Чтобы вывести Геллу из шокового состояния и прервать душераздирающий вой, он с силой ударил ее по щеке. Длинные влажные волосы взметнулись и залепили ей рот. Тогда он схватил ее за руку и поволок в дом, бросив лишь беглый взгляд на труп Хоммуса. Несмотря на сломанную шею, у того был удивительно умиротворенный вид, а на теле полностью отсутствовали следы крови… Всего за одну ночь Люгер пополнил свою коллекцию мертвых врагов еще двумя экземплярами. Но почему-то он не слишком обрадовался этому.
Ганглети почти не сопротивлялась; скорее, она напоминала тяжелую куклу, которую Люгеру приходилось вести за собой. Он запер дверь на засов и толкнул Геллу в первое попавшееся кресло, где она и осталась сидеть в довольно рискованной позе. Несмотря на ужасный вид, эта женщина возбуждала его (Люгер давно избавил Сегейлу от своих посягательств в связи с ее беременностью). Согрешив в мыслях, он решил принести Гелле какую-нибудь одежду.
Убедившись в том, что его пленница вряд ли способна сбежать, Слот поднялся на третий этаж и выбрал самое скромное из ее платьев. На обратном пути он раздумывал над тем, как объяснит Сегейле появление в доме еще одной дамы, особенно когда Гелла придет в себя и снова станет разговорчивой и опасной.
Он не успел ничего придумать. Зрелище, открывшееся его взгляду, лишило его подвижности второй раз за эту ночь.
Возле кресла, в котором развалилась Гелла, стояла его старая кормилица и чем-то поила любовницу Хоммуса. Сцена была более чем двусмысленной, и старуха хорошо понимала это. Может быть, потому у нее был вид побитой собаки.
Придя в себя от изумления, Люгер вспомнил, что так и не удосужился заглянуть в комнаты слуг на первом этаже. Он подошел к Ганглети и швырнул ей платье, после чего сел в кресло напротив и остановил тяжелый взгляд на предавшей его старухе.
В кубке, из которого пила Гелла, было теплое вино, и вскоре она погрузилась в забытье. Кормилица продолжала стоять рядом, с безвольно опущенными руками. Люгер не видел ее лица. Однако в ее позе была покорность, граничившая с идиотизмом.
– Где Анна? – спросил он наконец. Анной звали его молодую служанку. Старуха молчала, и он понял, что это молчание может продолжаться очень долго.
– Ты что, оглохла?! – заорал он, но это привело лишь к тому, что старуха закрылась от него рукой, щурясь, словно ослепленная ярким светом.
– Оставь в покое глупую женщину, – спокойно и твердо сказал кто-то за спиной Стервятника. Он вскочил, держа наготове меч.
На полутемной лестнице стоял некто в черном монашеском одеянии. Человек откинул с головы капюшон, и Люгер увидел узкое лицо в обрамлении длинных седых волос. Черты этого лица были ему хорошо знакомы, потому что весьма напоминали его собственные.
Догадка поразила его, как удар грома, но еще раньше он услышал тихий вздох, с которым старая кормилица упала в обморок. Кубок выпал из ее руки и покатился по каменному полу. Его никто не поднял.
Люгеру полагалось бы испытывать какие-то чувства при виде отца, исчезнувшего в день его появления на свет и отсутствовавшего более тридцати лет, но эта неожиданная и почти невероятная встреча вызвала в нем лишь глухое раздражение. Несколько часов сна казались недостижимым блаженством. Разве мог он позволить себе уснуть в эту ночь жутких чудес?..
Его мозг вяло оценивал происходящее. Прежде всего старик мог и не быть его отцом, несмотря на внешнее сходство. Это казалось наиболее правдоподобным объяснением, однако интуиция подсказывала нечто другое…
Некоторое время он молча рассматривал человека в черном, пытаясь понять, не является ли тот существом вроде Шаркада Гадамеса. При этом в его памяти даже всплыла одна из древних пьес, написанная задолго до Катастрофы. В той пьесе сын повстречался с призраком своего подло убиенного отца…
И наконец, с каким-то леденящим чувством, Люгер приготовился принять истинное положение вещей.
Он медленно опустился в кресло, почти завидуя Ганглети. Сейчас бокал вина не помешал бы и ему.
Человек в черном пересек зал и уселся в кресло, стоявшее в отдалении, у окна. Лунный свет падал на него сзади, превращая седые волосы в некое подобие нимба. Люгер видел, что человек улыбается, но не мог понять, что означает эта улыбка. Возможно, она ничего не означала.
– Значит, у меня будет внук… – сказал отец Люгера после долгой паузы. Сказал без всякой радости. У него был приглушенный голос, заставлявший прислушиваться к каждому слову. Ему нельзя было отказать в странном очаровании заговорщика или пожилого любовника. Но это очарование быстро рассеялось, оставив после себя неприятный осадок.
– Лучше бы ему вовсе не родиться, – продолжал старик. – Я убил бы его собственными руками, но для этого понадобилось бы вспороть материнский живот, а ты едва ли переживешь это… Но зачем тебе тогда вообще жить?..
Слушая этот жутковатый бред, Стервятник пытался понять, кто находится ближе к безумию – Гелла Ганглети или старый кривляющийся шут, который был его отцом?.. Тем не менее его шутки пугали по-настоящему.
– Ты был наверху? – агрессивно спросил Стервятник.
– Да, я видел твою женщину. Поздравляю… У тебя неплохой вкус. Впрочем, эта тоже когда-то была недурна. – Старик показал в сторону госпожи Ганглети, кое-как укрытой платьем, и подмигнул Люгеру, как будто разделял его увлечение женским полом. Впрочем, по-видимому, так оно и было.
Слот слишком устал, чтобы посвящать остаток ночи обмену ничего не значащими фразами. У него сложилось впечатление, что предок ведет с ним какую-то невразумительную игру. Он следил за стариком из-под полузакрытых век, ощущая гнетущее беспокойство и втайне желая, чтобы этой встречи не было вовсе.
– Может быть, ты объяснишь мне, что происходит? – вкрадчиво спросил Стервятник.
Люгер-старший проигнорировал этот вопрос.
– Прекрасное оружие, – сказал он, рассматривая земмурский меч, лежавший на коленях Слота. – Это игрушка из Фруат-Гойма. Далеко же ты забрался…
– Какого черта?! – взревел Люгер и осекся, наткнувшись на ледяную улыбку собеседника.
– Ты мог бы быть попочтительнее со своим отцом, – сказал старик с иронической укоризной. – Кажется, ты интересовался молодой служанкой? Ее изнасиловал и убил тот человек, который недавно упал с крыши. Кстати, ты не знаешь, почему ему вздумалось сделать это?
Улыбка и насмешливый тон предка бесили Стервятника, но он не мог сейчас просто уйти, оставшись в неведении и подвергая Сегейлу неизвестной опасности.
– Кто еще находится в доме? – спросил он, не обращая внимания на последний вопрос, который, конечно же, был чисто риторическим.
– Их было двое. Теперь нас осталось четверо. – Старик не изменил себе, продолжая говорить загадками. – Иди спать, – добавил он уже без всякой улыбки. Его лицо вдруг стало пустым, как будто время стерло с него всякое выражение.
Слот бросил взгляд в сторону Геллы, и старик понял его без слов.
– Она не убежит, – пообещал он изменившимся голосом, в котором было что-то жуткое. – Я побуду с ней… до утра.
Тогда Люгер поднялся и отправился к Сегейле, проклиная неразговорчивость своего папаши. На лестнице он обернулся и еще раз посмотрел на странную сцену, которую считал невозможной в этом доме: старик сидел в кресле, похожий одновременно на преступника и святого; полуобнаженная дама спала в другом кресле; кормилица лежала на полу в глубоком обмороке.
Только на третьем этаже он осознал, что именно доставляет ему мучительное беспокойство. Он никак не мог понять: кто же был третьим партнером Верчеда Хоммуса и Геллы Ганглети за карточным столом?
Поднявшись к Сегейле, он лег с ней рядом, не раздеваясь и не выпуская из руки меч. Другой рукой он гладил ее по голове, пока она не уснула…
Спустя полчаса, когда за окном уже плыла предутренняя мгла, его рука остановилась. Сон Стервятника был неглубоким и беспокойным. Однажды ему послышались какие-то звуки, доносившиеся снизу, но они стихли, как только он окончательно проснулся.

Глава четвертая
ДЕНЬ РОВДЕНИЛ

Комната была залита золотистым светом утреннего солнца. Это сияние наполняло душу радостью нового пробуждения. Казалось, ничего плохого не может случиться под пронзительно голубым небом, осколок которого Люгер видел в окне. Смерть и кровь представлялись всего лишь бутафорией на бесконечных и вневременных подмостках. Пылинки плавали, сверкая в солнечных лучах, – крохотные вселенные, рождающиеся и умирающие здесь, в эту минуту.
Потом Люгер почувствовал, что кто-то смотрит на него, и оторвал взгляд от манящей синевы небес. Сегейла сидела в кресле, и золотой свет окрашивал ткань ее платья, отчего оно казалось расшитым металлическими нитями. Ее прекрасной формы руки покоились на выступающем животе.
Сегодня она выглядела лучше, чем вчера. Значительно лучше. Глаза, наполненные чистой влагой горных озер, пристально следили за Стервятником.
– Тебе угрожает опасность? – спросила она слишком спокойно, чтобы он не угадал за этим спокойствием страх.
– Теперь уже нет, – сказал Люгер и подумал, что сам хотел бы верить в это.
– Поэтому ты спал с мечом в руке?
В ее словах был оттенок горькой иронии… В ответ он лишь пожал плечами, как будто только сейчас вспомнил про мрачное оружие, разделившее пополам супружеское ложе.
– Я могу выйти?
Он с облегчением рассмеялся.
– Конечно. Я познакомлю тебя с моим отцом. Он уже видел тебя ночью.
Она была поражена.
Люгер блаженно улыбался, потому что ласковый луч солнца коснулся его лица.
– В доме были враги, – медленно проговорил он. – Кто-то обезвредил их. Возможно, мой отец. Я считал его мертвым. Это все, что я знаю сейчас. Потом я объясню тебе остальное…
Он понимал, что этого недостаточно. Сам он не удовлетворился бы подобным объяснением. Но женщины гораздо терпеливее мужчин. Сегейла стала молча одеваться.
Утро вдруг показалось Стервятнику серым, холодным и пустым.
Уже на лестнице он понял, что сегодня вряд ли найдет ответы на свои вопросы. Каким-то образом он, считавший себя в высшей степени независимым одиночкой, поддался неизъяснимому влиянию старика. Люгер вспомнил давний сон, снившийся ему в этом самом доме еще до поездки в Фирдан. Разговор с человеком в черном… Разговор о гомункулусе и о том, можно ли доверять снам…
Теперь Люгер готов был поверить, что то был не сон… Монах Без Лица… Существо, ставшее местной легендой… Неужели старик прятался в окрестных лесах тридцать лет? Во имя чего? Ради неприкосновенности поместья? Слишком наивно было думать так. Это была бы бессмысленная и ничем не обусловленная жертва. Тем более что Хоммус все же наделал бед, прежде чем умер…
Теперь старик исчезнет опять… Может быть, еще на тридцать лет. Люгер предчувствовал, что не увидит его в ближайшее время, и это было как-то связано с Сегейлой. Старик сказал что-то насчет младенца, которому лучше бы не рождаться на свет. Люгер пережил жуткий миг сомнений, но не мог поделиться ими ни с кем. Особенно со своей принцессой…
Тридцать лет… Стервятник не рассчитывал прожить так долго. Он совершал слишком много превращений. Неужели Люгер-старший снова канет в небытие, чтобы оберегать своего неразумного сына от неразличимого зла? Причем оберегать из неприступной крепости в сумерках между мирами… Это было похоже на красивую легенду, но не более того. Стервятник знал, что правда окажется куда грязнее…
Подмостки, на которых разыгралась ночная драма, открылись ему теперь при свете дня, но он не испытал просветления. Напротив, темная тайна засела в сознании… Как он и ожидал, старик бесследно исчез. Сегейла, медленно спускавшаяся по лестнице вслед за Люгером, выглядела немного разочарованной. Слот понял, что вскоре может потерять ее безграничное доверие.
Впрочем, он все же испытал некоторое облегчение, когда увидел, что Гелла Ганглети тоже исчезла. Старуха-кормилица лежала на полу в той же позе, в какой он оставил ее ночью. Наклонившись, он дотронулся до ее шеи. Она уже почти остыла…
И снова Люгер ощутил нечто вроде благодарности за деликатность мертвых, избавивших его от будущих неудобств. А терпеть рядом полубезумную старуху, униженную и раздавленную Хоммусом или кем-то другим, действительно было большим неудобством.
Сегейла беззвучно заплакала за его спиной. Он не видел ее слез, но знал, что она плачет. Он подарил ей ночи ужаса и дом смерти. А кроме того – сомнительного наследника, который мог оказаться оборотнем…
Люгер подхватил мертвую старуху и вынес ее из дома. Она оказалась удивительно легкой. Он отнес ее на маленькое старое кладбище на северной границе парка и леса, где издавна хоронили слуг, и до полудня выкопал могилу.
Вместе с Сегейлой он недолго постоял возле холмика быстросохнущей земли, в который был воткнут знак Спасителя. Тогда Стервятник понял, что магия Земмура все же изменила его. Прошлое казалось извращенным, зыбким, подернутым туманом забвения. Он похоронил женщину, вскормившую его вместо матери, но не чувствовал настоящего горя, потому что по воле какого-то безжалостного и непостижимого хозяина судеб увидел ее в совершенно другом обличье.
Солнце висело над сонным парком… Стервятника вдруг объяло жуткое чувство: ему показалось, что мистерия продолжается, – несмотря на гибель Фруат-Гойма. Только теперь он остался в изоляции, один на один со злом, а Сегейла находилась рядом лишь затем, чтобы при случае послужить причиной новых мук.
Что-то вот-вот должно было произойти. И произошло тем же вечером. Это были преждевременные роды.
Люгеру предстояло сыграть обременительную роль повивальной бабки.
Вторую половину дня он посвятил сожжению вещей, принадлежавших Хоммусу и Ганглети, а также обследованию запасов пищи и вина. Оказалось, что длительное пребывание гостей нанесло погребам поместья значительный урон, хотя о ближайшем будущем Люгер мог не беспокоиться.
Предаваясь плебейским занятиям вроде уборки спальни, облюбованной Верчедом и его любовницей, Стервятник столкнулся с еще одной проблемой.
1 2 3 4 5