- Хорошо, я быстро и назад.
- Давайте, давайте, - сказала вслед комендантша.
Выйдя в переулок, Ровнин вздохнул. Кажется, пока все без проколов. По крайней мере, представился он так, как хотел. Но все-таки - так всегда бывает - на секунду возникло сомнение. Может быть, все это зря? Все это? Может быть, и общежитие, и тетя Поля - пустой номер?
Через час, застелив стол в прихожей общежития газетами и надев черный комбинезон "хэбэ-бэу", Ровнин тщательно смывал с потолка старые белила.
Все это, облачение в робу и побелка потолка, может быть, и было лишним. И вообще, пока в техникуме ничем толковым даже и не пахло. К тому же помощник коменданта совсем не обязан сразу браться за мелкий ремонт. Но все-таки, при всей сомнительности этой затеи, было два важных момента, о которых Ровнин все время помнил. Во-первых, тетя Поля и все, что было связано с удочкой насчет плитки, которую он забросил еще утром. Если она пригласит его к себе домой положить плитку и он сможет откровенно поговорить - это идеально. Во-вторых, надо же ему что-то выдумать здесь, в этом "женском монастыре", чтобы не вызвать в первый же день особого интереса. Ведь вполне может быть, что ему придется сидеть здесь не один день. Но если он будет торчать на проходе со скучным лицом - всякой конспирации конец, его тут же засекут. В лучшем случае начнутся догадки, пересуды и так далее. Значит, он должен сразу сделать что-то такое, что погасит к нему всякий интерес. Сразу стать чем-то своим, привычным, обыденным, таким же обыденным, как потолок, стены, запачканный краской комбинезон.
Тщательно смыв с потолка в прихожей старые белила, Ровнин начал не торопясь купоросить ближний угол. За время, пока он работал, в общежитие с улицы вошли только две девчушки, два этаких курносика, одна в очках, другая в спортивном костюме. Потом появилась почтальонша, полная, с мужеподобным лицом. Она быстро разложила по ячейкам письма и ушла. Два раза проплыла мимо, на улицу и обратно, Варвара Аркадьевна. Первый раз комендантша, проходя, сказала: "Вот молодец". Второй раз спросила:
- Обедать с нами будешь?
Обедать... Значит, они едят здесь. "Пообедать было бы неплохо", подумал Ровнин.
- Так что, обедать будешь? - повторила комендантша. - Андрей? Что молчишь?
Ровнин сделал вид, что занят тем, чтобы слой купороса ложился ровно.
- Буду. Вот купоросить закончу, и все. А где?
- Да у нас тут, в дежурке.
Полное впечатление, что это чистые, кристально чистые женщины, но, с другой стороны, ведь есть Лешкина запись. Должна же она что-то значить.
- Спасибо, я сейчас приду, - сказал Ровнин.
- С тетей Валей тогда прямо иди. Тетя Валь!
Уже знакомая ему дежурная, сменившая в двенадцать тетю Полю, повернулась и подняла очки. Она была все в том же повязанном крест-накрест пуховом платке.
- Ну? - сказала она.
Кажется, все это время она делала вид, что не замечает его.
- Это наш новенький, я говорила, работать у нас будет.
- Знаю, - дежурная встала. - Виделись уже. Слезай, слезай, работник. Борщ доходит, сейчас принесу.
Дежурная комната была тут же, в начале коридора, небольшая, с диваном, квадратным столом и двумя аккуратно застеленными кроватями. "Хорошая комната, - подумал Ровнин. - Очень даже". Он сел на диван. Тетя Валя принесла из кухни борщ, разлила по тарелкам.
- Ешь, не стесняйся, на вот ложку, - она сунула ему ложку. - Здесь, если что, и заночевать можно. Звонок от стола проведен, что случится, позвони. - Тетя Валя, нарезав крупными кусками хлеб, придвинула к себе полную тарелку. - Мы здесь все свои.
Вернувшись в прихожую, он проверил белила, развел их пожиже, заправил в пульверизатор. Взобравшись на стол, для пробы легко провел первый слой. Кажется, белила ложились хорошо. Он стал не торопясь обрабатывать потолок. Закончив участок над собой, он слезал, передвигал стол метра на два и, взобравшись, начинал обрабатывать следующий участок. Входная дверь хлопнула всего два раза. Но потом, примерно через полчаса работы, дверь стала хлопать чаще. Когда же ему осталось только добелить угол, около четырех дня, дверь уже открывалась и закрывалась непрерывно - это возвращались из техникума девушки.
Ровнин продолжал работать, почти не оглядываясь на дверь. Входя, некоторые тут же исчезали в коридоре. Но большинство девушек сначала останавливалось у стеллажа для писем. На него, кажется, пока никто не обращал особенного внимания. Сначала он пытался запомнить каждую - лицо, фигуру, походку, движения, но потом понял, что это бесполезно. Девушек было слишком много. Ровнин выделил четырех - не заметить и не выделить этих четырех было просто невозможно. Про каждую из них он мог бы сказать: королева. Особенно запомнились ему две: блондинка спортивного вида и староста общежития, статная черноволосая красавица, которую все звали Ганной. Стараясь как можно тоньше и ровней наносить последние мазки, он спокойно рассматривал входящих.
На другой день, в субботу, обходя вместе с Варварой Аркадьевной и старостой общежития комнаты, Ровнин уже знал по спискам, кто где живет. Староста общежития Ганна Шевчук была красива - темноволосая, с большими светло-карими глазами. Правда, сейчас, когда они совершали обход, ее лицо постоянно хмурилось. Она казалась несколько тяжеловатой для своих двадцати лет, но явно обладала тем, что принято называть статью.
Они проходили комнату за комнатой, и Ровнин со слов Ганны старательно записывал: где сломана кровать, где не хватает лампочки, где разбито и пока заставлено фанерой или закрыто картоном окно. Ганна и говорила медленно, весомо, тяжело, добавляя обязательное "пожалуйста":
- Андрей, пожалуйста... Андрей, пожалуйста, посмотри сюда... Девочки, пожалуйста, откройте кровати...
Когда они обошли все общежитие, Ровнин зашел в дежурку, достал блокнот, проверил записи. Дверь открылась, и он увидел тетю Полю. Она смотрела на него нерешительно. "Что это она?" - подумал Ровнин. Да, наверняка все это что-то значит. Неужели они его вычислили? Да, кажется. По крайней мере, очень похоже. И в любом случае упускать ситуацию сейчас нельзя. Никак нельзя.
- Да, тетя Поль? - Ровнин сделал вид, что изучает записи. - Значит, восемнадцатая комната - кровать. Двадцать вторая - лампочка.
- Андрюш, - тетя Поля вздохнула. - Уж ты извини, что обращаюсь. Но ты вот сказал. Помнишь, вчера-то еще? Насчет плитки.
"Вот удача!" - подумал Ровнин. Теперь только не упустить. Нет, он не упустит.
- Это насчет какой плитки, тетя Поль? - равнодушно спросил он.
- Да мне, Андрюш. Завтра как раз воскресенье. А, Андрюш? Плитку дома положить в кухне. За плитой и над раковиной. И все. Я бы не стала тебя беспокоить, да тут как раз...
Тетя Поля замолчала.
- А, - сказал Ровнин. - Плитку.
- А я эту плитку давно уже хотела.
- Где вам плитку-то? За плитой, говорите?
- За плитой, за плитой. И над раковиной.
- Далеко ехать-то до вас?
- Да какой там далеко? Зеленковская, сорок девять, квартира сто шесть. Только плитки этой у меня нет, понял? Я тебя, Андрюш, - сказав это, тетя Поля сузила глаза, - Андрюш, я тебя не обижу.
- Ну вот еще, не обижу. Нам же, тетя Поль, работать вместе, а вы "не обижу".
Утром, в восемь, Ровнин уже стоял на лестничной площадке у квартиры тети Поли по адресу: Зеленковская, сорок девять. С собой он прихватил небольшой бидон с синей масляной краской и ящик плитки, заранее взятый у завхоза. Дверь после его звонка тут же открылась; тетя Поля, увидев Ровнина, заулыбалась, заохала:
- Ой, Андрюшенька, ой, молодец! Ну входи, входи. - Она взяла его под руку, осторожно ввела: - Заходи, заходи, вот сюда. Ставь, ставь. Помочь? Ой, прям не знаю, как благодарить. Да дай помогу. Ой, Андрюш, тяжесть небось. Иди сразу на кухню, сейчас поешь, я тебе горяченького приготовила.
- Ладно, ладно, тетя Поль, - Ровнин поставил ящик. - Есть я не буду, спасибо. А вот кухня, где она у вас?
- Это как не буду? Это ты брось, я тебе и бутылочку вчера купила, тетя Поля повела его на кухню. - Садись. Да садись же.
- Нет, тетя Полечка, и пить я не буду. - Ровнин успел заметить квартира однокомнатная, обставлена небогато. - Спасибо. Я сразу лучше за работу.
- И пить не будет. Что ж я, зря старалась? Ну, рюмочку-то выпьешь?
- Нет, тетя Поль, никак. Вы что, одна живете?
- Одна, Андрюшенька, одна, - тетя Поля силой усадила его за стол. Садись. Да хоть яишенку-то съешь? А?
- Нет, тетя Поль, спасибо. Что, и детей нет?
- Как же нет? Дочь взрослая, работает под Южинском в санатории.
- А, - понимающе кивнул Ровнин.
- Двое у нее, мальчик и девочка. Я к ним каждую неделю езжу, а то, бывает, они. Ну что ж ты, так ничего не будешь есть?
- Не буду, тетя Поль. - Он встал и наскоро оглядел стену. Посмотрел, пройдет ли за плитой кисть. Как будто кисть проходила. Работы будет немного. А живет тетя Поля одна. Кажется, лучше всего сейчас с ней поговорить напрямую. К тому же вполне может быть, что Лешка в свое время именно так и сделал. Другого здесь просто не придумаешь.
- Ну что? - озабоченно спросила тетя Поля. - Получится? А?
- Получится, как не получиться, - Ровнин погладил стену. - Я, тетя Поль, долго думал, как вам плитку класть. Можно на спецпасту, можно на цемент. Но вы ведь, наверное, красиво хотите?
- Ой, Андрюш, - тетя Поля зажмурилась, покачала головой. Взяла тряпку, протерла стол. Вздохнула: - Кто ж красиво не хочет?
- Ну вот. Так я вам сделаю декоративно, на масляную краску, с зазором. Краска синяя, а плитка у меня белая, да еще квадратиков двадцать есть голубой, для симметрии. А, тетя Поль?
Тетя Поля приложила руку с тряпкой к сердцу:
- Ой, Андрюш. Прямо не знаю.
- Ну, ну, тетя Поль, я же еще не сделал. А теперь займитесь чем-нибудь. Ну там, в комнату пойдите, чтобы здесь не мешаться.
- Может, тебе помочь что, убрать?
- Не нужно ничего, тетя Поль, я сам. Вы побудьте где-нибудь.
- Хорошо, хорошо. - Тетя Поля ушла.
Часа через три последним, легким притирающим движением закончив работу, Ровнин выпрямился. Да, кухня стала лучше. Белая плитка, посаженная с редкими вкраплениями голубой на слой темно-синей масляной краски, гляделась. Невыразительная до этого бурая кухонная стена за газовой плитой и над раковиной теперь сверкала белизной, а голубая плитка и полусантиметровый зазор прямых линий придавали этой белизне нужную живость. Ровнин обернулся:
- Тетя Поль, вы где? Все-о! Принимайте работу.
Тетя Поля остановилась в дверях. Зажмурилась, заохала:
- Ой! Ой, Андрюш! Ой, красота! Ой, прямо не знаю. Ну-у! Ну-у!
Она подошла к стене.
- Только руками пока трогать не надо, тетя Поль, - Ровнин сел. Высохнет краска, тогда пожалуйста.
- Ну, прямо красота. Уважил, Андрюшенька. Просто уважил. Когда высохнет-то?
- Денька три для верности придется подождать.
Кажется, сейчас самый момент. Да, именно сейчас. Он достал из внутреннего кармана Лешкину фотографию. Лешка на ней был снят для личного дела, незадолго перед тем, как уехать в Южинск.
- Тетя Поль.
- Да?
Она обернулась, увидела фотографию и глянула на Ровнина. Это явно было неожиданностью для нее, и она сейчас будто спрашивала: "Что это?" Ровнин протянул фото:
- Посмотрите, тетя Поль. Вам этот человек не знаком?
Тетя Поля взяла фотографию. "Нет, - подумал Ровнин, - ведет она себя абсолютно чисто".
- Что-то знакомое, - вглядываясь, сказала тетя Поля. Закусила губу. Знакомое. Знакомое, а вот вспомнить не могу. Где же я его видела? Где же?
Не нужно ее торопить. И пугать не нужно.
- Вспомните, тетя Поль. Это очень важно. Очень.
- Так это ж Леша, - тетя Поля еще раз всмотрелась в фотографию. - Ну да. Леша, милиционер. Он. Ну, точно.
Леша, милиционер... Значит, она знает, кем был Лешка. Ну, прежде всего уже само по себе это новость. Тетя Поля все знает. Откуда?
- Леша-милиционер?
- Ну да. Леша. Он ко мне заходил. Недавно заходил. Зимой.
- Куда к вам?
- В общежитие. Куда ж еще?
Тетя Поля внимательно всмотрелась в Ровнина.
- Что, тетя Поль?
Ровнин понял: скрывать что-либо теперь уже не имеет смысла.
- Та-ак. - Это она сказала уже протяжно-утвердительно. - Та-ак. Значит, ты тоже милиционер. Ну и ну.
Крутись не крутись, хитрить теперь бессмысленно.
- А я-то думаю, что это он? Плитку положить, то се. Милиционер, значит?
- А откуда вы знаете, что он... - Ровнин помедлил, - этот Леша, был милиционером?
- А сам-то ты тоже ведь милиционер?
- Ну, милиционер.
- Как это откуда? - тетя Поля взяла тряпку, провела по столу и отложила. - А что тут не знать? Он же ко мне пришел и сам, ну, это рисунки мне показал.
- Рисунки?
- Ну да - рисунки.
Лешка показал ей рисунки. Из третьей папки? Вот это номер!
- Какие рисунки?
- Какие. На рисунках этих четыре парня. Нарисованы, значит. Ну, трех-то я даже и не видела. А четвертого... - Замолчала. Молчит.
- Что - четвертого?
Тетя Поля вздохнула:
- Худенький такой, лопоухий. Его я признала. Вроде похож.
- Подождите, подождите, тетя Поль.
Ровнин чувствовал, что все в нем сейчас колотится. Да, он хорошо знал, что это. Это чистый нервный колотун. Причем с ним давно уже такого не было. Ну-ка, Ровнин, успокойся. Успокойся. Ну, Ровнин.
- Подождите, тетя Поль. - Он отвел взгляд, чтобы она не видела, и зажмурился. - Да вы сядьте. Сядьте, пожалуйста.
- Ну, села, - тетя Поля села с другой стороны стола. - Села.
Кажется, мандраж прошел. Да, как будто бы.
- Расскажите все по порядку. Не торопитесь. С самого начала.
Она нахмурилась.
- Ну, прежде всего, когда он к вам пришел?
Молчит. Значит, может быть, что-то забыла. Вполне.
- Точную дату хотя бы вы можете вспомнить?
- Точную? Дай бог памяти. Было это... было... в конце зимы. Да, в конце зимы.
- В конце зимы. А когда точно?
- Да недавно совсем, недели три.
Она раздраженно замолчала, будто злясь на то, что не может вспомнить точной даты.
- В конце зимы - значит, в феврале?
- Ну да, в феврале.
- А день?
- День? Ах ты, прямо затмение. Не помню дня. В конце месяца.
- Вспомните, тетя Поль. Пожалуйста.
Тетя Поля с сожалением улыбнулась:
- Может, после дня армии, но точно не скажу. После праздника.
После праздника. Это уже много. Если Лешка приходил к ней после двадцать третьего февраля, а убили его двадцать пятого, то остальное, насчет даты, в принципе можно не выяснять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16