— Докладывай, басмач драный, откуда героин берешь!— Врут! — крикнул таджик.— Кто врет?— Все врут!Стандартный восточный прием. Хоть двадцать человек на чурку показывают, что он что-то сделал, так он до упаду будет орать: «Они все врут!»Это тот самый Хаким, приближенный Моджахеда, которого нам сдал Рок. Отлично. Взяли за шкирман. Будем трясти, пока не выложит все. Как грушу. «Они все врут» — У нас это не пройдет. Это он пусть судьям заливает…— Ладно, не тот базар. — Я присел на стол напротив таджика. — Ты кто по специальности?— Учитель.— Ух ты! Математик?— Химик. В Душанбе преподавал.— Химик, — с уважением протянул я. — Математику должен знать. Тебе товарищи объяснили, что такое цифра семь? Это минимум, который ты получишь за торговлю героином.— Сколько?!— Поверь, брат. Что бы ты ни говорил, каких бы адвокатов ни нанимал — все эти годки твои. Если… — я сделал паузу.Таджик вопросительно посмотрел на меня.— Короче, где Моджахед? — в лоб спросил я.— Какой Моджахед? — быстро переспросил учитель.— Муртазов.— Не знаю, кто такой.— Разговор такой. Выводишь на Муртазова. Тебе дают год за хранение наркотиков. Да и то, может, условно. Нет — идешь по полной программе. И я тебе не завидую.Хаким посопротивлялся для приличия еще минут сорок. А мы общими усилиями понакручивали описаниями его судьбы в местах лишения свободы. В красках нарисовали ему — куда его будут драть всем бараком, как к чуркам-наркоторговцам на зонах относятся. Пробрало наконец.— Ох, — застонал он, — зачем я этому врагу продал? Ну зачем? Всего-то полграмма!— Курочка по зернышку клюет, — улыбнулся Арнольд.— А, — таджик глубоко вздохнул, щека его дернулась. Он выдал замысловатую фразу на своем языке. — Ладно, буду говорить.— Ты от Моджахеда наркоту получал?— Нет. От Рахима. Муртазов сам ничего не дает. За него Рахимов всем раздает.— Откуда наркотики?— Из Москвы… У Муртазова большие связи. Я знаю, он еще в Таджикистане с русскими военными работал. Военными самолетами в Россию возили. Но недолго. Его чуть не арестовали. Он в Россию уехал, пока дело не замнут. Здесь строился. Сначала плохо было. Потом авторитет приобрел.— Откуда везут?— Из Москвы. Перебой был месяц назад. Но недавно много героина пришло.— Хороший героин?— Не знаю.— А Малюта?— У Моджахеда с Малютой — война. Малюта наглый. Глупый, как щенок. Он все хочет получить. Думает, съест все и не подавится. А все не бывает.— И Малюта начинает убивать оптовиков, которые берут наркотики у вас? — спросил Асеев.— Чего не знаю, того не знаю. Я человек маленький…— Как наркотики из Москвы доставляют?— Не знаю. Человек маленький, кто мне скажет?— Где сейчас Муртазов?— Он ото всех скрывается.— Почему?— Не знаю. Боится чего-то.— А ведь ты знаешь, где он, — встряхнул таджика Арнольд.Небольшая пауза. Потом таджик ответил нарочито бодро;— Не знаю.Видно было — врет, зараза.— Ладно. Если так, договор разорван. А Муртазову я дам звукозапись нашего разговора прослушать. — Я открыл ящик, где лежал работающий магнитофон.— Э, так не по-мужски, — он чуть не заплакал.— Врать — не по-мужски.— Муртазов квартиру снимает. — Таджик вытер со лба пот дрожащей рукой.— Где?— За комбинатом железобетонных изделий. Улица там в бок идет. Не помню, как называется.— А мы вспомним, — Арнольд уселся за компьютер и вывел на дисплей карту города.Наконец с трудом мы установили адрес.— Убьет меня, если узнает, — сказал учитель. — И семью убьет.— Не узнает. Не бойся.— Я не могу не бояться… Я привык бояться, — он резко вздохнул. — Вот он где, страх, ножом вбит, — он ударил себя по сердцу…
Арнольд, развалившись на переднем сиденье и уперев колено в панель, листал изъятую у какого-то наркомана записную книжку. Этого добра у нас навалом. Иногда записные книжки содержат немало полезной информации — телефоны барыг, наркопритонов. Обычно мы отдаем списки телефонов технарям, они забивают все данные в компьютер, и тогда вырастают целые кусты связей в наркоманской среде. Так накапливается весьма полезная информация. Только отрабатывать ее нет ни времени, ни возможности. Слишком мало у нас работает людей. Слишком много наркоманов.— Братва, вы поглядите, какой стиль, — Арнольд ткнул пальцем в книжку и нараспев выдал:— «Искали счастье и покой. Нашли разлуку и конвой».— Определенно не шедевр русской словесности, — сказал Асеев, сидящий за рулем.— Зато сколько чувств. Какой драматизм.— Ничто прекрасное им не чуждо, — усмехнулся я, по-тягиваясь на заднем сиденье. — Стихоплеты чертовы.— А вот еще, — перевернув несколько страниц, зачитал Арнольд:— «Я сидел под могучим кишмишем, начиняя мозги гашишем».— Ладно, кончай расслабляться, — сказал я и взял рацию. — Второй, что там?— Пока глухо. Никакого шевеления.Машина стояла в обильно поросшем зеленью дворике, рядом с котельной. За деревьями был подъезд, в нем на лятом этаже была хата, которую снимал Моджахед-Муртазов. Жил там с телохранителем — отпетым бандитом, спускавшимся с гор и скучающим без ежедневного сдирания скальпов.Сперва мы хотели вломиться в хату, но дверь была железная, пока будем вести переговоры, если что и есть на квартире, так обязательно закинут куда-нибудь, потом не найдешь. А спецназ подключать не хотелось.Муртазов был дома. Он выходил на балкон, и в бинокль я отлично видел его одутловатое брезгливое лицо.Нам оставалось ждать, когда он вылезет. Если в ближайшее время не выйдет, надо будет что-то придумывать.Двор был как двор. За кустами четверо краснорожих до-давливали, как классового врага, уже третью бутылку «чернил». За кустами у подъезда на лавочке мальчик, опасливо оглядываясь, тискал девочку, и все было бы ничего, если бы не совсем нежный возраст этих двух созданий. Дворничиха со скрежетом мела двор — метла у нее, что ли, железная? Звук продирал до внутренностей. Да еще, старая, бросала на нас подозрительные взоры.— Вон, коллеги пожаловали, — недовольно буркнул Асеев, кивнув в сторону милицейской машины.— Затовариваться, — сказал я.— Они нам всех распугают, — нахмурился Арнольд, отбрасывая назад записную наркоманскую книженцию.Старшина с дубинкой вылез из «Москвича» с мигалкой, потянулся, сладко зевнул и нырнул в подъезд, в подвале которого располагался оптовый продовольственный магазинчик. Через некоторое время слуга закона вышел, с трудом таща два объемных ящика.— Пиво, — завистливо протянул Арнольд. — А у меня с утра горло сухое.— Ничего, — кинул я. — Переживешь. Я за тебя возьмусь — ты вообще у меня только боржом пить будешь.— Лучше сразу пристрели, как загнанную лошадь, — воскликнул Арнольд.Скукотища страшная — так сидеть и пялиться по сторонам. Но когда это не в первый раз и, что важнее, не в последний, невольно начинаешь находить в этом занятии свою прелесть. Ты — сторонний наблюдатель, мимо тебя проходит чья-то жизнь. Вон стайка малолетней шпаны отправилась по своим делам — явно наши клиенты. Вон два опухших типа вылезли и в обнимку направились куда-то — это явно не наркомафия, это алкомафия. Ярко и дорого одетый азербайджанец с двумя русскими девахами-блондинками под ручку важно вышагивал рядом с нашей машиной.— Браво! Молодец! — высунувшись из окна, захлопал в шоши Арнольд. — Мужчина! В каком вендиспансере таких гарных дивчин отхватил?Азербайджанец кинул на нас гордый, вместе с тем затравленный взор и прибавил шагу.— Арнольд, ты громче ори! — посоветовал я. — Чтобы все слышали.— Не, ну куда это годится? Какая-то обезьяна русских девок пачками скупает, — обиделся Арнольд.— Какие девки, — сказал Асеев. — Кошки помойные…— Глянь, братаны подъехали, — я кивнул на желтый «жигуль» седьмой модели, в котором было двое квадратных.В инкубаторе их, что ли, выращивают? Почему они все похожи друг на друга?— Может, РУБОП? — приценился Арнольд. Отличить борца с оргпреступностью от самого оргпреступника порой весьма нелегко.— Непохоже, — покачал я головой. — Смотри, выставились на точку. Ждут чего-то… Чего им надо?— Не нравятся они мне, — поморщился Асеев. — Ох, не нравятся.Зашуршала рация.— Движение началось, — сообщил Галицын. — Два клиента из квартиры вышли.— Хорошо, — кивнул я.Галицын сидел в подъезде. И ему было видно то, что нам не видно.— Спускайся за ними, — велел я. Подъезд нам был виден отлично.— Пошли, — кивнул я Арнольду. — Моджахед появляется с телохранителем. У машины ставим их сразу под стволы. Первым из подъезда вышел плотный узкоглазый телохранитель. Огляделся и направился к «Фольксвагену». За ним вышел сам Муртазов.,Тут и началось. «Жигуль» с «квадратными» ринулся вперед. У пассажира возник в руках автомат — укороченный Калашников. Затарахтел он отрывисто.Телохранитель Муртазова выдернул руку из кармана. И тут же грохнулся на спину. Когда упал, его пистолет отлетел в сторону.Галицын, высунувшийся из подъезда, отпрянул обратно.Муртазов невероятно проворно для своих объемных телес отпрыгнул в сторону. Перепрыгнул через ограждение около подъезда. И кинулся в кусты, как кабан, за которым гонится стая голодных волков.Киллеры хотели снять Муртазова, как в американском кино. Машина разгоняется на всех парах. Стрелок прошивает дичь из автомата. И, не тормозя, авто вылетает со двора. Дальше они кинут машину через несколько кварталов, а там — разбегутся или пересядут на другую тачку. Одного они не учли. Майора Стрельцова… Я выдернул из подмышечной кобуры пистолет. Мой «макарыч» рявкнул два раза, наддав мне по ушам.И… «жигуль» вильнул, сбил урну и врезался в наваленные строителями на тротуаре трубы.Дверь машины распахнулась, и стрелок вылетел на асфальт. И не поднялся.Тем временем Муртазов с еще большим проворством мчался прочь. Он уже выбегал со двора, и расстояние нас с ним разделяло приличное.— За ним, — крикнул я.Арнольд на ходу запрыгнул в нашу машину, и Асеев наддал газу. Наш «жигуль», взвизгнув колодками, устремился вперед, дабы перехватить странно, вприпрыжку мчавшегося Моджахеда.Я подбежал к машине киллеров. Водитель лежал лицом на рулевом колесе с дыркой в шее. Киллер на асфальте замычал, зашевелился, воздух вырывался с сипением из его простреленных легких. И на асфальте расплывалась лужа крови.Я ногой отбросил прочь автомат. Впрочем, его хозяин вряд ли мог им воспользоваться. Откуда столько кровищи? Моя пуля точно ушла в водителя. Мне кажется, в киллера я попасть не мог.Ладно, потом будем разбираться.Появилась патрульная машина. За ней с воем — «Скорая». Потом — наша тачка с Асеевым и Арнольдом.— Ну? — осведомился я.— Ушел, — махнул рукой Арнольд куда-то ввысь. — Там дальше стройка на территории железобетонного комбината. Он на ней затерялся.— Ну ты даешь. Навскидку. С такого расстояния, — с уважением оценил мое достижение Асеев, глядя на искореженную машину.— Достигается тренировкой, — скривился я. На стрельбах я никогда выше трех баллов не поднимался.Объявленная тревога, разосланные по постам ориентировки, введение планов оперативного реагирования — все это ни к чему не привело. Муртазов как сквозь землю провалился.
Арнольд подошел к зеркалу и пригладил перед ним свою новую джинсовку.— Фирменная, — сказал он. — Последние бабки убил. Как, идет?— Ну да, — кивнул Галицын. — На телогрейку похоже.— Много ты понимаешь в картофельных очистках.— Да хватит галдеть, — буркнул я.Я был мрачен. Я был в тоске. Настроение — хуже некуда. И для него были все причины. Люди не должны стрелять по людям. Но выхода у меня не было. Как и три года назад — когда он стоял напротив меня и жал на спусковой крючок. В тот раз я тоже попал, а он нет. Не пожелаю этого ощущения никому. Глаза того подонка — испуганные, загнанного зверя — запомнились мне очень хорошо… И Грозный прекрасно помню — последних дней пребывания наших войск там — ночь, грохот, пальба и начинающий клинить АК, — 74". И ты ощущаешь себя маленьким, беспомощным перед этим светопреставлением, перед вакханалией смерти. И только остается жать на спусковой крючок. И молиться неумелоГосподу…— Переживаешь? — спросил Асеев.— Все в норме, — ответил я.Действительно, что переживать? Человечеству куда лучше, что я завалил этого гада. Все правильно, люди не должны стрелять по людям, вот только звание человека так легко утерять однажды тому, в чьей в руке оказывается автомат и кто начинает зарабатывать на жизнь убийством. Киллер должен знать, что к нему подойдут с теми же мерками, с которыми подходит к людям он. Так что — прочь тоска. Даже водкой не буду заливать ее. Само пройдет.За два дня я прошел полный круг удовольствий. Написал штук пять рапортов и объяснительных, переговорил с прокурором и инспекцией по личному составу. Мотать нервы у нас умеют. Хорошо, нервы у меня пока еще крепкие. Конечно, лучше, чтобы они были еще покрепче — например, как у Асеева. Но у того другая школа.В кабинет зашел наш друг и товарищ из убойного отдела Рыжов. Он с интересом посмотрел на меня. И сказал:— А здорово ты его с такого расстояния уделал. Каждый, кто видел меня, делился со мной этой мыслью.— Нарочно или случайно? — спросил Рыжов.— Какие тут случайности.— Заливаешь, — кивнул Рыжов.— Что там с киллерами? — спросил Асеев. — Кто они такие?— Водитель, которого угрохали, — уроженец Архангельска, не судим, не привлекался. Второй, который из автомата палил, — две судимости, две амнистии.— На кого из «бугров» пашут? — поинтересовался Арнольд.— Неизвестно, — ответил Рыжов.— Киллер молчит? — осведомился я.— Молчит, — сказал Рыжов.— Что с ним вообще?— Живой, сученыш, — с сожалением произнес Рыжов. — Из реанимации перевели, но все под капельницей. Кстати, нам разрешили с ним перекинуться парой слов.— А следователь с ним не говорил? — спросил я.— Следователю он ни слова не сказал, — Рыжов криво улыбнулся. — Припомнил, что по закону имеет право отказаться от дачи показаний.— А где он сейчас?— Под охраной в третьей больнице. Через несколько дней в сизо переведут.— Поехали. — Я поднялся с места.— Поехали, — кивнул Рыжов.Бандиту отвели отдельную палату, перед которой скучал омоновец в бронежилете. Еще один омоновец устроился в палате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20