Тот успел только удивленно крякнуть, когда пуля разнесла на куски рацию в его руках… попятился назад, но вторая пуля насквозь прошила ему горло – прямо над низким воротом бронежилета – и, перебив шейный позвонок, вышла сзади. Булькнув что-то неразборчивое, гаишник повалился на асфальт.
– Скорее! – закричал Семен. – Идите к машине!
Держа на прицеле милицейскую машину, Филин и Петя Злой побежали в ее сторону – выяснить, есть ли там кто-то еще.
– Никого! – крикнул из кустов Филин.
Только тогда Семен направился к оглушенному Гусеву, а Петя Злой, встав над раненым милиционером, который безуспешно пытался зажать пальцами хлещущую кровь из перебитой артерии, поднял пистолет и сделал контрольный выстрел в голову.
– Вы чего? – захрипел Гусев, пытаясь подняться. – Я вам… Да вы у меня…
– Кончать надо, – хмуро посоветовал водитель третьей машины, потирая ушибленный кулак.
– Давай! – Семен бросил яростный взгляд на бледного «братка» – того самого, который нечаянно показал свой пистолет настырному гаишнику.
Послушно выхватив «ствол», тот двумя меткими выстрелами в голову прикончил несчастного Гусева.
Семен оглянулся на Петю. Тот махнул ему забинтованной рукой – все в порядке!
Еще несколько секунд Семен стоял неподвижно, оценивая ситуацию. Потом скомандовал:
– Документы и «стволы» у ментов изъять… Будет типа нападение на пост с целью ограбления… Могут на беспредельщиков каких-нибудь списать… Быстро, гады!
Через минуту все было кончено. Колонна из трех джипов покинула опасный отрезок трассы и выскочила на проселочную дорогу. Ехали еще два часа, пока не встретили на пути какое-то небольшое озеро.
Уже два с лишним часа молчавший Семен приказал колонне остановиться.
Он вышел из машины, оглядел безлюдные берега и взял из рук подошедшего к нему водителя третьего джипа два пистолета и документы убитых гаишников.
Потом завернул все это в полиэтиленовый мешок, предварительно в нескольких местах продырявив его, чтобы вода уничтожила документы, и, размахнувшись, швырнул мешок в озеро.
– Номера с тачек свернуть! – закричал он, обернувшись.
Его приказ был исполнен через две минуты. Три номера были свинчены и положены к его ногам.
– Петя, – хрипло скомандовал он, – давай.
Петя Злой достал из-за пазухи три новенькие номерные таблички и раздал их шоферам. Филин тем временем взял у шоферов их документы на машины и раздал другие – соответствующие новым номерам. Семен вынул из кармана другой мешок, завернул в него старые номера и документы на машину, отошел подальше по берегу и швырнул мешок в озеро.
– Где Сивый? – хрипло проговорил он, вернувшись. – Где этот урод, который «ствол» прятать не научился?
Провинившийся «браток» подошел, сунув руки в карманы, неловко сутуля плечи и стреляя глазами то туда, то сюда…
– Ты чего? – негромко и сдавленно заговорил Семен. – Ты чего, падла? Всю операцию хочешь сорвать? А? Ты чего, проблядь глупая, «ствол» не смог затарить нормально? А если и светанул, то не мог объяснить менту по-человечески? На хрена стрематься было и рожу делать такую, будто тебя застукали в хранилище банка, а? Мало ли сейчас со «стволами» ходят? Ты же охранником считаешься официально, падла… Тебе просто оформить не успели «ствол», как надо. Это и нужно было объяснять, а не менжеваться… Гнида… Ух!
Семен замахнулся на него, но Сивый, проворно отпрыгнув в сторону, забормотал испуганно:
– Да я просто растерялся! Я же не специально… Ты меня знаешь, Семен, и Седой меня знает. Я уже второй год под Седым хожу, и никогда никаких проколов не было. Только сейчас… Я же кончил этого мусора!
– Все мы друг друга знаем, – опуская руку, медленно выговорил Семен, – все мы друг другу доверять должны. Только чтобы такого больше не было. Понял, Сивый?
– Ага, – виновато понурил голову Сивый, – понял.
– И не забывай, – добавил еще Семен, – что трупняк мусора на тебе висит. Еще раз такая херня повторится, и тебе это зачтется. Усек?
Сивый судорожно вздохнул и кивнул.
– Ладно, – сказал Семен, окидывая взглядом сгрудившихся «братков», – полчаса на перекур… пока я Седому звонить буду. Отчитываться за ваши художества. Потом по машинам и… разными дорогами вперед. Вместе не светиться. Встречаемся в Питере, понятно?
– По… понятно, – вразнобой загомонили «братки».
Доставая на ходу сотовый телефон, Семен медленно пошел вдоль берега. Когда он поднес телефон на уровень груди, его догнал Петя Злой.
– Слышь, – тяжело дыша, зашептал Петя на ухо Семену, – может, не надо Седому звонить? До Питера доберемся, а там дело сделаем и назад, на других тачках. Бог даст – обойдется. А Седой сейчас из-за бабы своей и так взвинченный, а ты ему еще такую новость… Как бы беды не было.
– Оторвись… – сквозь зубы скомандовал Семен, – достали вы меня, уроды… Да Седой мне как самому себе доверяет! И я от него ничего скрывать не собираюсь! Вали к машине! Ну, гнида!..
Петя пожал плечами и отошел.
А Семен глубоко вдохнул, как перед прыжком в воду с большой высоты, и принялся набирать номер.
Глава 3
Нельзя превращать отдых в одну большую непрекращающуюся пьянку!
Такова была первая мысль Николая Щукина после его пробуждения в квартире Вероники. Он попытался произнести эту мысль вслух, но обожженный водкой язык не слушался его.
Тогда Щукин открыл глаза и приподнял голову – и обнаружил, что лежит на широкой кровати, в простонародье именуемой траходромом, рядом с обворожительной и обнаженной хозяйкой квартиры.
Голова Щукина гудела так, что, казалось, по ней только что проехал длинный товарный поезд. Он оглянулся на Веронику, разметавшуюся во сне, и улыбнулся, несмотря на то что во рту у него пересохло, а в висках, как плененная в клетке птица, билась кровь. Потом Щукин заметил на ночном столике рядом с постелью недопитую бутылку шампанского и один фужер. Наклонившись с кровати, Щукин обнаружил, что второй фужер валяется на ковре.
Тяжело вздохнув, Николай поднял бутылку над головой, взболтал, чтобы шампанское закружилось винтом между толстых стеклянных стенок, и в один глоток выпил содержимое бутылки.
На минуту затих, прислушиваясь к своим ощущениям. А затем поморщился.
Выдохшийся напиток никак не мог залить ту тяжелую и горячечную жажду, которая так знакома людям, живущим по принципу: выпивать редко, но метко.
Дойти до кухни, где могла быть прохладная и безумно вкусная вода, а то и пиво, Николай не мог физически. Он попытался подняться, но внезапно ослабевшие ноги не слушались его – и Щукин снова завалился на измятые подушки.
«Ладно, – подумал он, – пиво успеется. А пока нужно попробовать лучшее средство от похмельного синдрома – хороший здоровый секс, благо это средство под рукой».
Николай повернулся на бок и положил руку на оказавшееся вдруг неподвижным и холодным бедро Вероники.
Она не шевельнулась.
Тогда Николай, заботливо прикрыв одеялом ноги девушки, потрепал ее за плечо, но и это не дало желаемого результата, она не проснулась. Щукин пощекотал Веронику под мышками и пару раз довольно сильно дернул за волосы.
Никакой реакции.
– Вот ведь спит… – проворчал он и перешел к решительным действиям.
Он приподнялся на коленях и, приблизив свои губы к уху Вероники, громко гаркнул:
– Подъем!!!
Оглушительно свистнул и чувствительно ущипнул ее сильными пальцами за восхитительную задницу. Вероника лежала в той же позе, в какой Николай обнаружил ее, проснувшись.
– Слушай, – обиженно проговорил он, – если тебе хочется дурачиться, нашла бы для этого подходящее время. А у меня сейчас голова раскалывается и не хватает простого человеческого общения. Кстати, почему ты, красавица, на работу не пошла?
Николай шлепнул Веронику по плечу и, стараясь не обращать внимания на зашевелившееся у него в душе нехорошее чувство, рывком перевернул девушку на спину – лицом к себе.
Секунду он смотрел ей в лицо, а потом медленно сполз с кровати и потянулся к своим брюкам.
Похмельный дурман полностью вытряхнуло у него из головы.
– Вот так дела, – пробормотал он, – как же так получилось?
Одевшись, Щукин снова наклонился над Вероникой. Глаза ее были открыты и смотрели в потолок, между сведенных судорогой губ блестели белые зубы и черной горошиной виднелся прикушенный кончик языка. Неподвижность и синюшный цвет лица говорили только об одном.
Никаких сомнений не оставалось. Вероника была мертва.
Тело ее – такое трепетное, нежное и горячее ночью – теперь было холодным и неодушевленным, словно предмет интерьера комнаты – стул или та же кровать. Щукин, полностью одетый – в костюме и ботинках, – сновал по квартире и, стараясь двигаться как можно тише, уничтожал следы своего пребывания.
Перво-наперво он протер влажной тряпкой все гладкие предметы, на которых мог оставить отпечатки своих пальцев. Протерев бутылку шампанского, Щукин поставил ее на место. Поднял фужер с пола, тщательно вымыл его и водрузил в сервант за стеклянную дверцу. Второй фужер вытер концом простыни и оставил на ночном столике. Подушку, на которой спал, положил в шкаф, потом остановился посреди комнаты, где на широкой кровати раскинулся труп женщины, и задумался.
Нет, он ничего не упустил. Осталось только протереть мертвое тело женщины, чтобы уничтожить возможные отпечатки пальцев, отыскать и спустить в унитаз использованный презерватив.
Только проделав все это и убедившись, что следов его пребывания в квартире больше не осталось, Щукин осторожно закрыл дверь в комнату, где находился труп, и присел на кухне.
Нет, он не был напуган. За свою бурную жизнь он не раз видел мертвые тела, ему самому приходилось убивать, поэтому смерти он не боялся – ни своей, ни чужой. Но…
Щукин был озадачен.
– Что же все-таки произошло? – пробормотал он. – Очень похоже на то, что она отравлена. Цвет лица и характерное выражение… Следов от удавки на шее нет. Да и кто мог пробраться в квартиру? Дверь заперта изнутри на замок – я проверял… Не я же ее все-таки убил…
Он поднялся и прошелся по кухне, щелкая пальцами.
– Отравлена, отравлена… – бормотал он, – кем? И каким образом? В ресторане? Не может быть. Когда мы с ней приехали сюда, ничего не ели. И не пили, кроме шампанского… Шампанское… Но ведь и я его пил. И нормально себя чувствую, если не считать похмелья… Нет, черт возьми, что-то здесь не так… Вполне вероятно, что это всего-навсего несчастный случай… Может быть, Вероника принимала на ночь какое-то лекарство и у нее на это лекарство была аллергия… А может, и не несчастный случай… Так или иначе, – решил Щукин, – оставаться в этой квартире мне нельзя.
Он направился было к входной двери, но на полдороге остановился. Прошел к бару, прихватил бутылку коньяка рукавом пиджака, чтобы не оставить отпечатков, налил себе рюмку. Так же держа рюмку завернутой в рукав рукой, посмотрел на закрытую дверь в комнату.
– Извини, – серьезно и печально сказал Николай, – если что не так было. Хорошая ты все-таки женщина… была…
И одним духом опрокинул в себя содержимое рюмки.
Через минуту в этой квартире Щукина уже не было.
Бутылка пива хоть и прояснила немного спекшиеся мозги, но желанного просветления не принесла.
Щукину пришлось снова идти в вокзальный буфет за очередной дозой прохладительного слабоалкогольного напитка.
«Итак, – вернувшись на свое место в зале ожидания, думал он, – билет я купил. На первый попавшийся поезд – чтобы только уехать подальше из этого чертова города. Конечно, вины моей в том, что Вероника погибла, нет – только косвенно, может быть, я виноват, но кто знает… В руки ментам попадешься, поди доказывай, что ты не верблюд. К тому же – за прошлые мои грешки меня прихватить могут. Но все-таки, все-таки… Что произошло? На этот счет могут быть только две версии – первая, я о ней уже думал, что Вероника отравилась сама и случайно. Аллергия не аллергия, мало ли что на свете бывает. Версия вторая – Веронику кто-то отравил. Причем сделал это очень искусно – не оставил никаких следов и меня, кстати говоря, подставил. Но… Но как этот "кто-то" проник в квартиру, если дверь была заперта на щеколду изнутри. Я никого не впускал… кажется… Хотя помню мало из того, что было вечером. Вероника открыла кому-то дверь, пока я спал? Впустила человека, который напоил ее ядом? Бред какой-то… С другой стороны, она могла и не подозревать подвоха. Все-таки женщина. Но… Ее могли застрелить, зарезать, задушить в конце концов… Почему выбрали яд как средство уничтожения?..»
Щукин отпил глоток из бутылки и оглянулся. В зале ожидания, кажется, не курят. Выходить на перрон лень. К тому же там шныряют ментовские патрули. То документы проверяют у проезжающих, то бомжей шугают…
Так или иначе – лишний раз с ментами ручкаться не очень-то охота.
«Хотя документы у меня в порядке, – подумал Николай, – отличные документы, выданные на имя Маслова Арнольда Антоновича. Третий год пошел уже с тех пор, как Сенька Купец мне их замастырил. Ладно… документы документами, а дела творятся непонятные. На чем я остановился? Ага, яд… Почему именно яд? Очевидно, что опоить Веронику ядом мог только ее знакомый – человек, которому она доверяет. Так вот этот самый человек – падла двужопая – меня и подставил. Теперь такой вопрос остается – зачем он это сделал? Чтобы отвести подозрение от себя самого? Или убийство Вероники подстроено для того, чтобы именно меня подставить? Н-да… В любом случае ясно, что работал человек компетентный во всех отношениях. Ведь меня видел весь персонал "Золотого гребешка", не считая посетителей. Конечно, официанты на меня и укажут. И не вспомнят, гады, как стольники от меня глотали ни за что… Можно, естественно, если меня – не дай господь – мусора прихватят, насвистеть им, что я Веронику до дома проводил, а сам дальше бухать пошел… Не, в этом они наблатыканы – понимают, что если такой мужик, как я, с бабой в кабаке весь вечер бухал да бумажками разбрасывался, то с ней явно не в ладушки играть собирался. К тому же меня могли соседи видеть. А как известно всему миру, для хорошего соседа настучать – все равно что кусок колбасы съесть… Нет, Щукин Николай Владимирович, он же Валов Александр, он же Маслов Арнольд, он же Эдуард Бронштейн, он же… и тэ дэ, и тэ пэ… Нет, надо валить отсюда подобру-поздорову.
1 2 3 4 5 6 7