65 Рок родовой настигает и нас: в роду Танталидов
Женщины были и встарь легкой добычей для всех.
Что вспоминать про обман белоперой птицы потоков125
И горевать, что в себе лебедь Юпитера скрыл?
Там, где, простершись в длину, два моря Истм разделяет,
70 Мчал Гипподамию вдаль на колеснице пришлец.126
Кастор, герой из Амикл, и Поллукс, герой амиклейский,
Шли воевать, чтоб сестру город Мопсопа вернул.127
Вскоре ее же увез за моря похититель идейский,
И за оружье взялась Греция ради нее.
75 Помню хоть смутно, но все ж сама я помню, как в доме
Страх, тревога и грусть сразу наполнили все.
Леда молила богов, своего Громовержца молила,
Плакали Феба-сестра,128 дед, сыновья-близнецы.
Я сама, растерзав едва отросшие кудри,
80 В голос кричала: «Куда, едешь куда без меня?»
Не было только отца… Я тоже стала добычей
Пирра, чтоб видели все: внучка Пелопу и я.
О, когда бы Пелид избежал Аполлонова лука!
Строго б отец осудил гнусные сына дела.
85 Ведь и тогда не стерпел, и теперь Ахилл не стерпел бы,
Чтобы живую жену вдовый оплакивал муж.
Чем на себя навлекла я вражду бессмертных? О горе!
Из вредоносных светил мне на какое пенять?
Рано без матери я осталась, отец был в походе, —
90 Живы оба, а дочь круглой росла сиротой.
Губ неумелых моих младенчески ласковый лепет
С первых достался лет, о моя мать, не тебе,
Шею твою обвивать не пришлось мне ручонкой короткой
И на коленях твоих ношей отрадной сидеть.
95 И наряжала меня не ты, и для дочки-невесты
Не материнской рукой убран был брачный покой.
Правду скажу: ты вернулась домой, я вышла навстречу —
Но среди прочих в лицо мать не могла я узнать.
Только твоя красота среди всех выдавала Елену,
100 Ты между тем начала спрашивать, кто твоя дочь.
Только с Орестом одним и знала я счастье; но будет
Отнят и он, если сам не постоит за себя.
Пирр меня держит в плену, хоть с победой отец мой вернулся.
Вот что, средь прочих даров, дал мне сожженный Пергам!
105 Стоит Титану погнать в небосвод коней лучезарных, —
Тут отпускает меня, хоть ненадолго, тоска.
Но когда ночь посылает меня в постылую спальню
И заставляет лечь с горестным стоном в постель,
Слезы глаза наполняют мои, а не сонная дрема,
110 И, как могу, не даюсь мужу я, словно врагу.
Бедами оглушена, я себя забываю порою
И прикасаюсь рукой к телу скиросскому вдруг,129 —
Сразу отдернув ее, точно грех совершила, я каюсь,
И оскверненною мне кажется долго рука.
115 Неоптолема назвать мне случается часто Орестом,
И, как счастливый знак, мне оговорка мила.
Родом несчастным тебе клянусь и предком бессмертным,
Что потрясает моря, земли и царство свое,
Прахом отца твоего (он и мне приходится дядей),
120 Что, отомщенный тобой, мирно в могиле лежит, —
Либо в юных годах я до срока умру, либо стану,
Внучка Танталова, вновь внуку Тантала женой.

Письмо девятое
ДЕЯНИРА — ГЕРКУЛЕСУ
Взял Эхалию ты; поздравляю тебя, победитель,
Хоть и горюю, что взят ты побежденною в плен.
Грязный разносится слух по всем городам пеласгийским,
Славе твоей от него не отпереться теперь:
5 Тот, кого ни труды, ни Юноны вражда не сломили,
Дал ярмо на себя пленной царевне надеть.
Будет рад Эврисфей, и рада сестра Громовержца, —
Мачехе любо, коль ты жизнь опозоришь свою. —
Только не тот, для кого (если этому верить рассказу)
10 Ночь оказалась мала — сына такого зачать.
Больше Юноны тебе Венера вредит: возвышает
Эта гоненьем тебя, та превращает в раба.
Видишь, везде, где сушу Нерей омывает лазурный,
Мир навсегда водворен мстящею силой твоей.
15 Море и суша тебе покоем обязаны прочным.
Солнце в обоих домах130 слышит о славе твоей.
Примут тебя небеса, но и сам ты их принял на плечи,
Звезды Атлант подпирал, сам опершись на тебя.
Так неужели тебе лишь молвы не хватало постыдной?
20 Что ты прибавить спешишь к подвигам жалкий позор?
Разве не ты задушил двух змей еще в колыбели.
Разве младенцем не ты был уж достоин отца?
Лучше ты начинал, чем кончаешь: последние первых
Ниже дела, и несхож с мальчиком нынешний муж.
25 Не победили тебя ни Юнона, ни сотни чудовищ,
Ни твой враг Сфенелид131, но победил Купидон.
Брак мой удачным зовут: ведь я — жена Геркулеса,
Тесть мой гремит с высоты, мчась на проворных конях.
Разного роста быки под одно ярмо не годятся,
30 Муж великий жену скромную тяжко гнетет.
Честь это? Бремя скорей, личина, что давит лицо нам,
Хочешь счастливою быть — замуж за ровню иди.
Вечно в отлучке мой муж, так что гость мне привычное мужа,
Вечно преследует он чудищ и страшных зверей.
35 В доме пустом я терзаюсь одна и в чистых молитвах
Только о том и прошу, чтобы мой муж не погиб.
Все я мечусь между вепрей, и змей, и львов кровожадных,
Или мерещатся мне кости грызущие псы.
Страшны мне чрева овец и сна пустые виденья,
40 Ночью таинственной все душу пугает мою.
Ропот невнятный молвы ловлю я, несчастная, жадно.
Гонит надежду боязнь, гонит надежда боязнь.
Амфитриона со мной, и Гилла нет, и Алкмены, —
Мощного бога любовь многих ей стоила слез.
45 Лишь Эврисфей нас гнетет — исполнитель враждебных велений
Злобной Юноны, чей гнев издавна чувствуем мы.
Этих мало мне мук! Ты еще чужеземок ласкаешь,
Может любая из них матерью стать от тебя.
Я не напомню, как ты овладел парфенийскою Авгой,132
50 Как родила от тебя нимфа, Орменова дочь.
Не попрекну и толпой сестер, рожденных Тевтрантом:
Целое племя — а ты не пропустил ни одной.
Только в одной упрекну совсем недавней измене,
Той, от которой рожден в Сардах133 мой пасынок Лам.
55 Видел Меандр, много раз по одним пробегающий землям,
Воды усталые вспять в воды несущий свои,
Как ожерелье себе Геркулес повесил на шею,
Ту, что когда-то согнуть груз небосвода не мог.
Золотом руки себе сковать без стыда он позволил
60 И в самоцветы убрать твердые мышцы свои.
Мог ли в этих руках задохнуться хищник немейский,
Чью на левом плече шкуру убийца носил?
Космы волос повязал без стыда ты лидийскою митрой,
Хоть Геркулесу листва тополя больше к лицу.134
65 Словно распутница, ты меонийским поясом туго
Стан себе затянул; это ль бойцу не позор?
Нет чтоб на помощь призвать о жестоком мысль Диомеде
И о свирепых конях, вскормленных плотью людской!135
Если б тебя Бусирид136 в таком уборе увидел,
70 Он пораженье свое счел бы позорным вдвойне.
С шеи могучей твоей сорвал бы Антей украшенья,
Чтобы себя не корить, неженке бой проиграв.
Меж ионийских рабынь, говорят, держал ты корзинку
И, как они, услыхав окрик хозяйки, дрожал.
75 В гладкой корзинке рукой, во стольких трудах побеждавшей,
Ты безотказно, Алкид, шарил и шерсть доставал,
Грубую, толстую нить сучил ты пальцем огромным,
Мерой за меру сдавал пряжу красавице в дань.
Ах, покуда вели эту нить неуклюжие пальцы,
80 Сколько тяжелой рукой ты изломал веретен!
Право, поверишь, что ты ременной плети боялся
И у хозяйки своей, жалкий, валялся в ногах.
Гордо рассказывал ей ты о шествиях пышных триумфов
И о делах, хоть о них было бы лучше молчать:
85 Как огромные два младенцу руку обвили
Тела змеиных, когда горло он гадам сдавил,
Как эриманфский кабан в кипарисовых рощах Тегеи,
Всем своим весом ложась, раны в земле оставлял;
О головах на фракийском дворце не мог ты не вспомнить
90 И о раскормленных в лоск мясом людским лошадях,
Или о чуде тройном, хозяине стад иберийских,
О Герионе, что три тела в одном сочетал.
Или о Цербере, чье на столько же псов разделялось
Тело, в чью шерсть вплетены гадов шипящих клубки,
95 Иль о змее, что росла изобильней от ран плодоносных,
Обогащаясь от всех ей нанесенных потерь,
Или о том, кому ты между левой рукою и боком
Горло зажал,137 чтобы он там и остался висеть,
Или о конной толпе, быстротой и телом двувидным138
100 Гордой, которую ты с гор фессалийских прогнал.
Мог ты о них говорить, щеголяя в сидонской накидке,
И не замкнул тебе рта этот позорный убор?
Нимфа, Ярданова дочь,139 между тем твой доспех надевала,
Славной добычей твоей, как и тобой, завладев!
105 Что же, душой возносись, перечисли подвиги снова, —
Тут уж не ты, а она мужем по праву была:
Ниже ее настолько же ты, насколько почетней
Было тебя победить, чем побежденных тобой.
К ней теперь перешло твоих деяний величье,
110 Сам возлюбленной ты все, чем владел, отказал:
Шкура мохнатого льва, твоей добыча охоты,
Мягкие трет — о позор! — жесткою шерстью бока.
Нет, не со льва, а с тебя, побежденный льва победитель,
Шкуру содрали — а ты сам не заметил того.
115 Женщина стрелы взяла, от лернейского черные яда,
В руки, которым тяжел пряденой шерсти моток;
Палицу силилась взять, укротившую много чудовищ,
Мужний стараясь доспех в зеркале весь увидать.
Это лишь слышала я и могла молве не поверить,
120 Боль, поразившая слух, чувств не задела почти.
Но если в дом у меня на глазах ты наложницу вводишь,
Тут уж муку мою скрыть невозможно никак.
И отвернуться нельзя: глаза глядят против воли,
Как через город идет пленница вслед за тобой,
125 Не распустивши волос (не так бывает у пленных),
С видом таким, словно ей бед не послала судьба;
Шествует вольно она, золотым приметна убором.
Точно таким же, какой ты у фригийцев носил,
Гордо глядит на народ, как будто Эхалии стены
130 Целы, отец ее жив, а Геркулес побежден.
Может быть, сбросит она очень скоро наложницы имя
И, Деяниру прогнав, станет женою твоей,
Свяжет, безумный Алкид и дочь Эврита Иола,
Вам бесславный Гимен гнусным союзом тела.
135 Чувства от мысли такой помрачаются, кровь холодеет,
И на коленях лежат руки, бессильно упав.
Хоть не одну меня ты любил, но любил безупречно,
Дважды — стыдись не стыдись — в бой ты вступал за меня.
Бог Ахелой, на сыром берегу рога подобравши,
140 С плачем безрогий свой лоб в тинистой спрятал воде.140
Несс, полумуж-полуконь, погиб в смертоносном Эвене,
Где ядовитой вода стала от крови коня.
Но для чего вспоминать? Пока я пишу, прилетела
Весть, что, отравлен моей туникой, гибнет Алкид.
145 Как я могла? Куда привели любовь и безумье?
О Деянира, зачем медлишь и ты умереть?
Будут мужа терзать небывалые муки на Эте,
Ты же останешься жить, столько наделавши зла?
Что для того, чтоб меня женой Геркулеса признали,
150 Сделала я до сих нор? Смерть подтвердит наш союз!
Ныне и ты, Мелеагр, меня признаешь сестрою!
О Деянира, зачем медлишь и ты умереть? Проклят мой род!
На престоле сидит захваченном Агрий141,
А Инея отца сирая старость гнетет;
155 Брат мой Тидей142 неведомо где изгнанником бродит,
Заживо брат мой другой брошен в огонь роковой,143
Мать железным клинком сама себе сердце пронзила,
О Деянира, зачем медлишь и ты умереть?
Пусть не сочтут лишь — молю я правами священными ложа, —
160 Будто коварно на жизнь я покушалась твою.
Несс, едва лишь стрела пробила жадное сердце,
«Эта кровь, — мне сказал, — силы любовной полна».
Ткань я послала тебе, напитав ее Нессовым ядом.
О Деянира, зачем медлишь и ты умереть?
165 Все прощайте теперь: и отец, и сестра моя Горга,
Родина наша, и ты, изгнанный с родины брат,
Ты, последний мой день, ты, последнее солнце, прощайте!
Сын мой и муж, — о, когда б мог ты и жить и прощать!

Письмо десятое
АРИАДНА — ТЕСЕЮ
Я поняла, что добрее тебя и дикие звери;
Вверь я себя хоть кому, — хуже бы не было мне.
Эти строки, Тесей, я с тех берегов посылаю,
Где паруса твой корабль поднял, отплыв без меня,
5 С тех, где предал меня мой сон, где ты, вероломный,
Время сна подстерег, чтоб Ариадну предать.
Был тот час, когда вся земля росою стеклянной
Окроплена и в листве слышатся жалобы птиц.
В сонной истоме еще, до конца не сбросив дремоты,
10 Чуть приподнявшись, тяну руки — Тесея обнять, —
Нету его! Но снова к нему протянула я руки,
Шарю по ложу, ищу ощупью — нету его!
Страх дремоту прогнал; с покрывал поднимаюсь в испуге
И покидаю, вскочив, ложе пустое мое.
15 Гулко ответила грудь кулакам, по ней ударявшим,
Кудри, как были со сна, сбитые рву на себе.
Светит луна; я смотрю: неужели увижу лишь берег?
Кроме пустых берегов, нечего видеть глазам!
Мчусь то туда, то сюда, мечусь над морем без цели,
20 Ноги не могут бежать, вязнут в глубоком песке.
Громким криком «Тесей!» оглашаю я берег — и своды
Отзвуком имя твое мне возвращают тотчас;
Столько же раз, сколько я, тебя окликала окрестность,
Словно окрестность сама бедной хотела помочь.
25 Есть там высокий холм, поросший кустарником редким,
Где над водою навис морем подмытый утес.
Я взобралась на него (придало мне силы смятенье),
Чтобы измерил мой взор дальше и шире простор.
Вижу оттуда (и мне послужили жестокие ветры):144
30 Парус летит вдалеке, Нотом проворным надут.
Чуть увидала его иль подумала, что увидала, —
Чувств не лишилась едва, сделалась льда холодней.
Но в забытьи нам боль не дает оставаться; от боли
Сразу очнулась и я, громко Тесея зову.
35 «Стой, куда ты бежишь? Воротись, Тесей вероломный!
Руль поверни! Недобор есть на твоем корабле!»
Так я кричу и бью себя в грудь, возмещая мой слабый
Голос, и с каждым моим словом сливался удар;
Если не мог ты меня услыхать, то мог бы увидеть:
40 Знак подавали тебе взмахи широкие рук,
И, чтоб забывшим меня о себе хоть как-то напомнить,
Длинную жердь я нашла, белую ткань подняла.
Только когда ты скрылся из глаз, я заплакала горько;
Прежде от боли и мук было как камень лицо.
45 После того как глаза перестали парус твой видеть,
Что им осталось еще, как не оплакать меня?
Словно вакханка, когда Огигийский бог145 ее гонит,
Я одиноко мечусь, не подобравши волос,
Или сижу на холодной скале, уставившись в море,
50 Словно на камне моем делаюсь камнем сама.
К нашему ложу иду — оно нас приняло вместе
Лишь для того, чтобы мы порознь с него поднялись,
Трогаю вместо тебя — хоть это можно мне! — ткани,
Что сохраняют еще тела тепло твоего.
55 Ложу, от пролитых слез моих влажному, я повторяю:
«Смяли тебя мы вдвоем, — ложе, двоих возврати!
Вместе к тебе мы пришли; почему же встали не вместе?
Где, вероломное, часть лучшая нашей четы?»
Что же мне делать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65