вверх-вниз, вверх-вниз… — Паскуда неблагодарная! — послал он мысленный привет своей зазнобе и брезгливо сплюнул.
— Вы же можете помешать ей сюда приезжать, — сказал Лещук.
— Поздно, да и зачем? И сейчас я этого не хочу. Монета упала решкой и ничто уже этого не изменит… Давай, дружище, съездим в Кропоткинский и там разбежимся…
Однако в офис Таллер не стал заходить — туда отправился Лещук, с поручением к секретарше — позвонить в Ригу.
Таллер пересел на место водителя и помчался исполнять вендетту.
Припарковался поблизости от радиомагазина, и оттуда позвонил по двум номерам: в секцию, где работала сожительница, и в кабинет «е… я», как он назвал про себя завмага. Оба оказались на месте.
Из машины он не видел входа в магазин и потому перешел в подъезд жилого дома напротив. Он устроился на подоконнике второго этажа, откуда хорошо просматривались подходы к магазину.
Он курил сигарету за сигаретой и вскоре за батареей, что ребрилась под подоконником, накопился целый склад окурков. Иногда, чтобы не вызвать лишних подозрений у жильцов дома, он спускался вниз и уже с улицы наблюдал за магазином. Им повелевал азарт охотника, и, если бы кто-нибудь попытался ему помешать, его гнев был бы сокрушительным.
Целых четыре часа Таллер провел на своем посту. Дважды из мобильника звонил в свой офис и, к своему вящему неудовлетворению, узнал от секретарши, что в Риге с ней не захотели разговаривать и требовали контакта с ним, Таллером.
В 17. 10 он увидел, как мужчина высокого роста и с очень широкими плечами, в кожаной куртке, выйдя из магазина и, вертя на пальце связку ключей, направился в сторону припаркованной у бровки тротуара «мазды». Вскоре из тех же дверей выпорхнула Эллочка. Она была на высокой шпильке, в легкой норковой шубке и шустро направилась в сторону ожидавшей ее машины.
Сердце у Таллера, словно сорвалось с петель. Оно било и хлобыстало по ребрам с такой силой, что дыхание у Феликса Эдуардовича резко участилось и он, чтобы сдержать нервы, сунул в рот сигарету.
Он тоже пошел к своей машине, хотя понимал — чтобы ни случилось, он их ни за что не упустит. Однако в спешке чуть было не столкнулся с тяжелым «дальнебойщиком», внезапно выехавшим с незаметного переулка.
Таллер достал из «бардачка» большой цейсовский бинокль и положил рядом с собой. Он не смотрел на удаляющуюся «мазду» — та двигалась в нужном направлении. На Кутузовском проспекте преследуемая машина вдруг притормозила возле универсама и завмаг пошел отовариваться. Вернулся с большим пакетом, набитым всякой гастрономической всячиной, которую венчал огромный ананас с зеленым гребешком.
Они проехали транспортную развязку на Кольцевой, миновали Немчиновку и вскоре тускло блеснуло озеро. «Тут вы навеки и останетесь», — сказал себе Таллер и опять не ощутил при этом никаких болезненных переживаний.
Включил магнитофон. Послышалась музыка, но это был не его репертуар — охранника и Таллер удивился, сколько новых песен за последнее время появилось на свете. Кто-то пел:
Ах, как я искренне любил тебя,
За блеск твоих зеленых глаз,
Не уходи, моя любимая,
И жизнь наладится у нас.
И пусть ресницы твои мокрые,
Ты ведь не плачешь у меня,
То просто дождь стучит за стеклами,
Переживает, как и я…
Но снедаемого темной страстью Таллера столь простенькие арии уже не могли разжалобить. Наоборот, еще больше раздули то, что горело и дымило в груди.
Он резко затормозил, ибо, отвлекшись думами, едва не влетел в задок «нивы», по самые фары забрызганной грязью.
Машину он припарковал в том же месте, где они уже останавливались с Лещуком. Все дело упрощали сумерки, заметно накрывшие сирый промозглый пейзаж. В руке у него был бинокль.
Когда преследуемая им парочка подошла к гаражу, Таллер напрягся, словно все его сосуды и кости приобрели вдруг титановую упругость. И прав был охранник: одна часть гаража представляла собой настоящий будуар. Он успел разглядеть цветастые обои, на возвышении, словно на выставке мебели, красовалась тахта с розовым покрывалом, а рядом — стол, на котором чернел музыкальный центр и большая голубая ваза с цветами. Но не это едва не сшибло его с ног: как только они оказались в помещении, завмаг облапил Эллочку и, как сумасшедший, стал сдирать с нее одежду. Первой на пол упала шубка… Таллер прикусил губу, отвел глаза. Однако, не совладав с собой, снова уставился на разрывающую его сердце картину. Однако экстаза не последовало… Женщина легонько отстранила партнера и, видимо, что-то ему сказала. Мужчина отошел к воротам и сначала закрыл одну, а затем и вторую створку. «Кино» для Таллера закончилось. Остался лишь небольшой, светящийся прямоугольник над самыми воротами — отдушина, соединяющая гараж с окружающей средой… «Сейчас я вам устрою газовую камеру, » — шептали его посиневшие от нервного спазма губы.
И он, старясь быть расторопным, вернулся к машине, плюхнулся на сиденье и две минуты приходил в себя. Он пытался сохранить убывающие волны ярости. Не заглушая, мерно работающего движка, Таллер достал из багажника длинный гофрированный шланг и направился с ним к гаражу. И в этот момент он отчетливо где-то поблизости услышал работающий автомобильный мотор. Звуки исходили из-за березовой рощицы и ему даже показалось, что там, среди желтизны, мелькнули человеческие силуэты. Другие звуки неслись из гаража, там кажется, шел концерт какой-то рок-группы, от которой могли лопнуть ушные перепонки…
Он поискал глазами и нашел небольшой булыжник, встав на который, дотянулся концом шланга до отдушины. Затем он вернулся к машине и подъехал на ней к самым воротам. Это был сон наяву. Игра с судьбой в поддавки. Он ждал: вот-вот стукнет запор, откроются ворота и он, в очень смешной позе, предстанет перед ними. Хотя знал по себе: упоение женским телом делает самца по глухариному тупым и ко всему равнодушным.
Когда другой конец шланга он насадил на выхлопную трубу, понял: возмездие близко, протяни только руку… И даже тогда, когда мотор его «мерседеса» притаенно заурчал, в нем не колыхнулось ни жалости, ни раскаяния. Более того, мстительное тепло побежало по всем жилам и закоулкам надорванной души…
…Когда Таллер вернулся в офис, секретаршу поразило его лицо. Ей показалось, что к ней заявилась копия ее шефа из музея мадам Тюссо. Так он был бледен и так скованы были его черты. Однако судьба готовила ему новый удар — она, как раненая собака, изо всех силенок тащилась за своим хозяином.
В то же самое время, как он беседовал со своей секретаршей, а потом вызвал к себе Лешука, на подступах к офису происходили странные вещи. Из подъехавшего джипа вышли четыре человека, маскируя под широкими темными плащами легкое стрелковое оружие. Двое из них, скрываясь за кустами, побежали к парадному подъезду, двое других — зашли с тыла и начали взбираться по пожарной лестнице. Еще трое, не считая водителя, остались в машине.
Таллеру нужно было взять в сейфе фотографии Эллочки, которые он сделал, когда ездил с ней на пляжи Туниса и к египетским пирамидам. Он понимал, что начнется расследование и лишние страницы их отношений были ни к чему.
В кабинете пахло застарелыми сигаретными запахами и он, желая проветрить помещение, подошел к окну и взялся за ручку. Но то, что он увидел в прямоугольнике рамы, едва не лишило его дара речи: перед ним был человек в маске «ночка». Звякнуло стекло и в кабинет ввалился грузный человек в длиннополом темном плаще. На свет появился короткоствольный автомат и человек в маске предупредил, чтобы все было без шума и крика. Однако их отвлекли: в распахнутые двери, теряя равновесие, ввалилась без единой кровинке в лице секретарша. За ней, с еще дымящимся пистолетом, вошла еще одна маска. Секретарша хватала ртом воздух, руки прижимала к животу, и из-под наманикюренных пальцев густо сочились подтеки крови.
Один из ворвавшихся толкнул Таллера на диван и надел наручники. Другой сказал:
— Если я правильно понял, перед нами Феликс Эдуардович Таллер? — человек подошел к стоящему на столе компьютеру и извлек из него дискету.
Таллер сам отдал им ключи от сейфа. И открыв его, налетчики стали шарить в нем, извлекая оттуда бумаги, деньги аудио — и видеокассеты. Он видел, как один из них вырвал с корнем телефонную розетку и ударом приклада разбил компьютер.
— Забирайте его и ведите вниз, — приказал тот, который попал в кабинет через окно.
Выходя, они оттолкнули ногой лежащую на пороге секретаршу. Минуя коридоры, Таллер не слышал и не видел никого из своих сотрудников. Было ощущение, что весь офис умер. Только когда спустились на первый этаж, слева, под лестницей, его взгляд уловил чьи-то ноги. Они, безусловно, принадлежали Лещуку — его обувь нельзя спутать ни с какой другой: он носил кованные американские ботинки с настоящими протекторами вместо подошв.
— Что вы с ним сделали? — неизвестно к кому обратился Таллер, однако ему никто не ответил.
Второго охранника он увидел у самого крыльца. Тот сидел в луже крови, склонив голову на грудь.
Таллера повели за дом. Ноги не хотели ему подчиняться и он, как и днем, все реальное воспринимал, словно кошмарный сон. В кармане у него запищал мобильный телефон и это услышали те, кто его сопровождал. Один из них вытащил трубку у него из кармана и включил. Поднес ее к уху Таллера. Приказал:
— Говори, баклан!
Но Таллер, принявший первый удар довольно мужественно, заартачился. Он мотнул головой, за что тут же схлопотал автоматом по ребрам. Трубку снова притерли к его уху. Он услышал, как в ней призывно звучал голос Брода. И Таллер, не таясь, с каким-то злорадным вызовом, выкрикнул: «Веня, меня взяли в плен гансы… Никаких условий не принимай… »
Однако он не успел договорить: кто-то наотмашь ударил по его руке и трубка полетела на землю.
Его затолкали в машину и чьи-то услужливые руки напялили ему на глаза вязаную шапочку. Он потонул во мраке и неизвестности. В салоне было накурено и этот табачный аромат был густо настоян на разнообразных мужских запахах — одеколонов, табака и несвежих носков.
Его везли долго, он не питал на свой счет ни малейших иллюзий. Не рассчитывая на снисхождение, он размахнулся и вслепую послал сжатый кулак в ограниченное пространство джипа. И кого-то, видимо, достал, ибо тут же раздалась грязная брань и в его голову, словно вбили железный гвоздь. Опять все зазвенело в ушах и он потерял сознание. Когда оно к нему вернулось, он увидел себя полулежащим в глубоком кресле. Он весь был мокрый, по-видимому, с помощью холодной воды его приводили в чувство.
— С добрым утром, Феликс Эдуардович! — бодро обратился к нему человек, сидящий напротив. Ему было не более тридцати-тридцати пяти лет, с широко расставленными глазами и сбитым набок носом. — Что вы нам скажете новенького?
Таллер от таких разговоров сразу же захандрил. Он понимал, что от него потребуют.
Кто-то вошел и открыл стоящую на столе бутылку водки.
— Снимите наручники, они до мяса содрали кожу, — попросил Таллер. — Я не могу достать из кармана нитроглицерин.
— Боюсь, он тебе больше не понадобится. Если, конечно, не будешь играть в нашу игру.
— Снимите наручники… Сегодня у меня такой расклад, что ни от кого и никакие угрозы я не принимаю.
Тот, кто сидел напротив, нагнулся к нему и Таллер ощутил запах несвежего рта.
— Не делай из себя Зорро, так тебе будет легче жить, — сказал тип. — И если тебя интересует судьба твоей любовницы, могу сказать одну приятную вещь…
У Таллера перехватило дыхание. Его затомило, захотелось нестерпимо пить, но еще больше захотелось узнать, что же кроется за его словами. Но Таллеру, видимо, не суждено было узнать, что его покушение на Эллочку и ее хахаля, было совершено непрофессионально и все дело кончилось средней тяжести отравлением угарным газом и реанимацией.
— Итак, когда и где мы можем получить свои бабки? — спросил тот, который вошел в комнату. — И как взять за хоботок твоего вице-президента Веню Брода?
Таллер ощущал себя совершенно раздвоенной личностью, и чтобы хоть как-то сохранить идентичность своему «я», он бесстрашно, с вызовом бросил:
— У вас нет таких аргументов, которые могли бы меня склонить к предательству. Вы гопники и не за свое взялись…
— А это мы сейчас увидим… Валера! — обратился незнакомец к кому-то находящемуся в другой комнате, — тащи сюда технику, клиент артачится…
Однако похитители слишком форсировали события. Сделанные в вену Таллера три кубика морфина, которые, как они надеялись развяжут ему язык, оказались для его сердца роковыми. Он широко раскрыл глаза, открыл рот, в котором полно было золота и фарфора, и все его тело охватила мелкая судорога. Все произошло в считанные мгновения: одна рука дернулась, но сдерживаемая кольцом наручников, затихла, пальцы другой руки стали сжиматься и разжиматься, словно хотели убыстрить ток крови. Все его тело сотряс внутренний толчок и изо рта хлынуло содержимое желудка.
— Тупица! — сказал один другому. — Ты сломал все дело.
— Да ничего страшного, у него ведь есть еще главный бухгалтер, вице-президент, которые тоже могут решить вопрос с бабками.
Последние слова, сказанные тем, кто сделал укол, долетели до самых глубинных слоев подсознания Таллера и ему привиделся образ в виде картины, которую он топтал ногами в квартире Эллочки. Последними остатками воли и безостановочно умирающими нейронами, он силился вспомнить название той картины, но так и не вспомнил. Густая зеленая паста навсегда заполнила его мозговые извилины и от личности Таллера осталась одна, не очень визуально привлекательная, телесная оболочка.
— Этот кент из нашей породы, — сказал тот, у кого сломанный нос, и направился в ванную комнату. Его поташнивало. Он закурил и сильно удивился, когда увидел, как противно вибрируют его пальцы. «Отбросить копыта, оказывается, не так сложно, — подумал он, — куда сложнее помереть, не потеряв лица… »
* * *
Когда Брод услышал в трубке срывающийся голос Таллера, понял — из Риги приехали выбивалы. Собрав людей, Брод на двух машинах выехал в Кропоткинский переулок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40