Тогда сержант и сам выстрелил, раз и второй, наугад, потому что не видел, куда целиться. А когда поднялся, вокруг стояла тишина. Месяц выкатился из-за облака, стало светлее, да сколько он ни присматривался, никого не заметил.
Губавин был в отчаянии. Обошел сад, хоть и понимал, что это напрасные хлопоты. Потом побежал звонить в райотдел.
- Эх, Губавин, Губавин! - Панин поскреб ногтем подбородок и вздохнул.
Подходили оперативники. Последним пришел Очеретный.
- Натоптано много, - сказал он. - Утром осмотрим. Но одна штучка уже сейчас стоит внимания. Вот выколупал...
- "Тетушка", - сказал Панин, покрутив в пальцах чуть приплюснутую пулю. - "Тетушка", семь и шестьдесят две сотых. Ларион Григорьевич, нужно провести немедленную экспертизу. Проследите лично!
- Лучшего поручения нашему Лариону нельзя и придумать, - шепнул Ремез на ухо Котову. - Прямым ходом на свидание с Людочкой.
Панин поднялся.
- Как чувствуете себя, Губавин? Сменить вас?
- Не стоит, товарищ капитан. Ничего с моим носом до утра не случится.
Вид у сержанта был виноватый.
Когда вышли в переулок, Котов придержал Панина за локоть.
- Посоветоваться нужно, Олекса Николаевич, - сказал он, провожая глазами "газик" Савицкого. - Когда не спится, всякая всячина лезет в голову.
- Мы только и делаем, что занимаемся всякой всячиной, - рассеянно отозвался Панин, обдумывая ночное происшествие.
Котов вкратце изложил давнюю историю в прикарпатском селе.
- Вот я и подумал, - закончил он уже без особого энтузиазма. - Чего не бывает...
- ...Когда черт спит, а следователь смотрит в оба?
- Издеваешься?
- Нисколько. Ты же сам сказал: чего не бывает? Если и в самом деле это не химера, то где-то оно лежит?
- Хотел бы я знать, с чем его едят, это "оно", - пробормотал Ремез.
Сад серебрился в лунном свете. Расположен он был на склоне, потому-то и казалось, что стволы яблонь растут из земли наискось. Между деревьями пышно разросся бурьян. Через облепленную мхом ограду темнели кусты малины. Еще ниже, за железнодорожной насыпью, тускло поблескивали шифером крыши рыбацкого поселка; они заслоняли берег и половину лунной дорожки, которая пересекала плес речного залива.
Ремезу выпало осматривать нижнюю часть сада. Видно, оттого, что сразу за оградой был яр, где постоянно текла вода, яблони стояли тут роскошные, развесистые, переплетались ветвями. Внизу, изгибая на повороте длинный хвост, прогрохотал товарняк. Земля задрожала, отозвалась шелестом листвы. За грохотом и цоканьем колес на рельсах следователь не сразу услышал, что его зовут...
Панин стоял под яблоней, которая росла несколько в стороне за боковой стенкой гаража, кончиками пальцев держал завернутый в целлофан сверток. Котов кружил вокруг него с фотоаппаратом. Вспышки магния слепили глаза.
- Есть? - выдохнул Ремез.
- Есть, Жора, есть, - откликнулся Котов. - Как видишь, не зря я тебя из постели поднял. Подставь колено, дырку плохо снизу видно. Вот так... Потерпи, я еще разок. А у тебя, Олекса Николаевич, счастливая рука. С первого захода!
Котова распирало от радости. Панин еще раз оглядел дупло.
- Пусто, - сказал он. - Продолжим поиски?
- Не думаю, чтобы была потребность в еще одном тайнике, - возразил Котов. - Вон какая дырища! Туда не только этот сверток - что угодно можно засунуть.
Как ни хотелось скорее узнать, что в свертке, все же решили отложить осмотр до возвращения в райотдел.
4
Ночью по райотделу дежурил сам Журавко. Послав к Губавину оперативный наряд во главе с Очеретным, полковник позвонил Панину домой.
- Спишь? А в Тимирязевском стреляют. Поехал Очеретный, думаю, что и твой глаз не лишний. Разберись на месте, Олекса.
Полковник с нетерпением ждал возвращения наряда. Рассердился на Очеретного.
- Почему не сняли с поста Губавина?
- Там Панин, - оправдывался старший лейтенант.
- При чем тут Панин! Кто помощник дежурного по райотделу - вы или Панин? Утром Губавина ко мне! Слышите?.. Упустили. Снова упустили!
Очеретный показал пулю.
- Из токаревского, - сказал Журавко. - Панин прав.
Панина, приехавшего через полчаса, Журавко встретил раздраженным взглядом, хмуро кивнул вошедшим вслед за ним следователям.
- Знаю от Очеретного, - сказал он. - Что ты об этом думаешь?
- Не все знаете, Сергей Антонович. Есть кое-что новенькое. - Панин положил на стол сверток. - Котову пришло в голову поискать в саду. Тайник оказался в дупле.
- Ну-ну, - оживился полковник, кинув одобрительный взгляд на Котова.
Начальник уголовного розыска осторожно вытряхнул из целлофанового мешочка пачку бумаг. Сверху лежали письма без конвертов, написанные явно женской рукой. Котову даже показалось, что на него пахнуло дорогими духами. "Милый мой Гриша, - прочитал он, склонившись над столом, - я перестаю верить твоим обещаниям". Он резко выпрямился.
- Н-не понимаю...
Ремез боролся с желанием расхохотаться.
- Поляков прятал от жены письма любовницы, - сказал он. - Что же тут непонятного?
Под письмами лежала сберегательная книжка.
- На предъявителя, - сказал Панин. - Выходит, мы не все изъяли. Покойник держал ее отдельно, так сказать, на черный день.
Из сберегательной книжки выпала пожелтевшая фотокарточка. Она легла на стол обратной стороной, и хотя на ней не было дарственной надписи, Ремез не сомневался, что сейчас увидит автора писем. Но когда Панин перевернул фотографию, в комнате воцарилась тишина.
- Так вот что искал убийца! - неожиданно охрипшим голосом вскрикнул Котов.
С фотокарточки на них смотрел человек в черном мундире без погон, с гестаповской повязкой на рукаве. Правая рука поднята в фашистском приветствии, левая прижата к бедру, в глазах навыкате - нетерпение. Человек позировал явно с неохотой.
- Вишь, куда потянулась шерстяная ниточка! - Журавко обвел присутствующих взволнованным взглядом. - Поздравляю! Поворот, прямо скажем, неожиданный.
Ремезу было неловко перед Котовым за неуместную реплику о любовнице.
- Придется покопаться в поляковском прошлом, - сказал он, примирительно положив руку Котову на плечо. - Бывший полицай Поляков и человек на снимке одного поля ягода. Это ясно. Почему он так старательно прятал фотокарточку тоже ясно. Неясно другое. Зачем?
5
Журавко поднялся к себе и, наскоро побрившись, сел к телефону.
- Валентин Антонович? Журавко. Не хотел беспокоить ночью. Хотя, признаться, подмывало.
- Мог бы и побеспокоить. Как-никак мы оба Антоновичи. Слушаю.
- Слушать будешь, когда приеду. Можно?
С Бондарем, ответственным работником областной прокуратуры, Журавко был хорошо знаком. Их сыновья служили в свое время на одной пограничной заставе, и Глеб Бондарь участвовал в похоронах Юрия Журавко, погибшего от пули диверсанта.
По дороге на Пушкинскую полковник Журавко заскочил в Управление внутренних дел и доложил Колодяжному о ночных событиях.
- Это уже шаг вперед, - довольно сказал генерал. - Бондарь знает?.. В таком случае не теряй времени. И держи меня в курсе.
После встречи с Бондарем Журавко вызвал к себе Панина и Ремеза.
- Ну что, орлы, - сказал он, - пока что дело остается за нами. Само собой, коллеги с Пушкинской не будут сидеть сложа руки. Поднимут архивы и прочее... Мы ищем убийцу Полякова, остальное - не наша забота.
- Гринько составил список знакомых Полякова, которые носят очки, доложил Ремез. - По крайней мере шестерых из них следует проверить.
- Делать это нужно как можно деликатнее, - предостерег полковник.
- На снимке человек без очков, - заметил Панин.
- Снимок тридцатилетней давности. - Ремез помолчал и словно бы неохотно добавил: - Тем более что это могут быть разные люди. А откуда уверенность, что убил именно тот, кто на фотографии? К Полякову мог заявиться кто-нибудь другой. Так сказать, по поручению. Впрочем, это всего-навсего рабочая гипотеза, поскольку лучшей нет.
- У вас, Ремез, на каждый тезис - антитезис, - недовольно сказал полковник. - Сколько их - станет ясно, когда найдем хотя бы одного. Не порывайте контакт с Котовым. Кстати, Ярошем интересовались?
- Ярош собирается переехать в Киев. Я сам посоветовал. Что же касается его знакомства с Полищук, о котором говорил Очеретный, то у нас нет оснований подозревать человека.
- Пусть едет, тут ему и в самом деле нелегко... - Полковник думал о чем-то другом. - Что дал осмотр следов ночного визитера?
- Мы можем с уверенностью сказать: человек с кастетом и человек с пистолетом... - Ремез усмехнулся. - Кажется, я заговорил в рифму. Словом, это один и тот же человек. Следы одинаковые.
Позвонил дежурный:
- Товарищ полковник, вы хотели видеть сержанта Губавина. С утра томится.
- Томится, - сердито отозвался Журавко. - Он что - гречневая каша? Поговори с ним сам. Без крика, но так, чтобы не скоро забылось. - Полковник кинул телефонную трубку и впился в нее злыми глазами, словно это была не трубка, а сам виновник его гнева. - Чуток сообразительности да ловкости глядишь, и не было бы у нас мороки.
Панин был согласен, что сержант Губавин действовал не наилучшим образом. Но ведь и мы, думал капитан, хороши. Пост установили на всякий случай, скорее из-за того, что опечатанный дом все еще пустовал. Преступник, считалось, не посмеет сунуться туда в другой раз. А он посмел. Теперь ясно, что дежурить, по крайней мере ночью, нужно было не меньше, чем двоим. А чья это забота? Конечно, не Губавина.
- Как думаете, преступник тоже искал тайник в саду?
- Вряд ли, - сказал Панин. - Крался к дому, а тут Губавин.
- Котов же додумался.
- Котову помог давний случай из практики. Нам-то никому не пришло в голову!
Журавко потер пальцами виски, пожаловался:
- Голова пухнет. Преступник охотится рядом с нами, успел столько бед принести, знаем: тут он, а уцепиться не за что. Даже из города не бежит, словно уверен, что мы его не достанем. Допросите еще раз "шерстянников".
Ремез развел руками:
- Может, он в конце концов не имеет отношения к "шерстянникам"? Я уж думаю, не залетный ли гость?
- Это нам что-нибудь дает? Лучше уж свой, домашний, - невесело пошутил полковник. - Хоть бы эксперты дали зацепочку.
- Эксперты сделали все, что могли. Накидали мы им всякой всячины: кучу отпечатков следов ног, письма - подброшенное и в райисполком, наконец, пулю... А материала для идентификации нет. Единственное, что сумели установить, - следы в саду принадлежат одному человеку, я уже докладывал. Почерковедческая экспертиза тоже бессильна: с чем сравнить почерки в письмах? Текст подброшенного, как вы помните, вылеплен из газетных букв. Что касается пули, то Очеретный звонил: копаются в архивной картотеке, но надежды мизерные.
- Эксперты скажут свое слово, когда мы доставим им самого преступника, - не без иронии добавил Панин. - Для следствия это важно. А для розыска?
ВЕРИТЬ ЛЮДЯМ
1
Капитан милиции Панин, слушая рапорты оперативников, с горечью думал, что и эта кропотливая работа оказалась напрасной. Среди знакомых Полякова, которые носили очки, не нашлось ни одного, кто вызвал бы малейшее подозрение. "Стеклянные глаза... Мало ли что может сказать человек в таком состоянии! Не очки же, а глаза, да еще стеклянные. Типичный бред".
Капитан раздал инспекторам размноженные в лаборатории снимки скадрированное крупным планом лицо с глазами навыкате, в котором теперь особенно четко угадывалось нетерпение, мол, скорее, некогда мне позировать! "Ремез, конечно, прав, тогда он мог и не носить очки, - согласился Панин. Но и характерного для близоруких прищуривания незаметно".
Зазвонил телефон. Капитан неохотно снял трубку и не сразу узнал голос Белогуса, а узнав, неимоверно обрадовался:
- Игорь Игнатьевич? Наверное, само провидение послало мне ваш звонок.
- Приезжайте, - сказал Белогус.
Панин едва удерживал себя от желания нажать на акселератор, невзирая на красные огоньки светофоров. Давно не испытывал он такого нетерпения. Белогус встретил его взглядом человека, которому нет дела до милицейских забот. Сбитая набекрень белая шапочка придавала главному врачу задиристый вид.
- Он в сознании, но ни говорить, ни писать не может. Не волнуйтесь временно... Постепенно все станет на свои места. Поражены некоторые центры. Как только пациент достаточно окрепнет, сделаем небольшую операцию. Впрочем, это наши хлопоты, а ваши... - Белогус исподлобья глянул на Панина и закончил уже сердито: - Ваши, насколько я понимаю, совсем в иной плоскости. Идемте!
Лицо Ванжи заросло рыжей щетиной, однако оно уже не было прозрачно-белым, как тогда, когда Панин мельком видел его в день приезда отца. Василий Михайлович сидел около сына осунувшийся. Все эти дни он только то и делал, что метался в Песчаное, где слегла от известия о ранении сына жена, и обратно. Капитан кивнул ему и подступил к кровати.
- Здравствуй, Василь! - сказал он, склонившись над лейтенантом. - Вижу, дела пошли на поправку. Между прочим, тобой сам Колодяжный интересовался. Ты меня слышишь?
В глазах Ванжи мелькнуло что-то похожее на улыбку.
- Слышит, он все слышит! - отозвался Василий Михайлович. - Вы не сомневайтесь.
- Вот и чудесно, - сказал Панин. - Будьте добры, Василий Михайлович, погуляйте в коридоре, мы немножко поговорим наедине.
Капитан нажал на слово "наедине", надеясь, что Белогус тоже выйдет, но тот не понял или не захотел понять намека. Настаивать же, зная характер главного врача, Панин не отважился.
- Разговор поведем таким образом: я буду спрашивать, а ты отвечай глазами. Да - один раз моргнешь, нет - два. Понял?
Ванжа моргнул раз.
- Значит, понял. Теперь слушай внимательно. Ты видел его?.. Видел. Знаешь его?.. Знаешь? Повтори!.. Знаешь. А кроме тебя, кто-нибудь из наших знает?.. Знает.
Сдерживая волнение, Панин достал из кармана фотоснимок.
- Это он?
Ванжа смотрел долго. Наконец моргнул ресницами, но как-то неуверенно.
- Похож?.. Ясно. Но уверенности нет?.. Так. Теперь слушай, Вася. Снимок давний, очень давний. Человек был молод, сейчас... - Панин оглянулся на Белогуса. - Сейчас ему на несколько десятков лет больше. Попробуй представить.
Глаза лейтенанта беспокойно заметались, забинтованная голова рванулась и бессильно упала на подушку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26