого места? — спросил сам себя Карпелов.
— Дальше — еще интересней. Я прогнал по компьютеру адрес ее квартиры. И что я вижу! В тот день, когда ее обнаружили, в этом же месте задержан раненый Хрустов Виктор Степанович, офицер в отставке. Прогоняю Хрустова. Убийство женщины в Турции с отделением головы.
— Подожди, не путай меня с этой головой. Значит, вместе с Кургановой в квартире был раненый по фамилии Хрустов?
— А вот тут неувязочка номер два. Он потом появился. Сначала нашли Курганову. Вызвали «скорую» и милицию. Пока ждали, в квартире появился подстреленный Хрустов.
— Так, — Карпелов стукнул по столу ладонью, — данные на Хрустова! Он же где-то сидит?
Что?! — закричал майор, видя, как Миша Январь отрицательно качает головой. — Умер?
— Никак нет. Хрустов сбежал месяц назад из тюремной больницы. У него было прострелено легкое. Объявлен в розыск.
Карпелов нервно меряет шагами кабинет. Он почти ощущает напряженную и прочную паутину, в которую влезает. Паутина сопротивляется, да ведь это только дело времени.
— Помните побег Слоника, товарищ майор? Через день после этого был убит подполковник Хорватый из прокуратуры.
— Слушай, Январь, ты уж совсем, это уже миф какой-то! Здесь-то она при чем?
— Он был с ней в отношениях. Это сплетни. Но убили его в перестрелке с турками, а Курганову перед этим турки похитили. Это по факту.
— А Слоника ты к чему приплел?
— Так ведь Хрустов этот женщине голову отрезал в особняке Слоника в Турции, а не где-нибудь. И Самосвала Курганова в Турции зарезала. За что была закована в сундук и брошена в море.
Карпелов смотрит безумными глазами на задумавшегося Мишу Января.
— Знаешь, что в этом деле плохо? — спрашивает он, а когда Январь не реагирует, толкает его легко в спину. — Очень много информации, ну просто очень много, так не бывает. Поэтому мы сделаем так. Работа у нас идет по Пеликану. Он назвал кличку этой женщины и несколько других, из которых одна — полная неожиданность. Не проходит у нас нигде эта кличка. Я теперь с него не слезу, но и давить сильно не хочу, потому что собираюсь через него выйти на снайпера с ВДНХ. Получается, что в «Пчеловодстве» он к Пеликану подошел, он, зараза! А мы ведь его даже не сфотографировали!
— Кого? — удивился Миша.
— Туляка этого в плаще! Отпечатки пальцев взяли, а фотографий нет, потому как отпущен после выяснения личности!
— Вы думаете, это он — крокодила?..
— Ты писал отчет. Опрос продавцов.
— Они не слышали, о чем Пеликан говорил с этим в плаще.
— Тоже верно, — кивнул Карпелов, — может, попрошайничал или просил закурить. А Пеликан опять грузит. Стоп. Что ты говорил про компьютер только что?
— Искал по адресу, есть ли информация.
— У Пеликана при задержании было несколько дискет. Быстренько проверь их. Пленка в фотоаппарате должна быть. Проявить. Обыск на квартире. Свяжись с родителями. Прогони информацию на слово «мамацуи» или «мама цуи»
Слушаюсь. — Январь собирал на столе бумаги, задержался взглядом на обложке. — Такая! — сказал он мечтательно. — И мертвая..
Ева Николаевна Курганова вышла из скорого поезда на Курском вокзале. Одета она была в потрепанные джинсы и футболку. На голове кепка с козырьком, через плечо — спортивная сумка. В прорези кепки сзади задорно подскакивал при ходьбе маленький хвостик темных волос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45