Есенин ходил тогда в серой меховой куртке, обвязанный длинным цветным шарфом, спускавшимся почти до пола. В одежде не было ничего вызывающего — она была и модной, и простой. Естественность, доброта сквозили в каждом жесте поэта. В делах он проявлял увлеченность, горячность, любовь к коллективной работе.
Первой его организационной инициативой было создание писательской коммуны. Спасая себя и друзей от жизни в промерзших домах поэт выхлопотал в Московском Совете ордер на пятикомнатную квартиру в доме, где чудом сохранилось и действовало паровое отопление. В ней кроме Есенина в начале 1919 года поселилось еще несколько писателей и журналистов, их посещало множество друзей, которые приходили согреться, поговорить и поспорить.
Одним из коллективных писательских предприятий, в котором участвовал Есенин, была Московская трудовая артель художников слова.
У артели были обширные издательские планы, осуществить которые из-за трудностей с типографиями и бумагой удалось лишь частично. Под маркой издательства вышло пять книг Есенина.
С разрешения Московского Совета, поощрявшего кооперативные начинания, Есенин и его друзья открыли на Большой Никитской, рядом с Консерваторией, книжную лавку. Работали в ней опытные книжники, но почти ежедневно здесь можно было видеть и Есенина.
В Кафе поэтов родился имажинизм — литературное течение, сыгравшее в жизни Есенина сложную и, в общем, неблагоприятную роль. Имажинисты отпочковались от поэтического клуба на Тверской и открыли свое кафе “Стойло Пегаса”.
Вот описание этого кафе:
“Двоящийся в зеркалах свет, нагроможденные из-за тесноты помещения чуть ли не друг на друге столики. Румынский оркестр. Эстрада. По стенам роспись художника Якулова и стихотворные лозунги имажинистов. С одной из стен бросались в глаза золотые завитки волос и неестественно искаженное левыми уклонами живописца лицо Есенина в надписях: “Плюйся, ветер, охапками листьев”.
Здесь происходили диспуты и поэтические вечера, но репутация “Стойла” складывалась главным образом из литературных скандалов.
Обычный шум в кафе, пьяные выкрики и замечания со столиков.
Атмосфера богемы, возможность присутствовать при пикантной стычке или скандальном происшествии привлекали сюда совершенно случайную публику не только из мещанско-обывательской, но также из нэпманско-буржуазной среды.
Есенина вовлек в эту среду Мариенгоф, с которым он познакомился еще в 1918 году.
Первые их беседы касались роли образа в искусстве. Мариенгоф проповедовал культ “небывалого” образа как единственной сути поэзии. В замысловатости, непохожести, оригинальности образа, формируемого независимо от содержания, от авторской мысли, видел он значение и сущность искусства. Есенина, по творческой его природе, всегда тянуло к яркой словесной живописи, к затейливым построениям речи. Заметив поначалу лишь эту сторону дела, он счел имажинистов соратниками по искусству.
Позднее Есенин отмечал: “Имажинизм был формальной школой, которую мы хотели утвердить. Но эта школа не имела под собой почвы и умерла сама собой, оставив правду за органическим образом”.
Он втянулся в повседневную жизнь этой группы, пропадал в “Стойле Пегаса”, участвовал в попойках, хотя раньше не прикасался к спиртному и не любил пьяных компаний.
Герой его стихов все чаще выступал в образе ночного гуляки, сорванца, повесы, скандалиста:
Я московский озорной гуляка.
По всему тверскому околотку
В переулках каждая собака
Знает мою легкую походку.
Или:
Низкий дом без меня ссутулится,
Старый пес мой давно издох.
На московских изогнутых улицах
Умереть, знать, судил мне бог,
Так возник цикл с характерным названием “Москва кабацкая”.
ПЕРВЫЙ БРАК — ГРАЖДАНСКИЙ
Три сестры — Анна, Серафима и Надежда Изрядновы, жившие тогда в Москве, были типичными “прогрессивными” девушками эпохи. Сами зарабатывали себе на жизнь, бегали на лекции и митинги, увлекались модными поэтами Бальмонтом, Северяниным, Ахматовой.
Сергей Есенин при первой же встрече взволновал сердце Анны своим недеревенским видом — новый костюм, зеленый галстук и на голове “золотые кудри”.
Молодая Анна влюбилась в “сказочного херувима”, а он, страдавший от одиночества, ушедший от отца, без друзей в Москве, истосковался по заботе и ласке.
Молодые сняли комнатку возле Серпуховской заставы и начали семейную жизнь. Однако скоро выяснилось, что Есенин не из тех мужей, которые ищут счастья у семейного очага, в жене, детях, налаженном быте. Анна ждала ребенка, а он тратил деньги на книги и журналы.
Но Есенин словно и не замечал этого. Его внутреннее состояние резко и капризно меняется. Он мечется, не зная, как ему жить и что делать дальше. Жена ждет ребенка, а он летом 1914 года бросает работу в типографии: “Москва неприветливая — поедем в Крым”. В Крым едет, но без жены — денег не хватает на двоих. Из Крыма кое-как вернулся через месяц.
Чтобы как-то содержать семью, он снова в отчаянии идет на корректорскую работу в типографию Чернышева-Кобелькова. Но его энергии хватает всего лишь на два месяца. В декабре он бросает работу и отдается весь стихам.
Молодая жена, после рождения ребенка, почувствовала, что его чистота и его нетронутая хорошая душа предназначены не для семейной жизни, а для чего-то другого.
В марте Есенин поехал в Петроград искать счастья. Он в это время был занят только мыслями о стихах, о будущей поэтической судьбе, и, конечно же, его первый брак был обречен на неудачу. Несмотря на то, что Изряднова была верной и преданной ему женщиной, одной из тех, “на которых мир стоит”.
Изряднова Анна Романовна (1891-1946) была издательским работником. В годы встреч с Есениным — корректор типографии “Товарищества И.Д. Сытина”. В 1914 году Сергей Есенин вступил в гражданский брак с А.Р. Изрядновой.
Ее вспоминания:
“Познакомилась я с С.А. Есениным в 1913 году, когда он поступил на службу в типографию товарищества И.Д. Сытина в качестве подчитчика “помощника корректора). Он только что приехал из деревни, но по внешнему виду на деревенского парня похож не был. На нем был коричневый костюм, высокий накрахмаленный воротник и зеленый галстук. С золотыми кудрями он был кукольно красив, окружающие по первому впечатлению окрестили его вербочным херувимом. Был очень заносчив, самолюбив, его невзлюбили за это. Настроение было у него угнетенное: он поэт, а никто не хочет этого понять, редакции не принимают в печать. Отец журит, что занимается не делом, надо работать, а он стишки пишет. Был у него друг, Гриша Панфилов (умер в 1914 году), писал ему хорошие письма, ободрял его, просил не бросать писать.
Ко мне он очень привязался, читал стихи. Требователен был ужасно, не велел даже с женщинами разговаривать — они нехорошие. Посещали мы с ним Университет Шанявского. Все свободное время читал, жалованье тратил на книги, журналы, нисколько не думая, как жить.
Первые стихи его напечатаны в журнале для юношества “Мирок” за 1913-1914 годы. В журнале “Мирок” было опубликовано первое стихотворение Есенина “Береза”.
В типографии Сытина работал до середины мая 1914 года. “Москва неприветливая, поедем в Крым”. В июне он едет в Ялту, недели через две должна была ехать и я, но так и не смогла поехать. Ему не на что было там жить. Шлет мне одно другого грознее письма, что делать, я не знала. Пошла к его отцу просить, чтобы выручил его, отец не замедлил послать ему денег, и Есенин через несколько дней в Москве. Опять безденежье, без работы, живет у товарищей.
В сентябре поступает в типографию Чернышева-Кобелькова, уже корректором. Живем вместе около Серпуховской заставы, он стал спокойнее. Работа отнимает очень много времени: с восьми утра до семи часов вечера, некогда стихи писать. В декабре он бросает работу и отдается весь стихам, пишет целыми днями. В январе печатаются его стихи в газете “Новь”, журналах “Парус”, “Заря” и других.
В конце декабря у меня родился сын. Есенину пришлось много канителиться со мной (жили мы только вдвоем). Нужно было меня отправить в больницу, заботиться о квартире. Когда я вернулась домой, у него был образцовый порядок: везде вымыто, печи истоплены, и даже обед готов и куплено пирожное, ждал. На ребенка смотрел с любопытством, все твердил:
— Вот я и отец!
Потом скоро привык, полюбил его, качал, убаюкивая, пел над ним песни. Заставлял меня, укачивая, петь:
— Ты пой ему больше песен.
В марте поехал в Петроград искать счастья. В мае этого же года поехал в Москву, уже другой. Был все такой же любящий, внимательный, но не тот, что уехал. Немного побыл в Москве, уехал в деревню, писал хорошие письма. Осенью опять заехал:
— Еду в Петроград.
Звал с собой… Тут же говорил:
— Я скоро вернусь, не буду жить там долго.
В январе 1916 года приехал с Клюевым. Сшили они себе боярские костюмы — бархатные длинные кафтаны; у Сергея была шелковая голубая рубаха и желтые сапоги на высоком каблуке, и он говорил:
— Под пятой, пятой хоть яйцо кати.
Читали они стихи в лазарете имени Елизаветы Федоровны, Марфо-Марьинской обители и в “Эстетике”.
В “Эстетике” на них смотрели как на диковинку…
В сентябре 1925 года пришел с большим белым свертком в 8 часов утра, не здороваясь, обращается с вопросом:
— У тебя есть печь?
— Печь, что ли, что хочешь?
— Нет, мне надо сжечь.
Стала уговаривать его, чтобы не жег, жалеть будет после, потому что и раньше бывали такие случаи: придет, порвет свои карточки, рукописи, а потом ругает меня “зачем давала”. В этот раз никакие уговоры не действовали, волнуется, говорит:
— Неужели даже ты не сделаешь для меня то, что я хочу?
Повела его в кухню, затопила плиту. И вот он в своем сером костюме, в шляпе стоит около плиты с кочергой в руке и тщательно смотрит, как бы чего не осталось не сожженным. Когда все сжег, успокоился, стал чай пить и мирно разговаривать. На мой вопрос, почему рано пришел, говорит, что встал давно, уже много работал.
Видела его незадолго до смерти. Сказал, что пришел проститься. На мой вопрос:
— Что? Почему? — говорит:
— Смываюсь, уезжаю, чувствую себя плохо, наверное, умру.
Просил не баловать, беречь сына”.
Не уберегла. Юрий Есенин был расстрелян 13 августа 1937 года в Москве по обвинению в подготовке к покушению на Сталина.
ПЕРВАЯ ОФИЦИАЛЬНАЯ ЖЕНА
Весной 1917 года Есенин, в поисках той социальной силы, которая была бы наиболее близка его мечте о крестьянском рае на земле, сближается с эсерами. “Работал с эсерами не как партийный, а как поэт”, — вспоминал Есенин впоследствии.
И в это время Есенин наполнен новой энергией, энергией надежд, творчества, и новым чувством к молодой секретарше из эсеровской газеты “Дело народа” Зинаиде Райх.
Подруга Зинаиды Райх по 1917-1918 годам Мина Львовна Свирская, видная деятельница эсеровской партии, оставила весьма детальные и, достоверные воспоминания о первых встречах Есенина и Райх.
Сама Свирская за сопротивление большевизму, за попытки возродить деятельность Учредительного собрания, разогнанного Лениным, не раз подвергалась арестам в начале 20-х годов, а потом в общей сложности провела в тюрьмах, концлагерях и ссылках с небольшим перерывом около 25 лет. После 1956 года эмигрировала в Израиль, где, завершив свои воспоминания, умерла в 1978 году.
Но в счастливом 1917 году семнадцатилетняя Мина Свирская еще не испила из этой чаши и дружила с Зинаидой Райх и Сергеем Есениным.
Мина Львовна встретилась с Есениным у издателей “Северных записок”, где поэт по просьбе народовольца Германа Лопатина пел для него частушки.
В это время, летом 1917-го, Есенин вместе с Ганиным частенько заходили в редакцию “Дела народа”, где главным публицистом был Иванов-Разумник, который и познакомил их с Зинаидой Райх.
Молодая секретарша газеты не раз позволяла Есенину и Ганину ночевать в служебных апартаментах на обитых шелком великокняжеских стульях.
Есенин зачастил в общество распространения эсеровской литературы, где Райх стала председательницей. “Он приходил всегда во второй половине дня. В легком пальтишке, в фетровой, несколько помятой черной шляпе, молча протягивал нам руку, доставал из шкафа толстый том Щапова “История раскольнического движения” и усаживался читать… Пальто он не снимал, воротник поднимал и глубже нахлобучивал шляпу” (Мина Свирская).
Позже появлялся Алексей Ганин, уже влюбленный в Зинаиду Райх, потом приходила она, и четверо молодых людей отправлялись бродить по Петрограду. Мина с Сергеем шли впереди, а за ними Зинаида с Алексеем. Поэты читали своим спутницам новые стихи, потом читали их друг другу, останавливались, начинали спорить, забывали о девушках, которые, потеряв терпение, уходили вперед.
Однажды в Павловске Алексей Ганин прочитал стихотворение “Русалка”, посвященное Зинаиде. Есенин не остался в долгу и тут же сочинил экспромт, посвященный Мине, который не сохранился. Он сравнивал короткие, остриженные и всегда растрепанные кудри девушки с веточками берез.
Летом 1917 года Есенин вбежал в помещение Общества и предложил Свирской:
— Мина, едемте с нами на Соловки. Мы с Алексеем едем.
Придя к Зинаиде, я ей тут же рассказала, что Сергей с Алешей собрались ехать на Соловки и Сергей пришел звать меня. Зинаида вскочила, захлопала в ладоши:
— Ох, как интересно! Я поеду. Сейчас пойду отпрашиваться!
Отпросилась.
А Мина, отказалась.
Райх нашла деньги на поездку. И троица укатила на Север. В поездке произошло неожиданное объяснение в любви Есенина и Райх. На обратном пути с Соловков в поезде Есенин сделал предложение Райх. Венчались они в Кирико-Улитовской церкви возле Вологды. Шафером со стороны жениха был Ганин.
Есенин очень скоро начал жалеть, что поторопился снова связать себя семейными узами. В конце сентября молодые вернулись в Петроград. Приближался день рождения Сергея.
Зинаида собрала гостей — несколько человек. Скудная закуска, не было электричества. На столе — маленькая керосиновая лампа, свечи и несколько бутылок. Впрочем, по тем временам стол выглядел празднично.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24