По ссылке сайт Wodolei
Они решили, что инфекция у Ирмы вызвана недавней, инъекцией, которую, вероятно, сделал доктор Рие грязным шприцом.
Вот и все. Спустя четыре года, в конце века, стремясь завоевать внимание читателей немедицинских профессий, Фрейд опубликовал этот сон в книге «Толкование сновидений». Сон описывался несколькими сотнями слов. Фрейд назвал его «сном-образцом» и тщательно исследовал, в то же время посвящая читателей в «мельчайшие подробности» своей жизни.
Мысли, вызванные сном, были связаны с компетентностью Фрейда как врача. Мнимый тромбоз Марты — с подкожным уколом, сделанным Ирме. Все эти ассоциации занимают много страниц, причем фрейдисты добавляют к ним все новые. Для Фрейда это был сон о его профессиональном мастерстве, о сравнении с коллегами, который позволил ему сделать вывод, что не он виноват в состоянии Ирмы. «Сон представлял собой определенное положение вещей, которое я бы предпочел иметь. Таким образом, его содержание было исполнением желания, а его мотив — самим желанием». Фрейд сделал это одной из аксиом своей теории. Он был убежден, что нет снов без целей, что они всегда представляют собой попытку исполнить желание, пусть и не всегда явное. Это давало ему конкретные знания, которые можно было использовать для оценки снов, рассказываемых ему пациентами.
Действительно ли связаны сны с исполнением желаний или нет (большинство ученых в настоящее время несогласны с Фрейдом), эти «мельчайшие подробности» открыли о том, кто видел этот сон, больше, чем он намеревался открыть. Фрейд был скрытным человеком, но постоянно оставлял какие-то подсказки, которые позволяют узнать что-то его жизни: в снах, в письмах, в объемных трудах. Друзья отговаривали его от этого, но он не мог избавиться от автобиографичности, и многие «научные» работы, которыми он хотел покорить весь мир, полны намеков и иносказаний. Жизни большинства людей видны через внешние события. Почти вся жизнь Фрейда происходила внутри него, и, возможно, именно это бессознательное желание, открыть побольше — если остального биографам покажется мало — заставляло его сообщать о себе то, что не всегда характеризовало его с лучшей стороны.
Сон об Ирме и комментарий говорят о том, что он испытывал чувство вины. Беспокоила ли его склонность Марты к тромбозу? Или то, что, воздерживаясь от половых сношений после рождения пятого ребенка в 1893 году (он не хотел использовать контрацепцию), он снова зачал ребенка в марте 1895 года? «Я снова человек с человеческими чувствами», — торжествующе пишет он доктору Флису 15 марта, день или два спустя после той ночи, когда, скорее всего, был зачат шестой ребенок.
Были и другие моменты, которые могли вызвать чувство вины. Под именем Ирмы скрывалась Эмма Экштейн, пациентка с нарушениями менструации. Фрейд подверг ее анализу и, возможно, подумал, что ее проблемы вызваны мастурбацией. Ранее в том же году он отослал ее к доктору Флису, который был не менее изобретателен, чем сам Фрейд, и считал, что между носом и половыми органами есть «симпатизирующая» связь (медицина в то время была странной наукой). Флис провел операцию на носе Экштейн, но сделал ее плохо. По возвращении в Вену у нее несколько раз были кровотечения, от которых она чуть не умерла. На людях Фрейд не хотел и слышать ни одного слова осуждения в адрес Флиса, этого коллеги-новатора, в дружбе которого он так нуждался. Но сон — совсем иное дело.
«Инъекция Ирмы» была поворотной точкой для Фрейда. Это был сон, как мы уже говорили, человека средних лет с творческими наклонностями, отчаянно пытавшегося в одиночку разгадать человеческую природу. Этот сон продемонстрировал ему, что может рассказать бессознательное. Возможно, он увидел его как бы «специально». У пациентов часто бывают именно такие сны, которые нужны аналитику. В течение нескольких лет после 1895 года мозг Фрейда услужливо предоставлял ему все новые сны, необходимые для понимания самого важного пациента — себя самого.
В июне 1900 года в письме Флису (снова из «Бельвю») Фрейд размышляет о том, будет ли там «однажды» мраморная табличка с надписью:
В этом доме 24 июля 1895 года
доктору Зигмунду Фрейду
открылась тайна снов
На это потребовалось много времени, но мечта Фрейда почти в точности сбылась в 1977 году, на сто двадцать первую годовщину его рождения. На краю места, которое когда-то было лугом «Бельвю», на склоне со стороны Вены, была установлена табличка на пьедестале. На ней написана именно та фраза из письма Флису. Но она стоит посреди пустоты — имения «Бельвю» больше нет.
Семья Шлагов оставила поместье очень давно. После них там размещался детский санаторий, а в 1945 году были расквартированы русские солдаты. Некоторое время там жили беженцы с востока. Позднее кто-то пытался восстановить развалины и сделать из них ресторан, но безуспешно. В конце концов здание снесли. Теперь «Бельвю» — это лишь название места между двумя долинами. Там, где стоял дом, осталась лишь неровная земля да несколько деревьев.
Глава 2. Дорога с востока
Представьте себе дорогу. По ней едет телега с двумя бедно одетыми мужчинами. Они возят крашеные ткани в самый холодный уголок Европы, а в обмен — шерсть и мед. Эта картина — мир, откуда Фрейд был родом. Сороковые года девятнадцатого века. Лошадь еле идет, погода ужасная. Перед ними пятьсот-шестьсот километров пути. Карпаты стоят на пути теплых южных ветров. Где-то вдали, похоже, воет волк. Достоверных случаев гибели путешественников от зубов волков мало, но, несомненно, в далекой Галиции сто пятьдесят лет назад «Wanderjuden», странствующие евреи, очень рисковали. С волками или без них, это мероприятие представлялось достаточно унылым.
Телега ехала по землям, принадлежавшим Австрийской империи. Ее власть простиралась на восток от Вены по всей Богемии, Моравии, Силезии, Венгрии и даже Галиции, которую империя купила у Польши в восемнадцатом веке. По сравнению с Веной, городом дворцов и скрипок, Галиция была грязным глухим захолустьем. Правительство посылало туда солдат, чтобы поддерживать порядок, и чиновников, чтобы собирать налоги, особенно с евреев, двести тысяч которых перешли к империи вместе с Галицией. Их «приобретение» удвоило общее количество еврейского населения империи. В Вене к людям с востока относились с подозрением, евреи же вызывали неприязнь в любом месте, потому что были не такими, как все. Евреи из Галиции встретились с суровыми законами и налогами, призванными сделать их «приобретение» выгодным, а также по возможности сдерживать их рост. Были введены налоги на свадьбы, свечи и кошерное мясо. Веру объявили подчиненной государственной религии, римскому католицизму. Платить приходилось даже за фамилии: в 1787 году галицийским евреям было приказано сменить фамилии на немецкие, и за хорошую фамилию — Блументаль («долина цветов») или Шенберг («прекрасная гора») — стоило дать чиновнику взятку.
Путешественники в телеге — старик по имени Сискинд Хофман и молодой человек Якоб Фрайт, или Фрейд, — старались не поднимать глаз на всех людей в форме, и не потому, что они нарушали закон (их временные паспорта, готовые к проверке, лежали в непромокаемой тонкой клеенке), а потому, что старались выглядеть как можно более незаметно. У евреев было еще меньше прав, чем у польских крестьян. До нас дошли сведения о путешествиях Сискинда и Якоба лишь потому, что австрийские бюрократы питали сильную привязанность к всевозможным разрешениям и паспортам и не расставались со своими записями даже после исчезновения самой империи.
Фамилия Фрейд (Freud) в переводе с немецкого означает «радость» — возможно, тот, кто ее себе придумал, вложил в нее свою надежду на лучшее будущее. Якоб Фрейд жил в трудное время, хотя этого, возможно, и не понимал. На протяжении целой тысячи лет Восточная Европа была заполнена самыми разными народами, постоянно перемещающимися внутри автократических империй — турецкой, русской, австрийской. Национальные различия порождали массу предрассудков, а евреи, всегда заметные и легко отличимые, страдали больше остальных. С древних времен христиане преследовали их как народ, распявший Христа. Евреям не давали учиться, принуждая их к самодостаточности. Они научились торговле и финансам, но этот мудрый поступок вызывал зависть. Зависть пробуждал и острый еврейский ум, прививавшийся культурой, в которой учение уважалось, а способные мальчики изучали религию, получая деньги от более состоятельных евреев.
Чем «восточнее» был еврей, тем больше подозрений он вызывал. Эта тенденция сохранялась в течение девятнадцатого и даже двадцатого столетия, когда население стало передвигаться с востока на запад, и «ассимилированные» — западные — евреи решили, что от восточных евреев («Ostjuden») нужно держаться подальше. Среди всех евреев империи галицийские вызывали наибольшую неприязнь. Даже в 1840-х годах в Вене были евреи, которые считали своих галицийских собратьев дикарями с жирными волосами, которые говорили на странном диалекте, идише, а не на порядочном немецком языке. Эти мысли влияли и на Зигмунда Фрейда. Его родителям в конце концов удалось немного выбиться в люди, еще до его рождения поселившись в Моравии, далеко к западу от Галиции. Будучи подростком, неравнодушным к политике, он не раз уничижительно отзывался в адрес евреев, не принадлежавших к его группе.
Путеводитель Бедекера 1900 года отмечает, что почти все магазины и таверны в Галиции содержатся евреями: «Они отличаются одеждой и прическами от других жителей, а те презирают их, но в финансовом отношении зависят от них». В том же путеводителе упоминается северная железная дорога по Галиции, проходящая через Тарнополь (на территории современной Украины) в Освенцим (на территории Польши). Сорок лет спустя нацисты оккупировали Польшу и «онемечили» географические названия. Освенцим стал Аушвицем. Зигмунд Фрейд родился неподалеку от границы Моравии и Силезии, в часе-двух езды на современном транспорте от Освенцима и разрушенных крематориев. Четыре его сестры, которым к тому времени было больше восьмидесяти, были убиты в газовой камере в 1942 году — три года спустя после того, как он умер в Лондоне в собственной постели. Некоторые утверждают, что Розу убили в Аушвице, а Паулу, Митци и Дольфи — в концлагерях севернее. История жизни Фрейда сопровождается зловещим стуком костей.
Якоб, 1815 года рождения, стал отцом Зигмунда. Иначе едва ли кто-то вспомнил бы о той телеге. Старик Сискинд Хофман был дедушкой Якоба по материнской линии, старше его лет на сорок. Отец Якоба, Соломон, тоже помогал Сискинду. Соломон оставил слабый след в истории, но мы знаем, что у его сына был спокойный, решительный и оптимистичный характер. Скорее всего, торговлей занимались Хофманы, а не Фрейды. В 1844 году Сискинд подал заявление о снижении налогов, утверждая, что ему семьдесят шесть (для большего эффекта накинув пару лет), он «согбен старостью» и едва может работать, У Якоба были свои поводы просить снижения налогов. Он был «всего лишь начинающим», торговля у него была «незначительная». Чиновники слышали подобные вещи не раз, и на прошение был дан отрицательный ответ.
Фрейды были родом из Галиции, и их происхождение прослеживается до восемнадцатого столетия. Галицийский Тизмениц (теперь польская Тисменица) был местом рождения Якоба. Это маленький торговый городок в шестидесяти километрах от русской границы, находившийся на дороге, ведущей с севера на юг (а в этой стране главные имперские дороги шли с востока на запад). Якоб (у которого было два брата и сестра) был грамотным человеком. Тизмениц являлся чем-то вроде центра еврейского образования. Образование Якоба, скорее всего, было религиозным (у евреев это было тщательным изучением Библии и Талмуда). К концу обучения Якоб мог читать на иврите, но в работе использовал немецкий.
В 1832 году, еще до того, как ему исполнилось семнадцать, Якоба женили на некой Салли Каннер. В то время евреи часто устраивали женитьбу детей в раннем возрасте. Ему не было и восемнадцати, когда у него появился сын, Эммануил, а через год еще один, Филипп. Еще два ребенка, похоже, умерли в младенчестве.
Двадцать лет, пока его сыновья росли, Якоб путешествовал и торговал — по крайней мере, так предполагают. Его дед жил на западе в другом торговом местечке, моравийском Фрейбурге (теперь город Пршибор в Чехии), но официальным местом жительства оставался Тизмениц, Во Фрейбурге им нельзя было жить без временного разрешения. В Моравии евреев было меньше, а население в основном говорило на немецком или чешском. Западная культура была ближе — всего в двухстах километрах к юго-западу по имперской дороге находилась Вена. По данным одного документа, написанного в апреле 1844 года, Сискинд в течение нескольких десятилетий постоянно посещал Фрейбург. Для ведения дел он снимал комнату и два подвала, а сам жил в городской гостинице. Без сомнения, так же поступал и Якоб. По галицийским меркам это были вполне процветающие почтенные люди.
Личная жизнь Якоба остается загадкой. Была ли Салли жива, и растила ли она детей в Тизменице? Возвращался ли Якоб каждую осень домой с подарками и рассказами-небылицами о своих путешествиях? Как бы то ни было, в середине века его жизнь коренным образом изменилась, как и жизнь многих других людей. В 1848 году по Европе прошли давно предвиденные революции и повлекли за собой реформы. Австрия уже пережила немало неприятных дней во время крестьянского бунта в Галиции в 1846 году. Теперь революция захлестнула и Вену, а в октябре имперский суд и правительство бежали из столицы. Через три недели они вернулись и казнили бунтовщиков; но все-таки стали немного покладистее.
Австрия начала двигаться к индустриальному обществу, и побочным продуктом этого изменения стало улучшение положения евреев. В 1848 году Якобу все еще нужно было подавать новое заявление на то, чтобы провести некоторое время во Фрейбурге, но четыре года спустя он переехал туда на постоянное жительство. С ним поехали его сыновья Эммануил (уже к тому времени женатый) и Филипп, а также (и это очень странно) жена Ребекка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Вот и все. Спустя четыре года, в конце века, стремясь завоевать внимание читателей немедицинских профессий, Фрейд опубликовал этот сон в книге «Толкование сновидений». Сон описывался несколькими сотнями слов. Фрейд назвал его «сном-образцом» и тщательно исследовал, в то же время посвящая читателей в «мельчайшие подробности» своей жизни.
Мысли, вызванные сном, были связаны с компетентностью Фрейда как врача. Мнимый тромбоз Марты — с подкожным уколом, сделанным Ирме. Все эти ассоциации занимают много страниц, причем фрейдисты добавляют к ним все новые. Для Фрейда это был сон о его профессиональном мастерстве, о сравнении с коллегами, который позволил ему сделать вывод, что не он виноват в состоянии Ирмы. «Сон представлял собой определенное положение вещей, которое я бы предпочел иметь. Таким образом, его содержание было исполнением желания, а его мотив — самим желанием». Фрейд сделал это одной из аксиом своей теории. Он был убежден, что нет снов без целей, что они всегда представляют собой попытку исполнить желание, пусть и не всегда явное. Это давало ему конкретные знания, которые можно было использовать для оценки снов, рассказываемых ему пациентами.
Действительно ли связаны сны с исполнением желаний или нет (большинство ученых в настоящее время несогласны с Фрейдом), эти «мельчайшие подробности» открыли о том, кто видел этот сон, больше, чем он намеревался открыть. Фрейд был скрытным человеком, но постоянно оставлял какие-то подсказки, которые позволяют узнать что-то его жизни: в снах, в письмах, в объемных трудах. Друзья отговаривали его от этого, но он не мог избавиться от автобиографичности, и многие «научные» работы, которыми он хотел покорить весь мир, полны намеков и иносказаний. Жизни большинства людей видны через внешние события. Почти вся жизнь Фрейда происходила внутри него, и, возможно, именно это бессознательное желание, открыть побольше — если остального биографам покажется мало — заставляло его сообщать о себе то, что не всегда характеризовало его с лучшей стороны.
Сон об Ирме и комментарий говорят о том, что он испытывал чувство вины. Беспокоила ли его склонность Марты к тромбозу? Или то, что, воздерживаясь от половых сношений после рождения пятого ребенка в 1893 году (он не хотел использовать контрацепцию), он снова зачал ребенка в марте 1895 года? «Я снова человек с человеческими чувствами», — торжествующе пишет он доктору Флису 15 марта, день или два спустя после той ночи, когда, скорее всего, был зачат шестой ребенок.
Были и другие моменты, которые могли вызвать чувство вины. Под именем Ирмы скрывалась Эмма Экштейн, пациентка с нарушениями менструации. Фрейд подверг ее анализу и, возможно, подумал, что ее проблемы вызваны мастурбацией. Ранее в том же году он отослал ее к доктору Флису, который был не менее изобретателен, чем сам Фрейд, и считал, что между носом и половыми органами есть «симпатизирующая» связь (медицина в то время была странной наукой). Флис провел операцию на носе Экштейн, но сделал ее плохо. По возвращении в Вену у нее несколько раз были кровотечения, от которых она чуть не умерла. На людях Фрейд не хотел и слышать ни одного слова осуждения в адрес Флиса, этого коллеги-новатора, в дружбе которого он так нуждался. Но сон — совсем иное дело.
«Инъекция Ирмы» была поворотной точкой для Фрейда. Это был сон, как мы уже говорили, человека средних лет с творческими наклонностями, отчаянно пытавшегося в одиночку разгадать человеческую природу. Этот сон продемонстрировал ему, что может рассказать бессознательное. Возможно, он увидел его как бы «специально». У пациентов часто бывают именно такие сны, которые нужны аналитику. В течение нескольких лет после 1895 года мозг Фрейда услужливо предоставлял ему все новые сны, необходимые для понимания самого важного пациента — себя самого.
В июне 1900 года в письме Флису (снова из «Бельвю») Фрейд размышляет о том, будет ли там «однажды» мраморная табличка с надписью:
В этом доме 24 июля 1895 года
доктору Зигмунду Фрейду
открылась тайна снов
На это потребовалось много времени, но мечта Фрейда почти в точности сбылась в 1977 году, на сто двадцать первую годовщину его рождения. На краю места, которое когда-то было лугом «Бельвю», на склоне со стороны Вены, была установлена табличка на пьедестале. На ней написана именно та фраза из письма Флису. Но она стоит посреди пустоты — имения «Бельвю» больше нет.
Семья Шлагов оставила поместье очень давно. После них там размещался детский санаторий, а в 1945 году были расквартированы русские солдаты. Некоторое время там жили беженцы с востока. Позднее кто-то пытался восстановить развалины и сделать из них ресторан, но безуспешно. В конце концов здание снесли. Теперь «Бельвю» — это лишь название места между двумя долинами. Там, где стоял дом, осталась лишь неровная земля да несколько деревьев.
Глава 2. Дорога с востока
Представьте себе дорогу. По ней едет телега с двумя бедно одетыми мужчинами. Они возят крашеные ткани в самый холодный уголок Европы, а в обмен — шерсть и мед. Эта картина — мир, откуда Фрейд был родом. Сороковые года девятнадцатого века. Лошадь еле идет, погода ужасная. Перед ними пятьсот-шестьсот километров пути. Карпаты стоят на пути теплых южных ветров. Где-то вдали, похоже, воет волк. Достоверных случаев гибели путешественников от зубов волков мало, но, несомненно, в далекой Галиции сто пятьдесят лет назад «Wanderjuden», странствующие евреи, очень рисковали. С волками или без них, это мероприятие представлялось достаточно унылым.
Телега ехала по землям, принадлежавшим Австрийской империи. Ее власть простиралась на восток от Вены по всей Богемии, Моравии, Силезии, Венгрии и даже Галиции, которую империя купила у Польши в восемнадцатом веке. По сравнению с Веной, городом дворцов и скрипок, Галиция была грязным глухим захолустьем. Правительство посылало туда солдат, чтобы поддерживать порядок, и чиновников, чтобы собирать налоги, особенно с евреев, двести тысяч которых перешли к империи вместе с Галицией. Их «приобретение» удвоило общее количество еврейского населения империи. В Вене к людям с востока относились с подозрением, евреи же вызывали неприязнь в любом месте, потому что были не такими, как все. Евреи из Галиции встретились с суровыми законами и налогами, призванными сделать их «приобретение» выгодным, а также по возможности сдерживать их рост. Были введены налоги на свадьбы, свечи и кошерное мясо. Веру объявили подчиненной государственной религии, римскому католицизму. Платить приходилось даже за фамилии: в 1787 году галицийским евреям было приказано сменить фамилии на немецкие, и за хорошую фамилию — Блументаль («долина цветов») или Шенберг («прекрасная гора») — стоило дать чиновнику взятку.
Путешественники в телеге — старик по имени Сискинд Хофман и молодой человек Якоб Фрайт, или Фрейд, — старались не поднимать глаз на всех людей в форме, и не потому, что они нарушали закон (их временные паспорта, готовые к проверке, лежали в непромокаемой тонкой клеенке), а потому, что старались выглядеть как можно более незаметно. У евреев было еще меньше прав, чем у польских крестьян. До нас дошли сведения о путешествиях Сискинда и Якоба лишь потому, что австрийские бюрократы питали сильную привязанность к всевозможным разрешениям и паспортам и не расставались со своими записями даже после исчезновения самой империи.
Фамилия Фрейд (Freud) в переводе с немецкого означает «радость» — возможно, тот, кто ее себе придумал, вложил в нее свою надежду на лучшее будущее. Якоб Фрейд жил в трудное время, хотя этого, возможно, и не понимал. На протяжении целой тысячи лет Восточная Европа была заполнена самыми разными народами, постоянно перемещающимися внутри автократических империй — турецкой, русской, австрийской. Национальные различия порождали массу предрассудков, а евреи, всегда заметные и легко отличимые, страдали больше остальных. С древних времен христиане преследовали их как народ, распявший Христа. Евреям не давали учиться, принуждая их к самодостаточности. Они научились торговле и финансам, но этот мудрый поступок вызывал зависть. Зависть пробуждал и острый еврейский ум, прививавшийся культурой, в которой учение уважалось, а способные мальчики изучали религию, получая деньги от более состоятельных евреев.
Чем «восточнее» был еврей, тем больше подозрений он вызывал. Эта тенденция сохранялась в течение девятнадцатого и даже двадцатого столетия, когда население стало передвигаться с востока на запад, и «ассимилированные» — западные — евреи решили, что от восточных евреев («Ostjuden») нужно держаться подальше. Среди всех евреев империи галицийские вызывали наибольшую неприязнь. Даже в 1840-х годах в Вене были евреи, которые считали своих галицийских собратьев дикарями с жирными волосами, которые говорили на странном диалекте, идише, а не на порядочном немецком языке. Эти мысли влияли и на Зигмунда Фрейда. Его родителям в конце концов удалось немного выбиться в люди, еще до его рождения поселившись в Моравии, далеко к западу от Галиции. Будучи подростком, неравнодушным к политике, он не раз уничижительно отзывался в адрес евреев, не принадлежавших к его группе.
Путеводитель Бедекера 1900 года отмечает, что почти все магазины и таверны в Галиции содержатся евреями: «Они отличаются одеждой и прическами от других жителей, а те презирают их, но в финансовом отношении зависят от них». В том же путеводителе упоминается северная железная дорога по Галиции, проходящая через Тарнополь (на территории современной Украины) в Освенцим (на территории Польши). Сорок лет спустя нацисты оккупировали Польшу и «онемечили» географические названия. Освенцим стал Аушвицем. Зигмунд Фрейд родился неподалеку от границы Моравии и Силезии, в часе-двух езды на современном транспорте от Освенцима и разрушенных крематориев. Четыре его сестры, которым к тому времени было больше восьмидесяти, были убиты в газовой камере в 1942 году — три года спустя после того, как он умер в Лондоне в собственной постели. Некоторые утверждают, что Розу убили в Аушвице, а Паулу, Митци и Дольфи — в концлагерях севернее. История жизни Фрейда сопровождается зловещим стуком костей.
Якоб, 1815 года рождения, стал отцом Зигмунда. Иначе едва ли кто-то вспомнил бы о той телеге. Старик Сискинд Хофман был дедушкой Якоба по материнской линии, старше его лет на сорок. Отец Якоба, Соломон, тоже помогал Сискинду. Соломон оставил слабый след в истории, но мы знаем, что у его сына был спокойный, решительный и оптимистичный характер. Скорее всего, торговлей занимались Хофманы, а не Фрейды. В 1844 году Сискинд подал заявление о снижении налогов, утверждая, что ему семьдесят шесть (для большего эффекта накинув пару лет), он «согбен старостью» и едва может работать, У Якоба были свои поводы просить снижения налогов. Он был «всего лишь начинающим», торговля у него была «незначительная». Чиновники слышали подобные вещи не раз, и на прошение был дан отрицательный ответ.
Фрейды были родом из Галиции, и их происхождение прослеживается до восемнадцатого столетия. Галицийский Тизмениц (теперь польская Тисменица) был местом рождения Якоба. Это маленький торговый городок в шестидесяти километрах от русской границы, находившийся на дороге, ведущей с севера на юг (а в этой стране главные имперские дороги шли с востока на запад). Якоб (у которого было два брата и сестра) был грамотным человеком. Тизмениц являлся чем-то вроде центра еврейского образования. Образование Якоба, скорее всего, было религиозным (у евреев это было тщательным изучением Библии и Талмуда). К концу обучения Якоб мог читать на иврите, но в работе использовал немецкий.
В 1832 году, еще до того, как ему исполнилось семнадцать, Якоба женили на некой Салли Каннер. В то время евреи часто устраивали женитьбу детей в раннем возрасте. Ему не было и восемнадцати, когда у него появился сын, Эммануил, а через год еще один, Филипп. Еще два ребенка, похоже, умерли в младенчестве.
Двадцать лет, пока его сыновья росли, Якоб путешествовал и торговал — по крайней мере, так предполагают. Его дед жил на западе в другом торговом местечке, моравийском Фрейбурге (теперь город Пршибор в Чехии), но официальным местом жительства оставался Тизмениц, Во Фрейбурге им нельзя было жить без временного разрешения. В Моравии евреев было меньше, а население в основном говорило на немецком или чешском. Западная культура была ближе — всего в двухстах километрах к юго-западу по имперской дороге находилась Вена. По данным одного документа, написанного в апреле 1844 года, Сискинд в течение нескольких десятилетий постоянно посещал Фрейбург. Для ведения дел он снимал комнату и два подвала, а сам жил в городской гостинице. Без сомнения, так же поступал и Якоб. По галицийским меркам это были вполне процветающие почтенные люди.
Личная жизнь Якоба остается загадкой. Была ли Салли жива, и растила ли она детей в Тизменице? Возвращался ли Якоб каждую осень домой с подарками и рассказами-небылицами о своих путешествиях? Как бы то ни было, в середине века его жизнь коренным образом изменилась, как и жизнь многих других людей. В 1848 году по Европе прошли давно предвиденные революции и повлекли за собой реформы. Австрия уже пережила немало неприятных дней во время крестьянского бунта в Галиции в 1846 году. Теперь революция захлестнула и Вену, а в октябре имперский суд и правительство бежали из столицы. Через три недели они вернулись и казнили бунтовщиков; но все-таки стали немного покладистее.
Австрия начала двигаться к индустриальному обществу, и побочным продуктом этого изменения стало улучшение положения евреев. В 1848 году Якобу все еще нужно было подавать новое заявление на то, чтобы провести некоторое время во Фрейбурге, но четыре года спустя он переехал туда на постоянное жительство. С ним поехали его сыновья Эммануил (уже к тому времени женатый) и Филипп, а также (и это очень странно) жена Ребекка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71