Вспоминая самодовольную, наглую физиономию Кости, я только плечами пожимала: надо быть ненормальной, чтоб всерьез верить в такое. И потом, Оля о Косте ничегошеньки не знает. Даже фамилии. С чего, собственно, она решила, что Костя не женат? Здесь все зависит от темперамента. Иные, женившись, продолжают ходить к нам по старой памяти. Так что у Ольги не было никаких оснований надеяться. Тем более что с каждой встречей Костя обращался с ней все хуже и хуже. Чем больше она к нему приставала, тем раздраженнее и злее он становился.
Ольга сидела на диване с несчастным видом, уставившись в пол. Мне стало жаль ее.
– Не расстраивайся, – постаралась я утешить девушку, – может, в следующий раз он тебе достанется.
Но я знала, что скорее Государственная Дума утвердит почетное звание «Заслуженная путана Российской Федерации», чем Нина Петровна позволит Ольге сойтись с Костей. Мамочка в присутствии всех девочек неоднократно заявляла, что в нашем деле никаких сентиментальностей, никаких романов быть не должно. Да и Костя попросту выгонит ее, попросит другую девочку, если Ольга случайно ему достанется. Ольга это знала, но с благодарностью выслушала слова утешения.
Нина Петровна вошла в комнату, как всегда, внезапно.
– Так, Оленька, а ты почему здесь? Твое место на кухне. Пойдем-ка со мной. – И Нина Петровна увела Ольгу.
С кухни она возвратилась с подносом, на котором стоял небольшой стакан.
– Света, подай мне бутылку, из тех, что Артак подарил.
Не глядя, я сунула руку в ящик, вытащила первую попавшуюся бутылку и поставила на стол.
– Не пойму, – сказала я, – для чего Артак притащил целый ящик коньяка? Что, у нас в ресторане его нет?
– Это я велела ему принести, – ответила Нина Петровна, – последний раз он постель сигаретой прожег.
– А зачем нам коньяк, – спросила я, – если он есть в ресторане?
– За ресторанный коньяк идет выручка в ресторан. А за этот – нам. Клиенты время от времени просят чего-нибудь выпить. Вот как Костя сейчас. А цена у нас за бутылку договорная.
Нина Петровна никак не могла открыть бутылку.
– Так, Света, сходи-ка на кухню, принеси нож.
Я пошла. Но когда вернулась, бутылка была уже открыта, стояла на подносе, а рядом с ней – стакан.
– Отнеси это в семьсот тридцать восьмой, – сказала мамочка и величественно выплыла из комнаты.
Я пошла на кухню, чтобы вернуть нож, а когда пришла обратно, увидела Ольгу. Она держала в руках стакан.
– Ой, Света, я…
Я кивнула, сразу догадавшись, в чем дело. Край стакана был в Ольгиной помаде. Я махнула рукой. Пусть делает, что хочет.
– Слушай, Светка, может, в темноте он не заметит, что стакан в помаде?
– Едва ли они будут пить в темноте, – заметила я.
Но Ольгу мое замечание ничуть не смутило.
– А это точно его стакан? – спросила она. – Может, Юлька тоже будет пить?
– Юлька не пьет. Ты же знаешь. – Я пожала плечами. – Здоровье бережет.
– Ну да, коньяк…
– Давай, Ольга, я схожу – а то Костя беситься начнет, что коньяк не несут.
Я взяла у Ольги стакан, поставила на поднос и отправилась в номер семьсот тридцать восемь. У лифта огляделась и, заметив, что поблизости никого нет, поставила поднос на невысокий журнальный столик возле окна, вытерла стакан и вошла в лифт.
Я поднялась на седьмой этаж. В гостинице было тихо и безлюдно.
Выйдя из лифта, столкнулась нос к носу с Дашей, уборщицей, всего неделю назад поступившей к нам на работу в гостиницу. На вид ей можно было дать и восемнадцать, и тридцать лет. Фигура супермодели, прямые, как палки, длинные ноги. Когда она пришла, я подумала, что ее нашла Нина Петровна для обслуживания клиентов, но поняла, что ошиблась, когда случайно подслушала разговор Даши и Нины Петровны. Наша мама настойчиво уговаривала ее пойти в номер к клиенту. Но Даша встала в позу оскорбленной невинности и отказалась, причем с театральным пафосом и в таких выражениях, что мне стало жаль Нину Петровну, неправильно понявшую Дашу.
А что, собственно, я стала бы думать на месте Нины Петровны? У Даши была не только фигура супермодели. Весь ее вид говорил о том, что она искушена в деле любви, как валютная столичная проститутка. Спрашивается, зачем такой бабе работать уборщицей?
Над этой загадкой мы с девочками целую неделю тщетно ломали голову. К обязанностям своим она относилась добросовестно. Постоянно торчала в гостинице, особенно по вечерам, хотя уборку удобнее делать днем, когда постояльцы обычно отсутствуют.
– Даша, а ты что тут делаешь? Ведь у тебя третий и четвертый этажи.
– Меня попросили убрать здесь сегодня, – ответила она недовольным тоном. – Как хорошо, что я тебя встретила! Помоги мне, пожалуйста! У меня что-то пылесос заело.
– Что заело? – не поняла я.
– Не знаю, почему-то пылесос не сосет.
– Подожди, – сказала я, – только коньяк в номер отнесу.
– Ой нет, пойдем сейчас. Ничего твоему клиенту не сделается.
Это была наглость, но Даша не отступала, и я сдалась. Поставила коньяк на столик у лифта и отправилась следом за Дашей.
– А не слишком поздно сейчас пылесосить? – удивилась я.
– Да днем, понимаешь, времени не было.
И снова мне показалось, что мой вопрос неприятен Даше.
Мы вошли в номер, в открытую дверь тянулся шланг. Пылесосы у нас не автономные, как в обычной квартире, а один большой на всю гостиницу. Внизу в подвале стоит компрессор. От него тянутся трубы ко всем этажам, выходя в коридор через специальные отверстия в стене возле самого пола. К отверстию присоединяется толстый шланг, другой его конец мы тянем в номер. С его помощью высасываем оттуда всю пыль и мелкий мусор. Устройство примитивное, шумное, зато действенное. Ни один домашний пылесос не сосет пыль с такой силой, как наш компрессор.
Войдя в номер, я увидела конец шланга, лежащий на полу, и по тишине поняла, что компрессор выключен. Отправилась к другому концу, тому, что присоединяется к отверстию в стене. Тот беспомощно лежал рядом с отверстием, не подсоединенный.
– Да ты его не подсоединила, – воскликнула я, опускаясь на корточки и закрепляя шланг. – Ну вот, теперь иди включай компрессор. – И я собралась уходить.
– Ой, Светочка, – воскликнула Даша, – а ты не могла бы побыть пока в номере? А то я включу компрессор, шланг начнет биться, испортит что-нибудь. Пожалуйста.
Я махнула рукой и вошла в номер. С дурью она, что ли? Мало того что собралась пылесосить в час ночи, так еще просит, чтобы ей подержали шланг, будто он начнет биться, как у пожарной машины.
Ждать пришлось долго, Даша куда-то запропастилась. Шланг по-прежнему бездействовал. От скуки я стала глазеть по сторонам и вдруг с удивлением обнаружила, что номер, где я нахожусь, нежилой, никаких следов присутствия постояльцев. Зачем же его пылесосить? Тем более ночью?
Даша наконец-то появилась. Вид у нее был смущенный, но очень довольный.
– Знаешь, Светка, – сказала она беспечно, – он почему-то не включается, этот компрессор.
Я вздохнула. Ну и дура же!
– Конечно, не включается. Электрик выключил его на ночь. Там, внизу. Завтра придет, включит, и сможешь пылесосить.
Я вышла из номера. Подхватила поднос и отправилась в семьсот тридцать восьмой номер.
Костя встретил меня бранью.
– Ну куда вы все подевались? – сказал он злобно и раздраженно. – Деньги взяли, а коньяк полчаса ждать приходится.
Он стоял голый посреди комнаты, ничуть не стесняясь меня. Юля лежала в постели, закутавшись в одеяло, уставившись в потолок.
– И зачем целую бутылку? Я что, налакаться в доску хочу? Я же просил рюмку.
– Что мне сказали, то я и принесла, – ответила я невозмутимо. Не хотелось вмешиваться в ссору Кости с Ниной Петровной.
– Вообще, блин, охренели, – не унимался Костя. – Ладно, поставь сюда. – Он указал на столик возле кровати. – И дверь за собой захлопни.
Уже в прихожей я услышала, как Костя наливает коньяк в стакан.
Я спустилась вниз, в нашу комнату отдыха. Она была пуста, все девочки остались со своими клиентами до утра. Меня одну Артак выгнал среди ночи, и теперь надежды найти нового клиента оставалось все меньше и меньше.
Я не скучала: пришла Ольга расспросить о Косте, но тут появилась Нина Петровна и опять спровадила ее на кухню. Затем притащилась Даша. Шизанутая девочка, видимо, решила испытать мое терпение. Сначала поинтересовалась, чей это плащ на диване, и, узнав, что Юлькин, подняла его и аккуратно свернула. Затем предложила мне пойти перекусить. Я отказалась. Она стала уговаривать: «Ну, пожалуйста, хотя бы мороженое и кофе». Пришлось пойти. На кухне мы взяли по порции мороженого и вернулись в комнату. Даша не унималась:
– Ой, мы ложки забыли. Принеси, пожалуйста. А я пока сварю кофе.
Я пошла за ложками. Вернувшись, помогла ей варить кофе. Наконец мы сели за стол, но тут в комнату ворвалась Нина Петровна.
– Света, поднимись в семьсот тридцать восьмой, там у Юльки что-то случилось.
Я удивилась:
– Что случилось? Косте одной Юльки мало, что ли?
– Не знаю, Юля говорит, с Костей что-то случилось.
– Ну так сходите сами, Нина Петровна.
– Света, делай, что тебе говорят. Я сейчас не могу к ней пойти, занята. И потом, именно тебя просили прийти.
Даша напряженно слушала наш разговор.
Пожав плечами, я вышла из-за стола, с сожалением глядя на тающее мороженое и стынущий кофе. Мне вдруг так захотелось полакомиться. Но пришлось снова тащиться на седьмой этаж.
Постучавшись в семьсот тридцать восьмой, я, к своему удивлению, услышала из-за двери робкое Юлькино «Кто?», потом «Ты одна?». Она открыла мне совершенно голая. Вид у нее был перепуганный, губы дрожали.
– В чем дело? – спросила я небрежно. – С Костей, что ли, поцапалась? Он сегодня со всеми цапается.
Но Юлька словно не слышала моих слов. Молча повела меня в глубь комнаты.
Свет ночника на столике у кровати освещал лишь узкое пространство, оставляя большую часть комнаты в темноте. Костя лежал на спине, тоже совершенно голый. Одеяло, смятое и скомканное, валялось на полу. Костя вытянулся во всю длину кровати, голова была запрокинута, рот приоткрыт, лицо в сумеречном свете казалось серым. Глаза у него были широко открыты.
Я склонилась над ним, но он никак не отреагировал. Глаза были словно стеклянными, взгляд неподвижный. Точь-в-точь как описывают в книгах.
– Сначала все было нормально, – заявила Юлька сдавленным голосом. – Потом вдруг он стал тяжело дышать и постанывать. Потом дернулся. Рухнул на меня, захрипел. Я из-под него кое-как выбралась, на спину его перевернула. Он похрипел и затих.
Я кивнула.
– Слушай, Юля, – сказала я, – оденься. Сейчас я вызову милицию, куча народу сюда припрется.
– Милицию зачем? – вне себя от страха спросила Юля.
– Затем, что он мертв, – ответила я, кивнув на распростертое на кровати тело. – Умер прямо у тебя в постели, понимаешь? Как ты будешь все это объяснять, ей-богу, не знаю.
2
Милицейский капитан небольшого роста, круглолицый, с аккуратно зачесанными волосами, склонился над Костей и некоторое время вглядывался в его остекленевшие глаза. Потом кивнул и повернулся ко мне и Юльке.
– Ну что, – сказал он весело, – уморили мужика, красотки кабаре?
Мы с Юлькой молчали, не видя в случившемся ничего веселого.
– Похоже на разрыв сердца, – сказал, выпрямляясь, врач. – Точнее скажу после вскрытия.
– Я же говорю, с перетраху концы отдал, – кивнул капитан, нагло глядя на нас. – Сколько раз он вас – каждую?
Юлька мрачно молчала.
– Меня ни разу, – сказала я. – Он только Юльку заказывал. Когда я пришла, он был уже мертв.
– Да, – капитан вдруг посерьезнел. – А сколько раз он тебя?.. – обратился мент к Юле.
– Ни разу не успел, – выдохнула Юлька и повторила слово в слово то, что рассказала мне.
Капитан и врач слушали с напряженным вниманием.
– Хрипел, говоришь? – переспросил врач, вновь склонившись над телом Кости. – Очень похоже на разрыв сердца. И семяизвержения не было.
– Да уж, – задумчиво протянул капитан. – Странно. Если не с перетраху, тогда почему?
Он направился в прихожую, открыл входную дверь:
– Заходите, ребята, здесь что-то нечисто, будем всерьез смотреть.
Вошли двое мужчин в кожаных куртках, с небольшими старомодными чемоданчиками в руках.
– Ну-с, – сказал капитан, – я пока вами займусь. – И он опять нагло уставился на нас. – Скажите, кроме вас троих, кто еще заходил в этот номер?
– В смысле, когда Костя его снял? – переспросила я. – Никто, насколько я знаю.
Юля едва слышно подтвердила мои слова.
– А ты, – спросил он меня, – зачем сюда пришла?
– Юлька позвонила, сказала, что-то случилось.
– Куда позвонила?
– Дежурному администратору, наверное, – я пожала плечами. – Мне Нина Петровна велела подняться наверх.
– А сама Нина Петровна сюда поднималась?
Я вопросительно посмотрела на Юлю. Та отрицательно покачала головой.
– Выходит, в номере никого, кроме вас, не было, – продолжил капитан. – Как же так? Человек окочурился, и ни у кого не возникло желания пойти на него посмотреть.
– Да очень просто, – сказала я. – Никто не знал, что он умер. Я прямо из номера позвонила в милицию.
– Да? – переспросил капитан. Потом кивнул. – Вообще-то похоже на правду. Они там внизу на нас такие глаза сделали, когда мы подъехали, заявили, что из гостиницы вызова не поступало.
– А коньяк откуда взялся? – спросил вдруг один из криминалистов.
– Коньяк я принесла.
– Он об этом просил?
– Конечно. Он всегда рюмку коньяка выпивал перед трахом.
Один из криминалистов осторожно, используя полиэтиленовый пакет, взял бутылку и стал ее разглядывать.
– Есть пальчики? – поинтересовался капитан.
– Полно, залапана вся как есть, ни хрена не разберешь, где что.
Потом он стал рассматривать бутылку на свет.
– Слушайте, – сказал он, – в пятизвездочном коньяке осадок бывает?
– Нет, – убежденно ответил судмедэксперт. – Это не вино. Коньяк должен быть чистым. А что, там осадок есть?
Криминалист молча протянул ему бутылку. Врач взял ее и тоже стал рассматривать на свет.
– Так, очень интересно.
Он достал из чемоданчика большую колбу, вылил в нее содержимое бутылки, затем тонкой стеклянной палочкой достал со дна немного осадка, поднес к глазам и тихо присвистнул.
1 2 3 4 5 6