– Извините, но я не могу... – виновато улыбнулась она. – Я жду ребенка, мне никак нельзя...
– Как-то не подумал... А надо думать... Неужели я в самом деле говорил, что ты мне больше не нужна?
– Да, говорили...
– Настроение, наверное, не в дугу было... Проблема на проблеме... А я вообще человек настроения...
Иван Александрович выпил. Немного подумал и добавил еще.
– Глупая какая-то ситуация, ты не находишь? – озадаченно спросил он. – Вадим – упрямый сукин сын! Ты – охотишься за богатыми мужиками!
– Это неправда! – всплеснула руками Олимпия.
– Помолчи... – отмахнулся от нее Алтынов. – Я знаю, что говорю. Как знаю, что натура у меня противоречивая. Сегодня одно на уме, завтра другое... То нужен мне твой Вадим, то не очень... Так же и с тобой. То пнуть тебя охота, как блудливую сучку, то приласкать...
– Но я не сучка...
Олимпия смотрела на Ивана Александровича глазами собаки, съевшей хозяйский кусок мяса. Алтынов был для нее царь и бог. Он мог и пнуть, а мог и приголубить. А ей так не хотелось оказаться на обочине жизни, где даже объедками с барского стола не накормят... Она хотела жить, а не выживать...
– Ну как же не сучка, если от мужа гуляешь, – ухмыльнулся Алтынов.
– Но ведь только с вами, больше ни с кем...
– Знаю, что больше ни с кем... – поощрительно улыбнулся он.
– Вот видите! – просияла Олимпия.
– Но ведь по-любому от Вадима гуляешь... Потому что сучка... А я тогда, получается, кобель... Смешно. Правда, не очень... Иди сюда!
На этот раз Алтынов сам развел полы ее халата, сначала приложил ухо к ее животу, а затем лизнул его языком – от пупка вниз. Как будто хотел показать, каким путем появится на свет созревающий плод...
– Не надо... – В показном изнеможении Олимпия прикрыла глазки.
– Ты меня не хочешь? – Зато Алтынов был возбужден по-настоящему.
– Хочу...
– Так в чем же дело?
Действительно, в чем дело. Иван Александрович бросает ей сахарную кость со своего барского стола, и она должна с радостью вылизать ее добела, чтобы выразить ему свою благодарность. Если есть шанс снова стать его любимой собачкой, то она обязана воспользоваться им...

2

– Встать! Смирно!
Команда прозвучала как щелчок бича. Вадим даже не стал задумываться, с какой это стати он должен ее выполнять. Он подскочил со своего места как хорошо выдрессированный зверек. И только потом осознал, что команда «смирно» была самым обыкновенным фарсом. Один «дед» подал ее, чтобы потешить своего дружка, такого же старослужащего кретина...
Все бы ничего, но этим кретином оказался старый знакомый Вадима. В бытовку, где «духи» скопом приводили себя в порядок, развязной походкой вошел «дедушка» Стыкин, тот самый мордоворот, который вместе с офицером-«покупателем» сопровождал команду новобранцев от сборного пункта до воинской части. Это его приструнил офицер, когда он попытался осмеять Вадима. Это ему он пообещал устроить марш-бросок...
У Вадима не было никакого желания встречаться взглядом с этим весельчаком, и он отвел глаза в сторону. Но Стыкин уже заметил его.
– Вау! Какие люди!.. И без охраны, да?..
В строевую роту Вадим попал сразу после присяги. Второй батальон, третья рота, первый взвод... Уже вторую неделю он здесь, но со Стыкиным пересекся только сегодня. Дело в том, что у «дедушки» был отпуск, и он только что вернулся в часть. Сытый и самодовольный. Грудь колесом, тельник чуть ли не до пупа открыт, аксельбанты, значки...
– Без охраны... – злорадно ухмыльнулся Стыкин. – Или сам себе охрана, а?..
Он пытался отыграться на Вадиме еще в поезде, на пути к воинской части. Но тогда старший команды снова поставил его на место. А сейчас за Вадима заступиться было некому: офицеров в расположении роты нет. Ну а если бы и был сейчас ротный или взводный на месте, что с того? Присмирят Стыкина сейчас, так он ночью на Вадима наедет, где-нибудь в умывальнике... Сколько ни говори, что «дедовщины» в армии нет и быть не может, она все равно есть. В глубине души Вадим мог возмущаться сколько угодно. И он возмущался. Но эмоций не показывал. Уж лучше молчать и терпеть. И ждать, когда время исправит твой скотский статус...
– Ну чего молчишь?
Вадим молчал, но Стыкин не унимался.
– Что, очко жим-жим?..
Вадим пожал плечами. Пусть этот придурок думает, что угодно, лишь бы отстал.
– Служить хочешь?
Это был тот же самый вопрос, который задавал Вадиму на сборном пункте офицер. Он тогда ответил, что служить не хочет. Сейчас же на этот же вопрос у него имелся другой ответ.
– Хочу, – угрюмо буркнул он.
– Что, служба медом кажется, да?
– Нет...
– Чего нет, если да... Ладно, я тебе устрою службу...
– Артур, да отстань ты от него! – хмыкнул сержант Любимов. – Не видишь, салага в штаны уже навалил...
– Мало навалил. Надо, чтобы больше... Помнишь, я тебе рассказывал, как меня Бурцев причморил, так вот, все из-за этого козла... А кто такой Бурцев? И кто такой – я!..
Стыкин с пафосом ударил себя кулаком в грудь и вместе со своим дружком-сержантом вышел из бытовки.
А ночью Вадима подняли по тревоге. В индивидуальном порядке. Командовал парадом Стыкин. Глаза горят, щеки красные – то ли от бушующей в нем агрессии, то ли от водки. Выпивать военнослужащим срочной службы категорически запрещено, но «деды» выполняют этот запрет лишь в том случае, если нечего пить. А Стыкин из отпуска вернулся, он наверняка прихватил бутилек из дома.
Стыкин глянул на часы.
– Плохо, боец... Очень плохо... За сорок секунд одеваться надо, а у тебя минута... Отбой!.. Подъем!..
Артур не имел никакого права командовать Вадимом. Он даже не ефрейтор, он обычный рядовой солдат... Но попробуй ему это объясни!..
Вадим объяснять ничего не стал. Быстро соскочил с койки, влез в камуфляж, впрыгнул в сапоги, застегнул ремень.
– Нормально... – удовлетворенно кивнул Стыкин. И тут же скомандовал:
– Вспышка справа!
Вадим рухнул на пол – ногами в сторону, откуда прогремел гипотетический взрыв. Руки за голову, все как положено...
– А теперь по-пластунски, вперед!.. Задницу ниже! Давай, давай!.. Это тебе вместо марш-броска, придурок!
Вадим под койками, на потеху «дедам» и таким же салагам, как и он сам, прополз на брюхе по периметру спального помещения. Но Стыкину этого было мало.
– Пошел! Пошел!..
Пришлось Вадиму совершить и второй круг. Но терпение его лопнуло, когда Стыкин заставил его идти на третий.
– С меня хватит! – поднимаясь во весь рост, заявил он.
– Это кто так решил? – угрожающе сощурился Артур.
– Президент... Когда устав утверждал... По уставу мне спать положено...
– Тебе, козел, положено, как я тебя положил... На брюхо, мурло! Живо!
– Нет, – упрямо мотнул головой Вадим.
– Ладно... Тогда умываться и спать... Умываться, я сказал!
Стыкин загнал его в умывальник, подсечкой сбил с ног – уложил на спину и коленкой надавил на грудь. Самое обидное, что Вадим не мог справиться с этим ублюдком. Пытался сопротивляться, но тщетно. По сравнению с ним Стыкин был настоящим громилой. Да и в рукопашном бою не чета ему... И обидно, и больно.
– Раздавлю, морда! – усиливая нажим, прохрипел Стыкин.
Вадим не мог ничего с ним сделать. Но и о пощаде он не молил. Смотрел на своего мучителя в упор, с ненавистью. Что, впрочем, совершенно Стыкина не смущало.
В конце концов распоясавшийся «дед» отпустил его. Заставил проползти еще один круг по периметру казармы, на этом и успокоился.
А недели через две все повторилось. Но в более унизительном варианте. Вадиму пришлось ползать под кроватями в полной боевой выкладке. И до полного изнеможения... В этот раз возмущаться он не стал. Потому что у него еще не было возможности справиться со Стыкиным в рукопашном бою. Он молча снес все издевательства. В надежде, что со временем он достигнет того уровня, когда сможет дать сдачи зарвавшемуся «деду». Не зря же он выбивался из сил на занятиях по рукопашному бою...
Рано или поздно он набьет морду Стыкину. И плевать, что после этого ему придется иметь дело с «дедушками» всей роты. Плевать, что после этого его изобьют до полусмерти... Лишь бы Стыкину воздалось по заслугам, а там хоть на эшафот...

3

Максим, как всегда, был нежен и мил. И это несмотря на то, что часы показывали половину шестого утра. Нормальные люди еще спят, а его черти на службу понесли.
– Мне уже пора, родная...
Он склонился над ней, покрыл лицо ласковыми поцелуями...
Максим хороший. Добрый, заботливый... Анжела искренне хотела полюбить его. По-настоящему полюбить, так, чтобы жгло изнутри и распирало от счастья. Так, как это было с Вадимом... Она хотела любить Максима, и даже любила его, но совсем не так, как Вадима. Стерпелось – слюбилось, вот и весь сказ...
– Я тоже встаю...
Время раннее – спать хочется, спасу нет. Но Анжела не могла позволить себе роскошь валяться в постели, когда муж уже на ногах. Может, и нет безумной к нему любви, но супружеский долг – дело святое.
– Не надо, я сам...
Максим попытался ее остановить, но Анжела его не слушала. Поднялась с постели, просыпаясь на ходу, прошла на крохотную кухню, достала из старенького холодильника пару яиц, поставила на плиту сковородку...
И только после того, как Максим ушел, она отправилась в спальню, которая по совместительству была и гостиной. Однокомнатная у них квартира, типичная «хрущевка». Ни ремонта, ни мебели приличной... Но Анжела и не думала жаловаться. Квартира хоть и служебная, но принадлежит она Максиму на законном основании. И никто их отсюда не выгонит, во всяком случае, пока он служит... А он и не собирается увольняться, поскольку даже не мыслит себя гражданским человеком. Ему на роду написано быть военным, и он даже не пытается бросить вызов судьбе. Да и сама Анжела как будто смирилась с тем, что стала женой Максима, а не Вадима. Смирилась, но иногда душа сжималась от тоски...
Анжела легла в постель, но заснуть не получалось. Ребенок не давал покоя. Тесно ему в животе, на волю рвется. Девять месяцев уже почти, скоро рожать...
– Спокойно, мой хорошенький. Спокойно, мой любименький!.. Баю-баюшки-баю...
Ласково приговаривая, она нежно поглаживала живот. Малыш и в самом деле стал успокаиваться, и она в конце концов заснула.
Спала она недолго. В половине девятого проснулась снова. Убралась в квартире, себя привела в порядок. И отправилась в женскую консультацию на прием.
Февраль месяц. Холодина жуткая. У природы, как известно, нет плохой погоды. Но это если есть возможность одеваться по этой самой погоде. Ей бы сейчас шубу. А у нее есть только старая, если не сказать, жалкая, синтетическая дубленка китайского ширпотреба. Есть еще кроликовый полушубок, но в него с животом уже не влезешь. А в дубленке холодно... Ничего, бывает и хуже.
В кабинете врача было тепло. Центральное отопление плюс масляный радиатор. Но от самой врачихи исходил холод. На Анжелу глянула, как на какую-то безответную сиротку. Кивком показала на кресло.
Но только Анжела на него взгромоздилась, как у врачихи зазвонил телефон.
– Да... Ну, конечно, конечно! Прямо сейчас!
Она уже излучала тепло и восторг, но направленные отнюдь не в сторону Анжелы. Ей она велела вернуться в исходное положение и на время покинуть кабинет.
– И дубленку свою заберите! – потребовала врач.
– Да, но в коридоре тепло...
Анжела могла бы обойтись и без верхней одежды. Но, видимо, врач считала, что ее дерюжка могла испортить внешний вид кабинета. Вернее, уже портила...
Она потянулась за дубленкой, когда в кабинете появилась долгожданная гостья. Молодая, эффектно-красивая, вся из себя. В роскошной песцовой шубе... И это была Олимпия, красавица-разлучница... Похоже, она тоже в положении, хотя сразу и не скажешь...
Анжела хотела незаметно проскочить мимо нее, но та увидела ее, узнала.
– А-а, старая знакомая! – расплылась она в улыбке. – Чего ты от меня шарахаешься? Я же не чумная!
– По мне так чумная! – горько усмехнулась Анжела и вышла-таки за дверь.
Олимпия вышла из кабинета не раньше чем через час, хотя обычно на осмотр и консультацию уходит не больше пятнадцати минут. Но ведь она была не обычной пациенткой...
Железнорудск – далеко не деревня, и не все здесь на виду. Но Анжела сохранила добрые отношения с матерью Вадима. Антонина Михайловна и рассказала ей, что Олимпия бросила Вадима в угоду господину Алтынову. Пригрел отец сына – сначала поднял, а затем унизил. Да так унизил, что парень с горя в армию подался... Анжела даже знала адрес части, где служил Вадим. Антонина Михайловна даже уговаривала ее написать ему письмо, хотя бы пару строк черкнуть. Но у нее рука не поднималась. Любила она Вадима... Но, увы, она уже не принадлежала себе... А ведь, возможно, он ждал весточки от нее. Возможно, он очень хотел, чтобы она снова была с ним... Но, увы, она мужняя жена и ждет ребенка. Неважно от кого, главное, с кем...
Олимпия прошла мимо нее – величава словно пава. Даже не глянула в ее сторону...
Анжела выходила из больницы, когда снова увидела Олимпию. Она сидела в вестибюле возле регистратуры. Увидела ее, поднялась. Все такая же величавая, но на губах достаточно теплая улыбка. И взгляд совсем не колючий.
– Ну как там? – спросила она и кивком показала на живот.
– Все в порядке, – выдавила Анжела.
Ей вовсе не хотелось разговаривать с этой сучкой. Но и грубить она не стала. Не то настроение...
– У меня тоже все в норме... У тебя уже почти девять?
– Сама догадалась или как?
Живот у Анжелы большой, спору нет, но она видела женщину с таким же, как у нее, животом, но не на девятом, а всего лишь на шестом месяце беременности. Так что по объему живота срок не угадаешь, разве что примерный...
– Или как, – улыбнулась Олимпия.
Она могла узнать о сроках у врача. Похоже, что именно у нее и узнала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42