https://wodolei.ru/catalog/vodonagrevateli/bojlery/kosvennogo-nagreva/ 

 

Н.Крупская».
Разрешение отбывать ссылку в Шушенском было получено. По пути в Сибирь Надежда Константиновна с матерью остановилась в Москве у Ульяновых.
Семья приняла горячее участие в сборах и проводах. К багажу, привезенному из Петербурга, прибавилось немало заказанных Владимиром Ильичем книг и различных «гостинцев», которые посылала ему мать.
Крупские уехали. Мария Ильинична по-прежнему выполняет многочисленные поручения брата, покупает и пересылает книги и журналы, ей он доверяет корректуру целого ряда своих статей, через нее поддерживает связи с оставшимися на свободе товарищами.
Для матери и сестер письма Крупской из Шушенского — окно в тот мир, где живет Владимир Ильич. В Москве их читают и перечитывают, так как Надежда Константиновна подробно пишет о самых различных сторонах ссыльного бытия. Письма самого Владимира Ильича строго деловые, а родным хочется знать как можно больше о жизни сына и брата.
Мария Ильинична была в курсе всех подпольных связей брата. Ей не надо расшифровывать партийных кличек. Она знает, что Куба — это Аполлинария Якубова, что В.В. — это народник Воронцов, что Schwester — это сестра Кржижановского, Булочка — 3.П. Кржижановская и т.д.
В своей автобиографии Мария Ильинична указывает 1898 год как год вступления в РСДРП. В этом же году ее имя впервые встречается в полицейских донесениях. 2 февраля 1898 года в квартире одной из курсисток, Анисимовой, по Большой Грузинской улице состоялась сходка учащихся курсов Герье. Среди участников доносчик указывает и М.И.Ульянову, сообщая также ее адрес: Собачья площадка, дом Романовых, кв. 4. Теперь слежка ведется и за самым младшим членом семьи Ульяновых, но пока это делается «профилактически», на всякий случай.
Растет число и марксистских кружков. Марксизм идет на смену народничеству. В Москве, как и в Петербурге, он завоевывает все больше сторонников среди передовой интеллигенции, рабочих.
Еще нет единой организации, каждый кружок ведет работу на свой страх и риск, но рабочие тянутся к занятиям, а интеллигенция начинает видеть в рабочих ту силу, которая сможет сокрушить царизм.
Мария Ильинична посещает кружки, сходки, диспуты, выполняет задания Московского комитета РСДРП. Связи с ним искать не требуется: в первый состав комитета вместе с П.В.Луначарским и М.Ф.Владимирским вошла Анна Ильинична.
В хлопотах и заботах незаметно подошла пора выпускных экзаменов на курсах Герье. Мария Ильинична, которая все два года занималась систематически и с большим удовольствием, экзамены сдала успешно. Когда собрались за столом, чтобы в семейном кругу отметить это событие, первую трудную преодоленную ступень, снова поднялся вопрос, уже не раз обсуждавшийся: что же дальше? Диплом давал звание домашней учительницы и лаборанта. С ним, конечно, можно было бы где-то устроиться, но Марии Ильиничне ее знания кажутся недостаточными. Многие из ее сокурсниц собираются довершить образование в каком-либо из европейских университетов. Друзья советуют ехать в Бельгию, так как Брюссельский университет считается одним из лучших, да и материально там жить легче, а это немаловажный фактор для Марии Ильиничны. Хотя и мать, и Анюта, и Марк Тимофеевич убеждают ее, что посылать необходимую сумму, чтобы платить за учение и жить в Бельгии, им будет нетрудно, Маняша знает, что Марк ради этого поедет в какую-нибудь дальнюю командировку, а мать будет экономить каждую копейку из своей вдовьей пенсии.
Вся семья голосует за продолжение образования. Одобряя намерение сестры, Владимир Ильич пишет из Шушенского: «План Маняши ехать в Брюссель мне кажется очень хорошим. Вероятно, учиться там можно лучше, чем в Швейцарии. С французским языком она, вероятно, скоро справится... У Нади есть знакомый, который лет 5 жил в Бельгии и теперь собирается опять туда (в Льеж) из России. Женат он на одной близкой Надиной приятельнице. Надя пишет сегодня ей, прося отписать Маняше (в Подольск) все сведения и адреса, которые могут быть ей полезны».
В Льеж уезжали Мещеряковы. Анну Ивановну и Николая Леонидовича уже много лет знала Надежда Константиновна. Вместе с Анной Ивановной она преподавала в вечерней воскресной шкоде для рабочих на Охте.
Всегда тревожно надолго уезжать от родных, тем более если это дальняя поездка за границу, а путешественнице только 20 лет. Заграничный паспорт получен без затруднений, у полиции еще нет оснований для отказа. Мать, как всегда, спокойно, несуетливо помогает ей собраться, едет провожать. Глядя на родных из окна вагона, Мария Ильинична особенно ясно увидела, как за последние годы постарела мать. Волосы совершенно побелели, голова чуть заметно трясется. Но прекрасные карие глаза по-прежнему молоды. Сейчас она быстрыми шажками, поддерживаемая Марком Тимофеевичем, идет за движущимся вагоном. Остановилась, и дочь поняла по губам: «Береги себя!» Сколько раз мать провожала детей этими словами!
Бельгия встретила путешественницу ярким солнцем и многоцветьем старинных домов. На перроне Мария Ильинична увидела знакомую курсистку, с которой предварительно списалась. Она уже нашла небольшую удобную комнатку неподалеку от Нового университета. Хозяйка оказалась милой, разговорчивой женщиной.
Ульянову зачислили на химико-физический факультет Нового брюссельского университета. Марии Ильиничне очень понравилось старинное, но удобное здание, она пришла в восторг от оборудования лаборатории. В коридорах и аудиториях можно было встретить выходцев из самых разных стран. Нередко звучит здесь и русская речь.
Первые дни Мария Ильинична посвятила знакомству с городом. После петербургских проспектов и уютных московских улиц Брюссель кажется ей городом из сказок Андерсена. Дома вытянуты вверх и тесно прижаты друг к другу. Окрашенные в яркие светлые тона, они делают улицу праздничной. Островерхие крыши покрыты черепицей. В лабиринте узких улочек легко затеряться, и все-таки хочется бродить и бродить по ним, стараясь угадать, что там, за очередным поворотом: новая чистенькая улица, готическая суровая церковь или уютная площадь, украшенная фонтаном?
Поначалу письма Маняши из Бельгии были восторженными. Ее огорчает лишь то, что она пока с трудом понимает лекции. Ведь у нее не было случая попрактиковаться во французском языке. Кроме того, в Бельгии говорят с особым акцентом. Писем Марии Ильиничны того периода сохранилось мало, но о ее жизни в Брюсселе можно узнать кое-что по ответным письмам родных. 18 сентября Мария Александровна пишет дочери: «Получила вчера последнее письмо твое, дорогая моя Маня, и читала его уже сама с большим удовольствием.
Очень рада, что тебе нравится там! Я вполне надеюсь, что чем дальше, тем более ты будешь привыкать и понимать лекции — упражняйся и говори больше, ведь только начало трудно — и тем больше интереса будешь находить. Мой совет — не разбрасываться, а держаться той специальности, которую ты выбрала первоначально...»
31 октября Марии Ильиничне отвечает старшая сестра. «Так приятно слышать, что ты чувствуешь себя хорошо там и что у тебя такие милые подруги, — хотелось бы познакомиться с ними... Очень рада была слышать, что ты начала уже понимать на лекциях, что увлекаешься ими. Какие симпатичные все профессора по твоему описанию!..»
Марии Ильиничне нравится работать в лаборатории, нравится, что многие препараты по правилам университета необходимо готовить самим. По совету матери она сшила себе клеенчатый фартук, предохраняющий одежду от реактивов. Из скромных средств, которые присылает мать, Мария Ильинична выкраивает деньги на дополнительные занятия по химии и биологии, берет уроки французского языка. Чтобы удешевить жизнь, она с подругой сама готовит по очереди еду.
На факультете много девушек из разных стран и несколько человек из России. Мария Ильинична быстро прижилась в русской колонии. Она изучает древний прекрасный город, богатейшие музеи. Позволяет себе посещение театров и концертов, хотя для этого иногда приходится урезывать и без того скромный рацион питания.
Владимир Ильич не преминул воспользоваться пребыванием сестры в Бельгии. 11 ноября он пишет ей из Шушенского: «Получили мы, Маняша, твое письмо и были ему очень рады. Взялись сейчас за карты и начали разглядывать, где это — черт побери — находится Брюссель. Определили и стали размышлять: рукой подать и до Лондона, и до Парижа, и до Германии, в самом, почитай, центре Европы... Да, завидую тебе. Я в первое время своей ссылки решил даже не брать в руки карт Европейской России и Европы: такая, бывало, горечь возьмет, когда развернешь эти карты и начнешь рассматривать на них разные черные точки. Ну, а теперь ничего, обтерпелся и разглядываю карты более спокойно... Насчет газет и книжек, пожалуйста, добывай, что можно. Каталоги присылай всяческие и букинистов и книжных магазинов на всех языках. Хотел было даже сегодня дать тебе одно порученьице, да решил уже отложить пока до следующего раза. Напомню, что писал тебе или Ане прошлый год, именно, что из газет бывают часто особенно интересны официальные органы, содержащие стенографические отчеты о прениях парламентов. Если ты разузнаешь, где продают эти газеты (есть ли в Брюсселе только бельгийские или и французские и английские?), и будешь присылать интересные номера (ты ведь следишь за газетами, надеюсь?), то это будет очень хорошо. Советую тебе не ограничиваться бельгийскими газетами, а выписать еще какую-нибудь немецкую: и языка не забудешь, и материал для чтения получишь прекрасный; а цены на газеты не высокие».
Все эти поручения Мария Ильинична выполнила скрупулезно. В Россию, в далекую Сибирь идут посылки и бандероли, которых там ждут с нетерпением.
Владимир Ильич дарил сестре все написанные им книги, и это была не только дань родственной любви, но и благодарность за помощь, которую она оказывала ему.
В очередном письме из Шушенского Владимир Ильич сообщает: «Получил, Маняша, от тебя каталоги. Большое merci за них... Собираюсь прислать тебе списочек книг, которые желал бы приобрести. Напиши, ознакомилась ли ты с Брюсселем вообще? с книжным и книгопродавческим делом в частности? Интересно бы почитать стенографические отчеты о некоторых интересных прениях и парламентах. В Париже, например, их можно найти в „Journal officiel“, который продается, конечно, и отдельными номерами. Не знаю, можно ли его достать в Брюсселе? Вероятно, и в бельгийской правительственной газете печатаются такие же отчеты. Где ты достала английские каталоги? есть ли в Брюсселе книжные английские магазины, или ты выписала из Лондона?..
Если попадется у букинистов литература по экономии сельского хозяйства во Франции, Англии и т.п. (сельскохозяйственная статистика, enquete'ы, отчеты английских комиссий) или по истории форм промышленности (между прочим, Babbage, Ure, — старинные писатели по этому вопросу), то приобрети, буде цены умеренные.
Много ли у тебя работы? Когда думаешь ехать домой?»
Марию Ильиничну вскоре хорошо узнали продавцы окрестных газетных киосков и книжных магазинов. Ее встречали благожелательными улыбками и неизменно оставляли pour mademoiselle russe (для русской барышни) те газеты и журналы, которые она обычно покупала, приберегали для нее специальные и редкие издания. Подчас она сразу получала целую кипу газет и журналов, отдав за них деньги, предназначенные на питание за неделю.
Мария Ильинична окунулась в бурную общественную жизнь Бельгии.
Мещеряковы, да и сокурсницы помогли ей связаться со студенческими и социал-демократическими кружками, изучающими социологические и политические вопросы. Она нечасто вступает в споры, но всегда внимательно выслушивает разные мнения и делает выводы.
Так непривычны для русских никем не разгоняемые демонстрации, митинги, манифестации. Рабочие открыто выражают свои требования — улучшение экономических условий жизни и труда. Правда, пока это лишь экономические требования, о политических речи нет.
Вместе с подругами Мария Ильинична посещает народные праздники и гулянья с участием народных хоров. Наблюдает жизнь народа. Европейские рабочие производят впечатление более культурных, чем русские, они держатся свободнее. От ее зоркого глаза не ускользает и налет успокоенности, который лежит на многих слоях обеспеченной части бельгийских рабочих. Эти-то слои и питают оппортунизм.
Она все свободнее чувствует себя в Брюсселе, языковой барьер исчез. И именно здесь, в столице Бельгии, родилась в ней тяга к литературному творчеству. Мария Ильинична решила попробовать свои силы в переводах с немецкого и французского языков, тем более что подходящего материала очень много. Для перевода она подбирает хорошо написанные остросоциальные или романтические рассказы. Ей хочется, чтобы переводы понравились читателю и пробудили определенные мысли и настроения. Конечно, она советуется сродными, да и пристроить переводы можно в России только с помощью знакомых — ведь в журналах и газетах к незнакомым молодым авторам относятся с недоверием. Ей важно мнение матери и сестры о качестве проделанной ею работы, она доверяет их литературному вкусу и знанию языков.
Мария Александровна довольна дочерью и всячески поддерживает ее: «Перевод твой получили еще 28 и читали вместе за чаем — и Маруся была у нас — всем понравился, — пишет она. — Прекрасно делаешь, что практикуешься в переводе, хвалю за это и советую продолжать. Эту статейку надеются пристроить где-нибудь. Присылай еще».
Матери вторит Анна Ильинична: «Сказочку твою мне было очень приятно получить; радуюсь твоим успехам во французском языке: ты перевела ее премило, и слог очень хорош, особенно для первого перевода. Я сделала несколько небольших поправок, и мамочка переписывает ее теперь».
В архиве сохранился ряд переводов, сделанных Марией Ильиничной, и среди них древнеегипетская сказка «Перстень Гаруа». Мария Ильинична сумела передать аромат романтического стиля восточного повествования. Первая удачная работа свидетельствует и о хорошем знании иностранных языков, и о незаурядных литературных способностях переводчика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39


А-П

П-Я