– Инженер? – Видите ли, в машинном отделении обстановка несколько иная, там длительное плавание будет переноситься легче, по скольку у людей всегда найдется какое-то занятие – исправить один механизм, отремонтировать другой... И все же месяц – это многовато...
– Господа офицеры, – не до слушав, бесстрастно говорит Тутте, – нам приказано выйти в длительное плавание и, если окажется возможным, совершать его без всплытия лодки на поверх ность.
Офицеры молча смотрят на командира. Тутте знает, о чем они сейчас думают, – о моральном состоянии матросов, об их боеспособности. О том же думает и он.
– И без базы, – добавляет он.
– А сколько будет длиться плавание? – деликатно кашлянув, интересуется первый помощник.
– Столько, сколько может длиться кругосветный поход с боями, – мрачно отвечает Тутте.
Подводники слишком хорошо дисциплинированны, чтобы выражать удивление или недовольство, и Тутте, улыбнувшись, продолжает:
– Но я полагаю, что у нас все же должна быть какая-то база, хотя бы для того только, чтобы мы могли всплыть и взглянуть на солнце. Это не обязательно должна быть военно-морская база – мы в состоянии взять с собой достаточные запасы продовольствия и торпед, – а лишь укромное место для отдыха. Командование возражает, но... – Тутте многозначительно ухмыльнулся, – как только мы окажемся в море, оно, возможно, передумает...
Я долго сидел, размышляя над этой вымышленной сценой. Не выдаю ли я желаемое за действительность? – спрашивал я себя. – Но как командир подводной лодки я бы обязательно решил всплыть и отдохнуть. Что будет происходить в подводной лодке после ее месячного пребывания под водой? Правда, в АПЛI воздух не будет таким тяжелым, как в подводной лодке обычного типа. Ну а как с отбросами, которые неизбежно будут копиться во время боевых операций, и как бороться с плесенью, которая покроет все внутри? В каком физическом состоянии окажется команда? Не подвергнутся ли люди каким-нибудь заболеваниям в результате столь длительного пребывания под водой? И еще: так ли уж совершенны машины АПЛI? Не окажется ли, что отработанное топливо будет выделять какие-нибудь ядовитые вещества? Да, АПЛI может оказаться технически совершенным кораблем, рассуждал я. Но как в нем поведут себя люди, до этого плававшие в обычных подводных лодках? Выдержат ли они такое длительное нервное напряжение в условиях боевой обстановки?.. Нет, лодка должна располагать каким-то убежищем, каким-то укромным уголком, и я на месте Ганса Тутте обязательно бы на шел какую-нибудь уютную бухточку, где люди могли бы свободно покурить, искупаться, позагорать. Именно это, убеждал я себя, и есть ахиллесова пята АПЛI. Да, да, да! Она должна иметь базу, убежище, укромную бухту...
Я так обрадовался своей догадке, что не сразу заметил, как старый капитан Пэйс пришел в сознание.
– Джеффри! – радостно произнес он и протянул мне слабеющую руку. – Вот уж не ожидал увидеть рядом с собой перед своим последним рейсом настоящего моряка!
Я пробормотал что-то вроде того, что все, дескать, будет хорошо.
– Чушь! – спокойно возразил дед. – Я умираю, и ты это знаешь. Что ты сейчас делаешь? По чему ты здесь, а не в море? Надеюсь, ты не бросил свою подводную лодку только ради того, что бы присутствовать при смерти старика?
Он приподнялся на подушках.
– Нет, – твердо, ответил я и понял, что мой ответ взбодрил его. – По особому приказу...
– О котором нельзя говорить, да? – слабо улыбнулся он.
«Черт возьми, – подумал я, – а почему бы в самом деле не рассказать ему? Ведь он же все равно умрет через несколько часов. Он всю жизнь в море... Кто знает, не подскажет ли он что-нибудь такое, что поможет мне найти АПЛI? Да и мне самому легче, когда я поделюсь с ним своим секретом».
Я встал, плотно закрыл дверь, подсел к старику и подробно рассказал ему о полученном приказе, о Гансе Тутте, о том, что я сделал бы на его месте, и о своей уверенности, что АПЛI, безусловно, нужна какая-то база. Глаза старика загорелись, он вдруг встрепенулся и уже другим, энергичным голосом спросил:
– Где будет рыскать эта АПЛI?
– В Южной Атлантике.
– Я же знаю этот район как свои пять пальцев! – воскликнул дед. – Никаких островов там нет. На побережье Южной Америки укромных уголков сколько угодно, но климат такой, что ни один капитан не станет искать там местечка для отдыха команды. И людей там в общем-то многовато. Да и командование наше флотское не такое уж тупое, что бы оставить без внимания маршруты торговых судов в Южную Америку. Именно потому Харвуд нашел «Графа Шпее», – улыбнулся дед. – Нет, нет, на месте Тутте я бы выбрал Африку!
– Да, но и там те же недостатки, – и климат плохой, и народу многовато.
– Юго-Западная Африка! – повторил мой старик, взмахивая от волнения рукой.
– Но между Тигровой бухтой, Валвис-бей и Кейптауном нет ни одного сколько-нибудь подходящего залива или бухты, – возразил я, уже сожалея, что рассказал умирающему старику о полученном задании. – Я говорил об этом в Адмиралтействе.
– Адмиралтейство! – крикнул дед. – В Адмиралтействе даже не захотели ознакомиться с мои ми заметками о промерах глубин в тамошних водах! Принеси-ка, парень, карту, она лежит на моем столе. Нет, нет, не адмиралтейскую, а мою собственную... Какое водоизмещение, ты говоришь, у АПЛI? Три тысячи тонн? Черт побери, только-только, но она все же сможет пройти туда!..
Дед пришел в сильнейшее волнение. Я тихонько выскользнул из комнаты. На его письменном столе в беспорядке валялись карты, какие-то бумаги, старые счета и всякий хлам. Но мне все же удалось отыскать то, что старик называл «своей картой». Бегло взглянув на нее, я решил, что на ней нанесена, очевидно, часть побережья к югу от Анголы.
Я вернулся в спальню и, едва переступив порог, понял, что не отвратимое произошло – достаточно было одного взгляда на лицо деда, покрытое пятнами и искаженное судорогой. Задыхаясь и кашляя, старик откинулся на подушки. Умирающий громко произнес какое-то слово, похожее на «север».
– Север? – спросил я, наклоняясь к деду.
– Двадцать миль... север... север... север... – твердил он, но произносил это слово так, что его можно было понять и по-другому. – ...В двадцати милях... южнее... норда... большая скала... в двадцати милях к югу от...
В горле у него что-то заклокотало. Я решил, что все кончено, но, к моему удивлению, он поднял голову с подушек и отчетливо произнес: – Остров с кривой косой, парень. Все равно он принадлежит тебе...

НА ХВОСТЕ ТИГРА

Долгий день близился к концу; солнце быстро скатывалось на запад, к острову Св. Елены.
Я стоял в боевой рубке, и от сюда океан казался мне бесконечным. Здесь и в мирное-то время редко появлялись суда, а теперь, в дни войны, их и вовсе не стало. Свободные от вахты загорелые матросы играли в кости около орудия. Небольшие волны с юго-запада вяло лизали стальную палубу. Можно было подумать, что мы одни тут, на всем этом огромном пространстве. Джон Герланд в белой сорочке, расстегнутой у горла, загорелый, словно человек с рекламного объявления, лениво взглянул на увлеченных игрой матросов.
– Боюсь, Джеффри, что от такой жизни нам скоро осточертеет все на свете, и мы начнем делать ставки на игроков в кости, хотя это и запрещено военно-морским уставом.
Я промолчал. А вообще-то и меня тревожила мысль, что легкая жизнь разлагает команду, пусть и состоящую из опытных моряков-ветеранов. Из походов на подводных лодках люди не возвращаются загорелыми красавцами. До сих пор наше плавание проходило так легко и спокойно, что даже мысль о том, с какой целью мы находимся в этот солнечный вечер в Южной Атлантике, казалась странной и нереальной.
...После отпуска я прилетел в Гибралтар, где уже стояла «Форель», заправленная горючим и снабженная всеми необходимыми запасами. По чьему-то приказу на «Форель» были присланы даже американские и канадские деликатесные продукты, несколько ящиков шотландского виски и дюжина бутылок лучшего хереса. «Для идущих на смерть», – с горечью подумал я.
Ни в Гибралтаре, ни позже в Саймонстауне, ни в Кейптауне, где мы заправлялись горючим, ни у кого не появлялось и тени сомнения, что все требования «Форели» должны выполняться вне всякой очереди. Нам ни в чем и нигде не отказывали, и матросы быстро это поняли. Они предпочитали не думать об опасностях, скрывающихся за столь необычной щедростью, и были довольны, что имеют возможность жить как боги. Я случайно подслушал, как один из моих матросов в Саймонстауне, будучи основательно «под мухой», заявил: «Подавай мне виски! Никакой дряни для команды „Форели“! Все самое лучшее!»
Я не сразу заметил симптомы вялости и праздности среди экипажа лодки, но в конце концов понял, что недели крейсирования на огромных пространствах Южной Атлантики стали отрицательно сказываться на моряках.
Разумеется, мы вели патрулирование по определенному плану. Я разбил Южную Атлантику на небольшие квадраты и обозначил место, где был торпедирован «Данедин стар». Мы патрулировали круглосуточно, но в течение нескольких недель не заметили ни единого судна, ни единого паруса.
Абсолютно ничего.
Замечание Джона заставило меня серьезно задуматься. Я не мог до бесконечности занимать команду учебными атаками, погружениями, стрельбами по мишеням. Экипаж «Форели», очевидно, вступил в полосу кризиса – кризиса опасной скуки.
«Потопить АПЛI! Но где, черт возьми, искать ее?! – думал я, осматривая бескрайнюю водную гладь. – Может, она взорвалась и бесследно канула в морскую пучину? Может, нам придется продолжать патрулирование до тех пор, пока начальство в Адмиралтействе не убедится, что АПЛI больше не существует? Или, может, оно просто прикажет мне вернуться и потребует объяснения?..» Голос сигнальщика вернул меня к действительности.
– На мостике, сэр! Вижу треногие мачты!
«До чего же это приятно – увидеть хоть какой-нибудь корабль!» – мелькнуло у меня. Услышав сигнал тревоги, игроки в кости недоуменно переглянулись: они, наверно, успели забыть, что такое погружение!
– Восемьдесят футов! Курс три-два-ноль! Очистить мостик! – приказал я.
Мои обленившиеся матросы бросились в люк как сумасшедшие. «Ага! – с удовлетворением подумал я. – Опасность подействовала на них, словно инъекция!» «Форель» начала стремительно погружаться.
– Хорошо слышу по курсу один-пять, – доложил акустик и с плохо скрываемым возбуждением добавил: – Большие военные корабли!
«Форель» легла на боевой курс. Из волн вынырнул мрачный глаз перископа. Все еще не веря самому себе, я посмотрел на мачты. Британские военные корабли!
Два крейсера и четыре эсминца охранения.
– Взгляни и ты, Джон, – сказал я.
Волнение на лодке сразу улеглось. Можно только удивляться тому, как чутко улавливают опытные матросы мдлейшие интонации и голосе командира.
– Так что же, – нетерпеливо воскликнул Джон, – мы сейчас...
– Да, мы сейчас всплываем, – оборвал я. – Сигнальщик! Передайте вот это, – распорядился и и продиктовал текст с поставленными в начале кодовыми и опознавательными сигналами.
У меня не хватило решимости пропустить соединение британских военных кораблей, не обменявшись с ними приветствиями. «Форель» и так бродила в океане, как пария, хотя ее отверженная команда и жила в роскоши.
Еще не успела сбежать вода с корпуса лодки, как мы с Джоном были на мостике.
Эсминцы заняли боевые позиции.
– Посмотри-ка, Джеффри, – заулыбался Джон. – Они, конечно, заметили нас.
Миноносцы продолжали развертываться, вспарывая своими острыми носами длинные полосы вспененной воды. По спине у меня пробежал холодок, когда я заметил, как жерла всех шести восьмидюймовых орудий крейсеров медленно, словно раздумывая, уставились на «Форель».
– Ребята там всегда в готовности, – усмехаясь и в то же время нервничая, заметил Джон.
Несмотря на то, что мы вовремя подали опознавательный сигнал, эсминцы все еще держались на стороже, двигаясь широким полукольцом и делая узлов до тридцати. Я замигал сигнальной лампой «Олдиса», посылая визуальный опознавательный сигнал.
– Странно, – прошептал Джон. – Они же должны знать, что мы находимся в этом районе!
«Должны ли?» – подумал я, памятуя, что «Форель» предоставлена своей собственной судьбе. Сигнальщик вручил мне телеграмму: «Если вы „Форель“, то что вы тут делаете? Адмиралтейство ни о чем не извещало нас».
Я набросал ответ, передал его Джону, и тот удивленно вскинул брови. В ответе говорилось:
«Даже самая хорошая рыба, включая „Форель“, хотя бы изредка должна всплывать, чтобы подышать свежим воздухом».
Покачиваясь на легкой зыби, мы, стали ждать. Вскоре от эскадры отделился эсминец и быстро направился к нам.
– Вы действительно «Форель»? – послышался над водой металлический голос радиомегафона.
– Черт возьми, конечно, «Форель»! – нетерпеливо ответил я. – Разве вы приняли нас за фрицев?
В мегафоне раздался смех.
– Ну хорошо, хорошо! Послушайте, у меня есть почта для «Форели», адресованная на Саймонстаун. Сейчас пошлю к вам шлюпку.
Эсминец подошел ближе и спустил шлюпку. Ею командовал младший лейтенант.
– Вам перебросить почту, сэр? – спросил он с улыбкой, когда шлюпка приблизилась к нам почти вплотную.
– Давайте, давайте, – ответил я, живо представляя себе, как встретит эту почту моя истомившаяся от безделья и, скуки команда.
– У вас все в порядке? – осведомился офицер. – Вот уж не ожидали встретить вас в этом районе!
– Похоже, что так, – улыбнулся я и показал на эсминцы, по-прежнему покачивающиеся на волнах в боевой готовности.
– Да, оказаться в вашем положении – дело незавидное, – согласился офицер, перебрасывая нам мешки с почтой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22