— Ну же, дорогой, — подбодрила его леди, точно ребенка. — Говори!— Эти люди... они считают себя хозяевами земли. Всего леса, всей живности, растущей и бегающей... Они почитают Керна, который есть здешний бог. Керн — Бог лесов, милорд.— Кернуннос, — шепнула Леонсия еле слышно. — Святой Корнелий из Англии.— Я его тоже чту, — признал Торин с вызовом в голосе, — Я поклялся хранить тайну перед лицом Божьей Матери. На кресте. А потом... Я подарил ему свою кровь в залог.— Как? — вырвалось у завороженного рассказом Родерика.— Надрезал свою ладонь. И поднес ее к текущей воде. Она взяла кровь и залечила рану.Простой этот рассказ потряс всех. Четыре нелепых чужака вдруг обратились в нечто совсем другое, не знаемое и непонятное.— Керн, говоришь? Бог леса Керн? Он взял твою кровь в залог? Залог чего, Торин?— Что я буду хранить эту землю. Вот эту землю, милорд! Ее зелень и ее плодородие. Что буду беречь зверей, крылатых и четвероногих... Все, что живет, растет, бегает. Все, в чем кровь Керна — чистая вода лесов!— Это ты пообещал текущей воде?— Да, теплой воде, милорд. Живой теплой воде, что в заветном углу вышла из-под земли, чтобы оросить и согреть почву. Я это обещал ей, и она приняла обещание...— И вы тоже верите в Керна? — обратил граф строгий взгляд в сторону пленников.— Мы — верим! — медленно и убежденно произнес в ответ, разжав губы, светловолосый. Явственно преодолевая себя, он продолжал:— Керн... он не какой-то идол языческий. И не демон. Он живет на этой земле так же, как... как все живое. Все, созданное Господом нашим. Он не толкает людей на грех, как Враг, а лишь требует беречь жизнь, что Господь наш создал. Мы верим в Него и Ему служим. Он — праведен!Одну или две минуты все были неподвижны и молчаливы. Затем граф встал и приказал:— Идите за мной.В полном молчании один за другим все пятнадцать человек проследовали в коридор, спустились в широкий люк и, встреченные в подземелье удивленным Давидом и остолбеневшим Мозесом, гуськом прошли к уже выбитому в скале балкону.По специальном графскому повелению, мастер Давид приказал каменщикам сделать с обеих сторон естественного скального выступа по шесть узких ступеней — достаточно широкий, чтобы по ним можно было осторожно спуститься на одну сажень, и достаточно крутых, чтобы стоять на каждой из них человек мог лишь одной ногой.Умелые каменотесы вырубали эти ступени, вися на веревочных лямках над пропастью...Две импровизированных «лестницы» сходились под самым балконом. И там, в точке, рассмотреть которую из-за игры света и теней было бы невозможно ни в одно время суток, из сплошной стены вытекала одна маленькая струйка.Теплая.В этом, одном-единственном местечке волшебный ключ замка Арден истекал на поверхность, не давая чаше в пещере переливаться через края и затопить все подземелье.Эта струйка живой воды стекала по скальной стенке. Она засевала ее зеленью в каждом крошечном желобке, где могла держаться крупица почвы. Ее скрывали заросли дикого плюща. Но если раздвинуть стебли, на низкой полке между ступенями человеческая ладонь могла ощутить тепло и влагу. И увлажнить руку живой водой.Лорд Арден первым решительно опустил ногу на крутую ступень. Он ловко, точно молодой, стал спускаться до скальной полки.Оказавшись в самом низу, он положил руки на влажную скалу и сказал:— Привет тебе, Керн, Бог леса и природы! Я тоже теперь один из твоих. Я родился на этой земле, потом далеко ушел. Я жил и правил другой страной... Теперь я опять здесь. Я пришел жить. Строить, беречь, растить и собирать урожаи... Помоги мне, а я помогу тебе. Дабы зеленели твои леса, тучнели стада и побеги наливались живой силой... Дабы огонь не уничтожал живое, не душил голод и зря не лилась кровь на твоей священной земле. Я присоединяю мою кровь к жертве моего рыцаря, которую ты уже принял. Да живет вечно живая земля Англии!Дослушав речь до конца, вниз храбро устремилась графиня. Муж подал ей руку, она встала рядом и тоже дотронулась до стены:— Да будут добры сердца детей твоих, Керн! — воскликнула она тихо. — Люди — мы тоже твои дети, плоть от плоти твоей. Пусть теплая вода, кровь твоя, греет их и не дает заледенеть. Возьми для этого и мою кровь и душу.И лорд и леди, сцепив руки, хотели уже подняться по другой лестнице, но тут козленком ссыпался вниз Родерик. Он тоже подскочил к источнику в закричал:— И я, Керн! Я тоже хочу! Я дарю тебе свою кровь, чтобы на земле все было справедливо!..Граф поднимался первым, ведя жену, рука которой крепко держала запястье сына. А когда все трое почти достигли балкона, вниз ступила нога неподвижного до того мига Роланда. Он сказал:— Керн! Я не знаю тебя. Я католик, верую в Христа и Деву Марию. Но коли ты есть... Если и в самом деле эта земля — твоя, то я, Роланд Арден, тоже из твоих сыновей. Я рожден в этом доме, где течет теплая кровь земли. Я вскормлен и вспоен ею. Я принимаю долг хранителя ее, как надлежит моему роду и прошу только об одном: чтобы мой путь был путем чести.Закончив, он взглянул вверх и с ужасом увидал, что Хайди, робкая леди Хайд, одной рукой уцепившись за руку Торина, неверной ножкой тоже старается подойти. Он подал ей руку. Так, втроем, они и встали на узенькой полосе.Леди Хайд не сказала ничего. Она только осторожно протянула детскую ладошку к истекающему потоку, увлажнила ее и умыла свое пылающее лицо. Один этот жест стоил клятвы.В молчании все вернулись обратно в обеденный зал, что стал нынче судебным.После описанной выше церемонии подсудимые выглядели... пристыженными, и это виделось в частых подергиваниях плеч великана Джона, ссутуленной спине Вилла и упрямо спущенном вниз взгляде Роберта. А Марианна, на которую упорно не обращали особенного внимания, сникла и начала суетливо, бегло взглядывать по сторонам.— Начнем, леди и джентельмены, — спросил просто лорд Арден, — или, по-вашему, кое-кого здесь еще недостает?— Верно, — откликнулась графиня. — Прошу вас, сэр Ламберт, пригласить высокородную леди и ее гостя.И через десять минут в зал вошел пятый член плененного воинского подразделения.Ростом он был не очень высок. Пониже графа, пониже Роланда или Торина. Вровень с юным Родериком, которому еще предстояло достичь полного своего роста. Цветом кожи — потемней всех, кроме неслышно ступавшей следом за ним дамы.Впервые на памяти любого из присутствующих леди Темелин смело выступила на люди с открытым лицом.Надир-мечник был крепко, ловко сложен, украшен короткими черными кудрями и аккуратно прибранной черной бородой. Обращали на себя внимание странные глаза: темно-карие, теплые, необычной формы... Почему-то кажущиеся знакомыми. Они что-то напоминали.Или кого-то...Роланд Арден нечаянно скользнул взглядом по лицу замершего графского сына и вдруг понял: глаза Надира похожи на глаза Родерика. Если б не цвет — как две капли воды! Величина, форма. Он потряс головой. Нет! Такого не может быть!..— Мы приветствуем вас, леди Темелин, — сам лорд встал со своего кресла и поклонился. Все последовали его примеру, даже неуклюжий Джон с Вильямом. Темнолицая дама в синих шелках вежливо кивнула и села между Родериком и леди Хайд, которые тут же придвинулись поближе.Надиру указали место напротив, рядом со светловолосым Фиц-Керном.— Начнем, — решил лорд.— Прежде всего положено распределить роли. Во-первых, кто у нас здесь пострадал? Чью жалобу рассматривает высокий суд?Все переглянулись.Роланд Арден невольно потер ссадину на плече. Стоит ли простая царапина жалобы в суд графства? Он был вооружен, противники тоже... Да и считать, что он был вполне прав, тоже не совсем верно. Нет, потерпевший тут вроде бы не он.— Я пострадала! — заявила неожиданно громко рядом с ним леди Хайд и задиристо вздернула подбородок. — Мою прогулку испортили. Ранили моего друга. Стащили меня с коня... трясли и даже ударили... то есть они хотели меня ударить, — уточнила она для полной ясности.После секундной паузы она добавила:— Это было неправильно. Не справедливо. И жестоко.— Стало быть, пострадавший есть, — отметил лорд-судья с удовлетворением. — Ну, а свидетели? Кто видел это?— Я видел, — быстро вызвался Мак-Аллистер, — Видел и слышал. Я буду свидетелем.— Великолепно... Теперь вопрос о членах суда. Я — судья графства, в этом сомнений нет. Мне почему-то кажется, что обвинять наших подсудимых захочет сэр Роланд Арден, который также является судьей в наших местах, о чем имеется с ним договор, правда? Подходит вам эта роль, юный лорд? Насколько помню, прежнему соглашению это не противоречит?— Да. Подходит. Согласно прежнему соглашению... — глухо подтвердил тот. — Я буду обвинять.— А кто будет защищать? — немедленно влез с вопросом неугомонный Родерик.— Защищать, сын мой, будет леди Арден... Не удивляйся. Знаю, что ты и сам пожелал бы заняться таким делом, но на сей раз у леди лучше получится. Я уверен. А ты послушаешь и выучишься, как это делают.Твоя же роль будет другая. Твой черед наступит потом.А засим — мы немедленно приступим к допросу.Лорд Арден откинулся в своем кресле и устремил грозный глаз на сидящих перед ним людей. Четверо мужчин и женщина. На вид не идиоты, не пьяницы и не уроды.— С кого начнем, почтенные господа подсудимые?— С этого, — указала вдруг леди Арден на силача Джона.— Суд не возражает защите. С этого, так с этого... Кто вы такой, друг мой? Как ваше имя? С каких земель и какого рода?Нежданно вызванный говорить крепыш явственно стушевался. Он никак не ожидал быть первым. Взглянул влево, на своего друга Вильяма, потом дальше — на молодого Фиц-Керна, но не получил от него поддержки. Все молчали, и все ждали его собственного ответа.Джон повел крепкими плечами и выложил на стол две огромные, заскорузлые темные ладони. Он вдохнул и хрипло произнес свое первое слово:— Я... я — мужик, м...милорд. Джоном меня зовут.— Из каких мест? — упер в него глаза лорд-судья, чем вовсе смутил беднягу.— Из мест... Линкольншир вроде зовут ту страну, м...милорд. Да мы разве землеведению обучены? А имение барона Карста... Жили мы там давно. Еще при милостивом короле Генри, когда мой дед в живых был. Говорили, мол, деду моему земля та вроде бы насовсем дана, чтобы служил, сыновей растил, да и барону в войско их посылал, ежели война или там король требует... Латников, стало быть, так король Генри на землю сажал, чтобы и войско жило, и землица не загуляла... Только не вышло так...Никто его не перебивал, и Джон постепенно перестал хрипеть и даже разговорился, словно в корчме:— Дядьки-то мои, два брата отцовых, с королем Ричардом в Святую Землю ушли. Там и службу несли, там и сгинули. Жен-детей у них ни у одного не было. Дед пахал, сеял, урожай баронскому управителю пополам сдавал. Испольщики мы, были то есть испольщики, называют так мужика, что пол-урожая барону отдает за то, что землю его пашет и на ней хлеб растит... И избу себе строит, и прочий уклад. Ничего, хорошо жили. Мать, сестры свою бабью работу делали, пряли шерсть, что с овец барон настрижет, ткали, все на манор шло. Барону Карсту в оброк. Ну, покуда семья мала, оно вроде хватало... Из братьев моих один только и умер дитем еще, да сестра одна, что, говорят, после меня была, года не выжила. Молока, мол, у матери не хватило, а козу нашу аккурат свели со двора. Дескать, заместо урока пряжи, что мать спрясть не успела. Ну, мать после того и лета не дожила...Джон прервал долгую речь, пересохший язык его попытался облизнуть губы. Самым волшебным образом на столе появилась кружка пива, подсудимый Джон машинально из нее отпил. Только потом он вздрогнул и оглянулся. Из-за его спины смуглый мальчик лет четырнадцати водрузил на стол тяжелый поднос с кувшином и дюжиной деревянных кубков. Сам Мозес догадался, или отец ему подсказал, не суть важно. Паж Арден-холла выполнял свой долг.Граф Конрад, главный судья, одобрительно улыбнулся мальчику.Никто не произнес слова, и Джону пришлось возобновить показания.— Ну, ждали мы барона с похода. Долго ждали, да не вернулся барон Карст. Сгинул, видать, как и мои дядьки. Война и благородных не милует... А управитель в маноре жил, точно барон! Золотом себе стол уставил, полотно на стороне закупал, рухлядь мягкую... на все деньги нужны. А где взять? С мужика взять, больше неоткуда... Другой, может, добычу на войне взял бы, да не этот. Этот только оброки горазд был высчитывать...— Вот и стал он прикручивать посильнее. Как испольщину меряет, себе более добавляет, нам менее. Мол, ячменя вам не полагается, одна рожь, а овес вовсе и делить нечего, коней-то у мужика нету, кур-гусей со своего стола, мол, объедками выкормите... А козу кормить, дескать, так это все одно баловство, когда еще она вырастет! Да и баб, говорит, нету у вас, чтоб ребят молочком выпаивали!..— Отец мой по той зиме... что я аккурат до притолоки дорос... хворать начал. После матушки, что преставилась. Братья... Было их у нас двое. Старший, что всегда его Лотом кликали, Бог знает, что за имя крестное, а кликали так... Вроде спокойный был. К делу всякому ручному годный, да и не ленивый. Пахал, сеял, сам плуг таскал, да и я за ним, точно за конем. И если что, косу направить мог без кузнеца, сено в стог верстал один, вилы в две сажени ему что соломинка! И добрый был Лот. Слова злого не говорил. А второй, средний, что остался еще, другой был. Он слушать да говорить умел. Да еще, на беду нашу, сам считать научился...Вот и сказал он мне раз: «Джон! А знаешь ли ты, что управитель наш не вполовину, да и не в две трети у нас берет? Выходит у меня тут, что отдаем мы семь мер на одну свою. Обманщик он, брат Джон! Как есть, мошенник да мужиков грабитель. Нас, испольщиков, тут три дюжины изб, да с каждой по семь мер содрать, да не за год, а за десять лет! Да он отца нашего в смерть загнал, Лота, меня, тебя, жадностью своей в три года тоже угробит! Сколько можно?!! Да король Генри, благодетель, да барон Карст, наш добрый сеньор, да милорд судья Линкольншира такого бы в жизни не допустили! Жалобу подать, мол, на управителя! Правды искать! Суда! Самому королю жаловаться!..»И ведь сделал брат так... Лот, простак, не остановил его. А я, младший, что я понимал, кроме плуга да топора? Пошли к одному доброму монаху, что грамоте разумел, наговорили ему, что кто хотел, тот пергамент весь как есть исписал и велел каждому к сургучу палец приложить, вроде как печать — мол, чтоб все знали, кто письмо написал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53