.. И за все такая черная неблагодарность...
Людмила. Успокойтесь, Софочка, мужики все одинаковы и все, как один, кобели. Мой тоже когда-то закончил институт, защитился и убежал к белобрысой пигалице, которая работала курьером в деканате...Потом, конечно, она ему наставила рога с его же ассистентом, причем прямо в аудитории, на столе, не снимая трусиков...
Софья Петровна. У нас другое, у нас была духовная близость, но сегодняшняя его выходка меня потрясла до глубины души...Я чуть не утонула. Я сама не знала, что делаю...Я не могла коляску остановить, тормоза не работают (всхлипывает).
Игрунов. Прошу прощения, может, это не мое дело, но иногда мужчине, тем более творческому человеку, просто необходимо разгрузиться. Свобода превыше всего! Нет, я отнюдь не оправдываю Светлану, но как художник знаю: все дело в разнообразии, контрастности и новизне. Ничего другого человечество пока не придумало.
Боголь. Браво, Пикассо! Попадание в самую точку...
Софья Петровна. Видишь, Люся, эти субъекты спелись... Я очень хочу в туалет, у меня в животе от угощений Светланы начинается настоящий цунами...Не удивлюсь, если в еду был подсыпан крысид, чтобы я быстрее умерла им на радость...
Борис Наумович. Шашлык, по-моему, сделан из бродячих кошек, а вино из мочи Тарзана... Но дареному коню в зубы не глядят (зевает)... Как бы хотелось сейчас растянуться на своем диване, а не лежать на этой дырявой кошелке (направляется к гамаку)...
Софья Петровна. (Боголю) Пожалуйста, помоги мне встать... Василек, мне нужно на горшок.
Боголь. Сейчас...У нас кончился шампунь, но я помою "утку" в ручье, который так бесподобно изображен на картинах Романа Ивановича (трусит в сторону палатки).
Софья Петровна. У нас жизнь кончилась. Я хочу кофе и хоть малюсенькое пирожное...У меня износился лифчик, и я не могу своему мужу на день рождения подарить словарь Ожегова (плачет). Я хочу назад, в развитой социализм. Я хочу советскую пенсию и в санаторий в Цхалтубо, где почти бесплатно лечили артрозы (плачет навзрыд)... В конце концов, я хочу на свою этническую родину...
Борис Наумович. И напрасно, там во всю бесчинствуют олигархи ...
Софья Петровна. Я люблю олигархов, я хочу к ним...
Борис Наумович. Там не выплачивают пенсии и...
Софья Петровна. Я перейду на подножный корм. Я даже готова лечь под громилу Ельцина...только он со мной, уродиной, не захочет...
Борис Наумович. А как насчет ГУЛАГА или 37-го года?
Софья Петровна. Это было давно и неправда, зато здесь 1999-й, который я не переживу...
Борис Наумович. (Разводит руками) Ну, если мы будем про прошлое говорить, что это было давно и неправда, то пришедшие нам на смену поколения так же скажут про наше время...Вы этого хотите?
Софья Петровна. Я хочу вытащить зуб, который у меня болит с прошлого года (плачет)....
Людмила. Софочка, ради Бога, не нервничайте! Все уладится, скоро устроюсь на работу и с первой же получки куплю вам нижнее белье и все, что положено -- простыни и пододеяльник...
Софья Петровна. У вас нет аплицибы*, кто вас без нее возьмет на работу?
Людмила. Аплицибу я куплю на толкучке. Это пустая формальность и мы ее обойдем. (Людмила коляску с Софьей Петровной увозит в сторону палаток).
Игрунов. Мы все сейчас попали в теневую полосу. В некотором роде, небеса от нас отвернулись, и я, право, не вижу другой возможности для спасения, кроме творчества...Жаль, уже темнеет, а так бы я сейчас с удовольствием сел за мольберт...Впрочем, Куинджи и ночью работал и создавал шедевры. Каковы у него эффекты освещения, звучность колорита, с ума можно сойти...
Борис Наумович. (Зевает) А я бы сейчас с удовольствием чего-нибудь перекусил... Раньше, в том самом развитом социализме, о котором только что говорила Софья Петровна, я вечерами сидел на кухоньке и время от времени заглядывал в холодильник...Сидел, попивал пивко, тонкими-тонкими ломтиками нарезал дефицитной сырокопченой колбаски, укладывал ее на хлеб с маслом, брал луковицу и еще более тонкими кружочками разрезал ее и сверху... на колбаску. Но этого мало: на лучок, я трусил красного молотого перчика и немного соли...А пиво я пил исключительно из керамической кружки, по ободку которой тоже посыпал солью... Одновременно с этим я включал радиоприемник "ВЭФ-12" и настраивался на волну вражеских радиоголосов... Думал, что они умнее меня и хотят сделать меня свободным...Потом я выходил на балкон и выкуривал подряд две сигареты -- дымил и смотрел на огни города...Затем я звонил по одному номеру, вел совершенно бесплатный треп с весьма приятной особой, у которой голос уже был сонный, но участливый и дружеский...Я знал, что назавтра я попью кофе, почищу зубы зубной пастой, побреюсь и отправлюсь на троллейбус, который, невзирая ни на что, довезет меня до ОВД, где у меня было столько разных уголовных дел...Но я ждал этого и радовался, что я такой незаменимый человек...(Пауза) Сейчас мне даже не верится, что совсем недавно заядлые уркаганы величали меня Гражданином. О, великое слово! Мы так легкомысленно тогда к этому относились...
Игрунов. Это не то слово...Кто мы сейчас? Инопланетяне, вот кто. То ли четвертинка, то ли одна шестая часть гражданина. Одним словом, мигранты, бескрылые МИГи, летучие голландцы, песок на ветру...
Подошедший Боголь, пытается раскурить сигарету. Он никак не может зажечь спичку, спички ломаются.
Боголь. Зато, если завтра начнется война, нас не возьмут на фронт. И не надо ходить на выборы, а потом мучиться, что вместо порядочного человека выбрали отпетого мерзавца...
Игрунов. Если не ошибаюсь, вы, Василий Савельевич, одним из первых деятелей искусства подписали манифест об отделении от Империи... Очень спешили, словно у вас в одном месте горела мякина...Наверное, надеялись, что сразу станете счастливым и богатым...
Боголь. (Тушуется) Ничего такого я, конечно, не думал...Просто мне казалось, что в карликовой стране, находящейся в прихожей Европы, проще создать карманный рай. А насчет "гражданина"... (Оживляясь) Вы, Борис Наумович, употребили только первую часть фразы...Ведь применительно к ментам, правильнее было бы говорить -- "гражданин начальник". И, между прочим, Робеспьер своих парижан тоже называл гражданами, что, впрочем, не мешало ему тысячами отсекать им на гильотине головы...
Игрунов. Рай это хорошо... Но смотря чей рай и во имя чего. Если со звездой, то какого цвета -- красного или желтого...По-моему, Василий Савельевич, завтра ваша очередь собирать стеклотару...
Боголь. Как это моя? Я только позавчера собирал бутылки...Вы мне мстите за мои политические взгляды...
Игрунов. Еще чего! Просто в прошлый раз вы не справились с планом и вместо 20 единиц принесли лишь девять...Буханка хлеба и один шоколадный сырок...В каком-то смысле вы обедняете наш рацион ...
Боголь. (С обидой) Это вы говорите мне, заслуженному деятелю искусств? Смешно, это слышать (продолжает изводить спички)...
Игрунов. Уточняю: бывшему деятелю. Между прочим, я тоже заслуженный художник, а Борис Наумович -- заслуженный юрист...Или я ошибаюсь, Борис Наумович?
Борис Наумович. Я еще и бывший ударник коммунистического труда, и бывший заслуженный мастер спорта по самбо... Хотите, покажу прием, как защищаться от внезапного нападения преступника, вооруженного ножом?..
Боголь. Хочу, я чувствую, что скоро мне такая самооборона пригодится (собравшись, но нетвердо стоя на ногах, занимает позицию напротив гамака, в котором лежит Рубин). Минуточку, только изготовлюсь...
Борис Наумович. (Приемом "ножницы", цепляет Боголя за ногу и укладывает на землю...). Это проще, чем вы думаете.
Боголь. (Горячась) Это нечестно, вы застали меня врасплох. Повторим...
Подходит Людмила.
Людмила. (Обращаясь к Боголю, все еще лежащему на земле) Софья Петровна хочет вас видеть...Ей очень плохо, возможно, даже сердечный приступ...
Боголь. Бедняга, я даже не могу купить ей корвалола...Придется продать пишущую машинку, но, боюсь, такой хлам никому больше не нужен (поднимается с земли, отряхивается, уходит)...
Борис Наумович. Давайте, Пикассо, выгребайте все, что у вас есть в карманах -- наш долг помочь товарищу, попавшему в беду...
Игрунов. Нет вопросов, правда, у меня у самого только на проездной билет...Я хочу завтра еще раз смотаться в галерею, может, уговорю оценщика.
Борис Наумович. Даст Бог день, даст Бог и пищу.
Игрунов. Держите, это все, что у меня имеется в наличности.
Борис Наумович. (Смеясь) А все остальное, конечно, на банковском счету?
Игрунов. В моих полотнах. Их у меня на данный момент больше трехсот, только одной краски я израсходовал...страшно подумать! А кисти, особенно колонковые...А холст, а грунтовка, я уж не говорю об этих издержках (кладет руку на сердце)...И каждый вертит перед картинами мордой, напускает на чело хмурость, изображая главного искусствоведа Вселенной... Верите ли, иногда хочется взять в руки потяжелее раму и обрушить ее на бестолковую голову...
Борис Наумович. (Вдохновенно) Художники пишут глазами любви, и только глазам любви следует судить их...
Игрунов. Во-во! Экзистенция...
Борис Наумович. Со мной тоже такое бывало. Однажды я допрашивал одного злостного хулигана, который на пляже измывался над целой семьей...Избил отца семейства, его жену, когда та стала за него заступаться, ударил ногой в живот, а малолетнюю дочку, схватив за косы, уткнул лицом в песок и поволок к воде... Наглая рожа, смеется в глаза, дерзит, намекает на расплату, если я его засажу... Но когда этот подлец тронул мою национальность, тут я уже не стерпел и ка-а-а-ак вмажу... Было такое ощущение, будто я сделал самое благое в жизни дело. Конечно, после этого проводилось служебное расследование, я лишился одной звездочки и на три месяца был отстранен от следственной работы...
Игрунов. (Мечтательно) Зато какой получили кайф!
Борис Наумович. Да-аа, это был момент истины. Озарение! Такое состояние особенно важно для творческих личностей, происходит энергетическая перезарядка. Ух, сладостный миг!
Игрунов. За такие мгновения можно лечь на амбразуру...
К ним подходит Светлана.
Светлана. У Софьи Петровны, по-видимому, болевой шок, а мы не можем позвонить в неотложку... Хоть бы один мобильный телефон на всех...Эх, мужики, мужики грош вам цена...
Игрунов. Пошлите Людмилу к магазину, там есть телефоны-автоматы...
Светлана. Автоматы-то есть, да нет у нас телефонных карточек.
Борис Наумович. Но насколько мне известно, Софья Петровна пользуется обезболивающими наркотиками...
Светлана. Кончились... Эта дуреха ими ревность заглушала...
Игрунов. Прекрати злобствовать, тебе это не к лицу. Чтобы купить наркотики, нужны деньги...
Светлана. Если она окочурится, Василию Савельевичу не видать двухкомнатной квартиры, как своих ушей...
Игрунов. Ох, Светка, не верю, что такие бесстыдные слова ты говоришь...
Борис Наумович. Может, нам пойти туда, помочь ее переложить с коляски на матрас.
Светлана. Это уже сделал Василий Савельевич... Он от страха за ее драгоценное здоровье перенес ее один из коляски на тюфяк...Сам как тюфяк, нюни распустил.
Игрунов. Перестань, он ее жалеет, как малого ребенка. У них детей нет, а человек остается человеком, и не забывай о возрасте...Ты еще молода и, к сожалению, скользишь по жизни. У тебя лишь определенные мышцы в ходу, но отнюдь не душевные порывы.
Светлана. (Запальчиво) Вы со своими душевными порывами совсем завшивели и захирели. Превратились в нищих стариков, хотя никто из вас еще не вышел на пенсию.
Борис Наумович. (Озадаченно) Торнадо принимает угрожающие масштабы... Идемте, Роман Иванович, к страждущей, чтобы потом не было стыдно за бесчувственное отношение к чужому горю...
Художник и Рубин уходят в сторону палаток, Светлана садится в гамак, начинает петь какой-то старинный романс. Возможно, это песня на слова Лермонтова "Ночь светла..." Слышатся звуки подъехавшего автомобиля. Сзади, из сумерек, показывается мужской силуэт -- это Боголь.
Светлана. (Не оборачиваясь) Ну, как откачал свою незаменимую Софочку?
Боголь. Слава Богу, уснула. Спасибо Борису Наумовичу и Пикассо, они организовали "неотложку". Людмила сходила в дежурную аптеку и принесла ампулы "Анальгина"... Мир, Светик, не без добрых людей, и это я всю жизнь проповедовал в своих произведениях. Вот и в последнем романе "Прощальный взгляд"...
Светлана. Вы все очень большие теоретики, а собственную жизнь устроить не в состоянии. Из-за вашего растяпства страдают другие, вы как камни на шее тянете вниз, в пучину, где даже рыбе душно...Угости лучше сигаретой, а то комарье не дает покоя...
Боголь. (Бьет себя по карманам) Извини, кончились... Может, займемся чем-нибудь другим, пока здесь никого нет?
Светлана. Я не думаю, что в таких условиях может возникнуть здоровый секс. И вообще, я хочу от тебя взять тайм-аут. Мне надо осмыслить наши затянувшиеся отношения...
Боголь. И с кем ты будешь их осмысливать... то бишь интегрироваться -опять с Пупкинсом или с этим...ну, на букву Г...Гунаром, черт бы его побрал!?
Светлана. А это уже мое личное дело и застарелых женатиков оно не касается. Если вчера ты еще мог отделаться лодочками, то сегодня без машины ко мне лучше не приближайся... Хватит быть бессребреницей, процесс слишком затянулся...
Боголь. Я понимаю: ничто так женщину не тяготит, как преданность.
Светлана. Потому что влюбленный женатик представляет из себя жалкое зрелище.
Боголь. Ты лучше посмотри на небо, видишь, сколько там неземной красоты...Тебя не будет, меня не будет, твоего Пикассо не будет -- никого, ни одного живого существа на земле не будет, а небо по-прежнему будет излучать этот божественный свет. Вот и подумай, что значит наша жизнь по сравнению с этим, а? А ты ведешь речь о каких-то лодочках, машинах...
Светлана. Скажи еще, что в августе наступит конец света, о чем сейчас трещат все газеты. Скажи, а я в эту чушь поверю и тогда ты вообще будешь свободен от всех обязательств. Никому ничего не будешь должен. Мне скучно с тобой и я хочу остаться одна...Не сердись, твои разговоры о вечности наводят меня на очень грустные мысли...
Боголь. (Оживляясь и с деланным сочувствием) Например, на какие?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11