Стаи грифов следовали за ними по пятам в ожидании верной добычи.
Теперь мы ежедневно становились свидетелями этой страшной нужды, которой практически бессильны были помочь. Родители предлагали продать нам своих детей за кусочек мяса, а когда мы отказывались от такой сделки, ловко прятали их где-нибудь в лагере и скрывались. Вскоре в нашем караване оказалось полно этих маленьких масаев, и было трогательно наблюдать, как наши носильщики заботились об этих бедных малютках. Крепких женщин и мужчин я использовал в качестве пастухов и спас таким образом многих от голодной смерти.
Двадцать первого марта мы двинулись дальше по дну кратера Нгоронгоро. Следующий лагерь мы разбили в красивой роще из акаций, недалеко от озера. На лугу возле нас паслось множество носорогов, одного из которых я уложил из ружья. Мои люди несколько раз за время нашей экспедиции стреляли носорогов, потому что охота на этих животных отнюдь не так сложна и опасна, как это могло бы показаться после сообщений профессиональных охотников. Прежде всего носорог не слишком пугливое животное, и если подходить с подветренной стороны, то вполне можно приблизиться к нему на расстояние 30 шагов, не возбуждая у него никакого подозрения. Чтобы попасть с 30 шагов в носорога, не надо быть первоклассным стрелком. Если пуля попала в переднюю часть туловища или (из мелкокалиберного ружья) в голову, то животное обычно тут же падает замертво. Если же носорога ранить в какое-нибудь другое место, то он либо удирает (притом с такой быстротой, что всякое преследование бесполезно), либо переходит в атаку. Этот момент охотники обычно описывают особенно впечатляюще. Проводники в таком случае, как правило, «разбегаются в разные стороны», и охотник остается один на один с разъяренным чудовищем. Хотя это и выглядит очень страшно, но нападающий гигант все равно что слепой: достаточно сделать один шаг в сторону, и он промчится мимо, а затем остановится и будет удивленно озираться, куда же девался охотник. А тот тем временем совершенно спокойно с самого близкого расстояния может всадитьв него вторую пулю.
Не успел я уединиться в своей палатке, как раздался выстрел. Все поспешили к ограде, и при магниевой вспышке были пойманы два абсолютно голых охотника-масая, пытавшихся пробраться в загон для скота. Тогда мы всерьез задумались о возможности настоящего нападения на нас, однако ничего подобного больше не повторилось. Правда, однажды ночью какие-то тощие фигуры приблизились к лагерю, и наша охрана, не поинтересовавшись, кто они такие, открыла по ним огонь. На другое утро я, к своему большому сожалению, обнаружил под забором двоих из этих несчастных, прошитых пулями насквозь. Над ними возвышалась длинная тощая фигура какого-то старца с растрепанными седыми волосами. Он осыпал нас злобными проклятиями. «Вы тут захлебываетесь в молоке и мясе, – кричал он, – и стреляете в нас, умирающих с голоду! Будьте вы прокляты!»
Я распорядился выдать этому несчастному кусок мяса, который он тут же со звериной жадностью проглотил прямо сырым, но тотчас же после этого опять принялся что-то дико выкрикивать. Наш караван уже пустился в путь, а проклятия несчастного старика все еще неслись нам вслед…»
Такой страшный голод бывал здесь только во время войн, когда Танганьикой управляли европейцы – сперва немцы, а затем англичане.
Мы же находим сейчас в кратере все таким, каким оно было семь лет назад: прелестная роща из акаций возле самого озера, в которой пасутся слоны и носороги; все те же краали масаев; девушки, увешанные стеклянными бусами, и грифы…
Оскару Бауманну потребовалось целых 23 дня, чтобы пересечь Серенгети и добраться до озера Виктория. В общей сложности ему пришлось проделать 4 тысячи километров. Из 195 африканцев, которые его при этом сопровождали, 40 погибли.
Равнины и стада животных в кратере Нгоронгоро остались такими, какими были, а вот творения рук человеческих возникают и вновь исчезают…
Зебра с хорошеньким жеребеночком, завидя нас, переходит вброд на другую сторону ручья и поднимается вверх по склону холма. Там, наверху, виднеются какие-то глыбы. Это оказались руины двух каменных домов: здесь когда-то жил немецкий поселенец Адольф Зидентопф, а за лесом, на противоположном краю кратера, стоял дом его неженатого брата Фридриха Вильгельма Зидентопфа. В 1908 году они здесь держали около 1200 голов рогатого скота, выращивали страусов в неволе и пытались одомашнивать зебр. Я старался разузнать о них побольше.
Прежний немецкий окружной уполномоченный из Аруши писал мне, что оба Зидентопфа и их приятель, по имени Хартунг, были самыми беспокойными поселенцами в Германской Восточной Африке. Хартунгу, например, присудили штраф в 200 рупий за то, что он стрелял под ноги местным рабочим, когда они пытались убежать. Во время войны масаи его зарезали прямо здесь, в кратере Нгоронгоро.
Братьев Зидентопф в 1914 году англичане выселили в Индию, и им так никогда и не удалось вернуть свои фермы. Адольф стал фермером в Соединенных Штатах и скончался в 1932 году от инсульта. Фридрих Вильгельм погиб во время воздушной катастрофы, когда он вместе с летчиком Удетом охотился в Серенгети за львами. Еще в 1914 году германская администрация почти договорилась о покупке зидентопфовских ферм, чтобы создать в кратере резерват. Англичанин, которому они достались после войны, жить там не стал, и, таким образом, эти фермы, слава богу, пришли в полный упадок и перестали существовать.
Один весьма энергичный человек, по фамилии Роте, служивший управляющим у Зидентопфов, еще в 1913 году раскопал в северной части кратера древнее поселение и погребение времен неолита. Эти люди, жившие здесь за несколько веков до нашего летосчисления, уже тогда пасли свой скот так, как это делают сейчас современные масаи.
Этот Роте жил здесь под чужой фамилией, его звали как-то совсем иначе. Во время первой финской революции, в 1905 году, он в течение короткого времени был министром, но затем русским царским правительством был арестован и заточен в Кронштадтской крепости. Там он перестрелял свою охрану и бежал со шведским паспортом. В Египте русская тайная полиция продолжала его преследовать, поэтому он был вынужден, нанявшись погонщиком мулов, перебраться в Восточную Африку. Царская охранка все вновь и вновь предпринимала попытки его разыскать то через Общество Красного Креста, то через приезжих охотников.
А сейчас об угол каменной ограды разрушенного дома Зидентопфа чешутся две зебры. Сначала к углу прижимает свой крепкий зад хорошо упитанный самец, потом его оттесняет в сторону кобыла и почти сладострастно трет о камни свою полосатую шею.
Наш вездеход вновь карабкается вверх по склону кратера. Нам нужно подыскать место для посадки самолета, и мы находим его в кратере Маланья шириной пять километров, расположенном выше кратера Нгоронгоро. Конгони и антилопы топи то и дело уступают нам дорогу, когда мы разъезжаем там взад и вперед в поисках ровной площадки длиной 160 метров без гиеновых нор и обломков скал. Несколько африканцев из охраны парка тут же принимаются раскладывать вокруг будущей посадочной площадки кучки камней и белить их известью.
Из двух лесничих парка и их помощников пока ни один не решается с нами лететь. Они живут на расстоянии 130 километров друг от друга и еще дальше от директора парка, который находится в городе Аруше. Поэтому ежедневно в половине седьмого, половине десятого и половине второго они переговариваются при помощи маленьких раций. Каждый докладывает то, что ему необходимо, затем говорит «стоп», нажимает кнопку, и тогда может говорить другой. Только при таких переговорах начинаешь замечать, как неудобно разговаривать, когда нельзя беспорядочно перебивать друг друга. Часто в эфире начинает что-то страшно скрежетать, и тогда уже ничего не услышишь. Приходится пережидать несколько часов до следующего сеанса передачи.
Когда мужчины заканчивают обмен своими служебными новостями, разрешается немножко поболтать и их женам. Если целый день никого не видишь, кроме львов, аистов и антилоп, особенно хочется воспользоваться случаем немножко посудачить с приятельницей…
Когда эти любящие супружницы узнали, что мы лишь в этом году научились летать, они после небольшого военного совета сообщили директору парка свое совместное решение: их мужья только в том случае сядут в полосатый самолет, если будут предварительно застрахованы на 10 тысяч фунтов стерлингов, то есть на 110 тысяч марок. Это решение было твердым и окончательным. Директору пришлось телеграфировать в Лондон, чтобы увеличить сумму страхования наших пассажиров. А пока что мы с Михаэлем продолжали летать одни.
Впрочем, это даже к лучшему. В последний раз мы отметились на пассажирском аэродроме в Аруше, и теперь нам больше не надо составлять план полета, ведь мы летим прямо в дикую саванну и приземляться будем на любых приглянувшихся нам «аэродромах». А когда составляешь план полета, нужно вовремя прибывать в указанный порт. В случае задержки сейчас же снаряжаются поиски. Теперь же нас никто искать не будет, мы полностью предоставлены самим себе.
Мотор поет свою монотонную песню. Полосатые крылья взмывают в воздух и поднимают нас высоко над землей. Колеса продолжают еще некоторое время крутиться вхолостую, словно едут по воздуху, а степь тем временем уплывает все дальше и дальше вниз… Потом колеса наконец останавливаются. Обернувшись назад, я вижу сквозь стеклянную кабину нашего самолета возвышающиеся над облаками белые ледники Килиманджаро. Те огромные кратеры, к которым мы сейчас спешим, находятся на втором после него по высоте горном массиве в Танзании.
Когда-то давно, миллионы лет назад, земная кора с треском разломилась. Африку с севера на юг пересекла глубокая трещина – Большой африканский разлом. Он берет свое начало в Иорданской долине. В одном из его углублений скопились воды Мертвого моря, в другом – Красного. Затем он тянется через всю Эфиопию и спускается далеко вниз, в Восточную Африку. Тут в нем образовалось едкое синее озеро Натрон с красными соляными корками по берегам, а дальше, там, внизу под нами, виднеется озеро Маньяра, открытое в свое время Бауманном.
Михаэль выпускает закрылки, потому что впереди уже вырастает нагорье с гигантскими кратерами. Наша «зебра» замедляет ход и поднимается ввысь. Однако долго на такой высоте нам держаться нельзя из-за разреженного горного воздуха – мотор может перегреться.
Видимо, разломы земной коры между озерами Натрон и Маньяра были особенно глубокими, давление из земных недр стало невыносимым, и кипящая лава со стоном устремилась наружу через жерла гигантских вулканов. Огнедышащие горы возникали одна возле другой, лава изливалась и сплавляла воедино их подножия… Таким образом под экватором появились каменные громады с огненными жерлами. Эти вулканические горы тянутся на сотни километров и имеют 60 километров в ширину; великаны поднимаются в небеса почти на 4 тысячи метров!
В Италии туристы с благоговейным трепетом взирают на всемирно известные вулканы Флегрейских Полей близ Неаполя. А ведь это – «холмики» от 200 до 400 метров высотой, кратеры их имеют всего несколько сот метров в диаметре. Здесь же, в Восточной Африке, горы достигают высоты 3-4 тысяч метров, а кратеры занимают несколько, иногда даже целых 20 километров! Все здесь вдесятеро грандиознее.
Подножия этих великанов абсолютно голые, но чем выше поднимаешься в гору, тем гуще становится растительность. Зацепившись за кроны деревьев, висят облака, в них грохочет гром и сверкают молнии. Эти вулканические горы задерживают восточные ветры с Индийского океана. Все, что находится западнее их, обречено на засуху.
Внутри кратеров покоятся озера с облесенными берегами, их можно увидеть только с самолета. Словно розовая пена, окаймляют их стаи фламинго.
Излившаяся лава быстро растекалась, и вершины вулканов стали круглыми и плоскими. Когда верхний слой лавы начал застывать, нижний, еще жидкий, стал уходить назад, внутрь земли; при этом застывшая сверху корка провалилась. О том, что эти гигантские кратеры возникли именно так, а не вследствие взрывов, говорит то, что склоны гор сложены из сплошной лавы, а не покрыты туфом и пеплом. Вулканы подобного же происхождения можно наблюдать на Гавайях и сегодня; лавовая поверхность их кратеров «дышит» – то поднимается, то опускается.
Оно еще не слишком древнее, это высокогорье высотой от 2200 до 2600 метров. Однако образовалось оно здесь еще перед последним оледенением, которому у экватора соответствовала эпоха дождей. Это видно хотя бы по тому, что озеро в кратере Нгоронгоро, имеющее сейчас глубину всего полтора метра, прежде достигало 16 – или даже 25-метровой глубины и занимало треть всей площади кратера.
Мы пролетаем над девственным лесом, покрывающим горы вокруг кратера. Кроны деревьев так густы, что сплетаются в сплошной зеленый шатер. Внезапно земля под нами проваливается на глубину 700 метров – ощущение такое, что у вас под ногами вдруг разверзлась зияющая пропасть. Но нам не страшно: мы ведь парим в воздухе. Потом нажимаем рукоятку вперед и влетаем внутрь этого гигантского котла. Мы держимся на высоте примерно 160 метров, почти у самого дна этой огромной «суповой миски», и летаем взад и вперед, от одной стенки к другой. Таким образом мы постепенно обозреваем всю территорию кратера.
Гул нашей «Утки» вспугивает стадо гну. Михаэль орет мне что-то в ухо, но я ничего не могу разобрать. Дело в том, что наш самолет изнутри совершенно ничем не обит – видны все его металлические конструкции. Мы нарочно не заказывали мягкой обивки, как это принято в обычных машинах (во всяком случае в приличных), потому что наша «Утка» вечно набита какими-нибудь ящиками и тюками и любая обивка вскоре бы приобрела жалкий вид. Мы это сделаем, когда вернемся в Европу, перейдем к оседлому образу жизни и будем пользоваться нашей «Уткой» исключительно для воскресных прогулок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37