смеситель в ванную 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

– ехидничает мой собеседник. Фу-ты, грубиян!
– А во сколько он начался, не засекли? Никак не пойму, прошла моя задачка или нет.
– Минут пять назад. Не по расписанию сегодня. А ты чей будешь, сынок? Что-то мне твой тенорок незнаком... Не с «Кометы» случаем?
– С Луны я, с Луны. Только вчера свалился, – отвечаю я и аккуратно кладу трубку. Ну что же, на ловца и зверь бежит. Охотнику, впрочем, тоже не годится стоять на месте.
– Ключи от дома забыл, – объясняю я на ходу встрепенувшемуся вахтеру и через ступеньку взбегаю на третий этаж. Но перед самой дверью останавливаюсь и делаю пять дыхательных циклов по особой методике: вдох короткий, выдох длинный, чтобы снять излишнее возбуждение.
Кодовый замок, как я и ожидал, с предохранителя снят. А если еще и нижний закрыт на ключ? Отмычки в арсенале охотника на вирусов не предусмотрены... Если так – ударом «сезам» устранить препятствие – и бегом в машзал, не давая опомниться...
Дверь, однако, легко открывается. Эх ты, конспиратор, даже код не изменил... Быстро и бесшумно я прохожу коридорчик, заглядываю в машзал... И вижу то, что ожидал увидеть. Все светодиоды «перегрузка» полыхают отчаянным малиновым светом. Прекрасно. Теперь – в операторскую. На секунду приостановившись, чтобы расстегнуть кобуру инъектора.
Вот так, милая Элли, вот так. Работа у меня такая. Нужно быть ко всему готовым. Жаль, что ты сейчас меня не видишь. Тебе должны нравиться мужчины, способные проявлять решительность в сложной обстановке. Они всем женщинам нравятся. Потому что и сами вы для нас – сложная обстановка. В первую ночь, по крайней мере.
Открыв дверь в операторскую, я вдруг слышу женский голос. Очень похожий, кстати, на голос Элли. Слов из-за шума вентиляции я разобрать не могу и от неожиданности останавливаюсь, забыв придержать дверь. Она громко хлопает. Пеночкин резко оглядывается и начинает лихорадочно набирать на клавиатуре «Нестора» какую-то программу. Да еще, кажется, бормочет себе под нос ругательства. Жаль, что «стукач» их не зафиксирует.
Я медленно иду к Пете, вперив глаза в пол. Не забывая, впрочем, время от времени поглядывать на его дисплей. Не слишком ли быстро я приближаюсь? Успеет ли он продиктовать «стукачу» все свои секреты? В момент, когда текст исчезает, словно стертый невидимой тряпкой, я лениво смотрю на дисплейчик «петушка», засекая время.
– Ты чего вернулся? – спокойно спрашивает Пеночкин.
– Ключи от машины где-то оставил. От квартиры в кармане, а от средства передвижения – увы! Тебе под руку не попадались?
– Ни под руку, ни под ногу. Может, ты их в дисплейном классе забыл?
– Там я уже смотрел.
Миновав столик с «Нестором», я наклоняюсь, срываю с задней стенки «Нестора» «стукача» и радостно объявляю:
– Да вот же они! Видать, сорвались с общего кольца, пока я их на пальце крутил.
А теперь, когда «стукач» занял свое место в боковом кармане пиджака, можно задать вопрос «в лоб».
– Слушай, Петя, я уже тебя спрашивал... По дороге сюда я заглянул в машзал, и мне показалось странным...
– А, ты вот что имел в виду! – широко улыбается Пеночкин. – Было дело, было! Временами систему обмена так лихорадило, что я боялся, оптические кабели расплавятся!
– А теперь что? Не лихорадит?
– Нет! – торжественно объявляет Петя. – Десять
минут назад я наконец-то выяснил, в чем корень зла. Оказывается, у меня была одна весьма нетривиальная ошибочка в протоколах обмена. Два месяца я пытался ее найти – и только сегодня понял что к чему.
Возможно, все так и есть. Хорошо бы. Гора с плеч – гораздо приятнее, чем голова с того же самого места. Не следовало все-таки умножать число сущностей сверх необходимого. Но радоваться вместе с Петей я не спешу. Профессиональная привычка. Да и непонятные числа, запущенные триумфатором в «Эллипс» за минуту до приступа, меня все-таки беспокоят.
– А в чем она заключалась, ты не мог бы пояснить? Показать, так сказать, на пальцах?
– В принципе... Отчего же.., – усиленно мигает Петя. – Объяснить в двух словах или показать на трех пальцах, конечно, можно. Но нужно ли? Ошибка исправлена, в «Неводе» все равно совсем другая система обмена... Давай не будем, Ладно?
Значит, обиделся-таки. А сразу виду не подал...
– Да не могу я отсрочить его запуск, не могу! Я – всего лишь мелкий клерк в Управлении, и не в моих силах… – начинаю я было утешать Петю и, словно споткнувшись, замолкаю на середине фразы. До меня, наконец, доходит, какую фигуру он мог бы показать мне на трех пальцах.
Пеночкин, уперев ладони в бедра и широко расставив локти, смотрит на меня своими близорукими глазами, чистыми и невинными, и я начинаю сомневаться, правильно ли...
– Ты тоже не обижайся, – расставляет он точки над «и». – Я собираюсь патент взять на бесконфликтную систему обмена. И до поры – до времени мне не хотелось бы... разглашать...
Чтоб тебя! Значит, я все понял правильно. Да кто ты такой, подшучивать надо мной?
– Что же ты не доложил по инстанциям, как положено? И даже в журнале дежурного ни единой отметки не сделал! Нехорошо! – упрекаю я Петю.
– Победителей не судят! – ухмыляется он, нагло подмигивая и нахально закидывая руки за голову.
– Еще как судят! Завтра же напишешь объяснительную на имя начальника Управления. По журналам соседних «вэцэ» мы выясним, сколько «Эллипс» простоял по твоей милости, и предложим возместить ущерб!
Руки Пеночкина медленно сползают на колени, лицо вытягивается. Еще раньше с лица слетает игривая улыбка – словно фуражка с головы дуэлянта, сбитая метким выстрелом.
– Ладно, не злись. Сам виноват. Прикатил из столицы на роскошном авто, с какими-то особыми полномочиями, и начал тут выставляться перед провинциалами. Конечно, нам тоже хочется показать, что и мы не лаптем щи хлебаем. Нормальная защитная реакция... Я – честное слово! – не могу пока ничего тебе объяснить. И по каким причинам не могу – тоже не хочу говорить. Я все понял, «Невод» должен быть, кровь из носу, запущен в заданный срок, и ничего с этим не поделаешь. Придется отложить мою задачку до лучших времен... Давай лучше чайку отопьем, а? У меня есть полпачки китайского с жасмином...
– Спасибо, не хочется. Я лучше поеду в гостиницу да отосплюсь. Собачья работа... Так ты уверен, что сбоев больше не будет?
– Абсолютно. Если где и будет отказ, то не из-за ошибки в протоколе обмена!
– Ну ладно. Тогда я пошел. Извини, но третья бессонная ночь подряд... Еле на ногах стою!
На этот раз мы прощаемся гораздо холоднее, чем накануне. Вот уже не думал, что Пеночкин так завистлив...
Я медленно еду по ночным улицам в сторону центра. Свет фар выхватывает из темноты то обшарпанный газетный киоск, то безумные глаза кошки, которая гуляет сама по себе. Плавная музыка, плавное движение машины... Хорошо. Я люблю эти минуты, когда трудная работа закончена и можно немного расслабиться. М-да... Петя Пеночкин... Задал ты нам хлопот. И это оскорбительное недоверие... А ведь объяснительную тебе писать все равно придется. С подробным изложением сделанной ошибки. «Невод» – это тебе не бреденек, лягушек в пруду пугать. В его ячейках ни одной темной клеточки быть не должно. Придумал что-то толковое – получишь и патент, и премию. Я не злопамятен. Ну, а ежели виноват – вот вам счет! Тоже получишь все, что полагается.
В гостинице, сняв пиджак и скинув туфли, я включаю в розетку «Спутник» и подключаю к нему второго «стукача». Посмотрим, посмотрим, что там за ошибка была и как Петя ее устранил. Если он работал на своем терминале, конечно, а не уходил куда подальше.
В дисплейный класс, например. Чувствительность приборчика мизерная, зато избирательность отличная. Но иначе бы он не смог работать при таком уровне помех.
Чтобы лечь спать со спокойной совестью, я должен убедиться: все, что сказал Пеночкин, соответствует действительности. Вот это, наверное, и есть профессионализм. Когда не упускается ни единая возможность. И когда никому не веришь на слово, даже бывшему однокурснику. Не потому, что в каждом подозреваешь вирусогена. Просто в порядке защиты от возможного непрофессионализма коллег.
Наконец, на жидкокристаллическом дисплее начинают появляться цифры, словно написанные рукой виртуозного каллиграфа:
98.01.42.01.16.90.09.14.84.87.92.76.76.52.66.75.92.54.84.14.40.04.16.34.32.52.26.91.96.14.41.12.10.01.18.46.94. 63.52.61.
Я ошалело смотрю на дисплей. Ничего себе корректировка протоколов обмена! То-то я удивился, что ему так быстро удалось справиться. Больше всего это похоже на шифровку. «Сезам, закройся. Верблюд идет на восток. Али-баба». Или: «Инспектор Полиномов становится опасным. Ликвидировать немедленно. Крёстный».
А дальше – пустые строчки. Одна, другая... десятая... Проклятие! Пеночкин все-таки догадался, что я не рядовой инспектор и не любопытства ради кручусь возле его «Нестора». Что он сделал? Перешел в дисплейный класс? Снял «стукача» с задней стенки, а перед самым моим приходом поставил на место? Нет, нет... Я ведь вернулся неожиданно для него. Недаром он так задергался. Тогда почему дисплей пуст? Сорок первая, сорок вторая...
М-да. На чем-то я прокололся. И самое скверное – не понимаю, на чем. Да еще и так глупо засветился в конце... Понадеялся на «стукача», решил, что уже шах и мат. Восемьдесят шестая, восемьдесят седьмая...
Теоретически все было сделано правильно. Я «ушел» и развязал Пете руки – только для того, разумеется, чтобы тщательно пронаблюдать, что он станет ими делать.
И он действительно затеял какую-то возню. И приступ с «Эллипсом» имел место, к тому же вне расписания, и какие-то числа попали на мой дисплей. А потом, как и замышлялось, я поймал Пеночкина «на горячем». По всем канонам он должен был запаниковать и наделать глупостей. Которые должен был аккуратненько зафиксировать «стукач». И у него ведь действительно руки тряслись. А вот насчет глупостей... Где же они? Кассета на исходе, а экран чист. Неужели приборчик отказал? Да нет, он бы просигнализировал о неисправности...
Вот оно!
Я подскакиваю на стуле и впиваюсь глазами в экран. 42.83.17.61.21.84.60.11.62.90.00.89.58.62.38.53.19.46.90.45.73.36.63.28.27.11.33.10.00.19.27.21.53.43.61.25.21.46.
А дальше – опять пустые строчки. Дождавшись конца микрокассеты, я смотрю на часы. Да, в это время я уже стоял за спиной у Пеночкина. Именно эти цифры он и нажимал поспешно на клавиатуре. И это – вся полученная мною информации? После чего я «засветился», а Петя сказал, что приступов больше не будет?
Я вскакиваю со стула и начинаю ходить по диагонали комнаты. Три метра туда, три обратно...
В том, что у Пеночкина рыльце в пушку, – сомнений больше нет. Но это – единственный результат, полученный нами за двое суток работы. Если не считать трех шифрограмм, очень коротких и потому практически недешифруемых. А что происходит в «Эллипсе» во время приступов? Куда сбрасывалась информация, пока мой «стукач» ловил пустоту на дисплее Пеночкина? Вряд ли теперь мы это узнаем. Вирусоген затаился, предварительно уничтожив следы. Ищи теперь ветра в поле...
Я ложусь ничком на кровать, не раздевшись и даже не сбросив тапочек. Так что будем делать, рыцарь печального образа? Дракон исчез, надев шапку-невидимку и оставив после себя только смрадное воспоминание.
Работать я буду, вот что. Это – самое надежное средство от неудач. Работать, пока или не свалюсь замертво, или не рассею злые чары.
Рывком соскочив с кровати, я бросаюсь к чемодану и достаю из него предмет ненависти администраторов всех гостиниц – кипятильничек. И пару аэрофлотовских пакетиков растворимого кофе. Приходится нарушать. Но кто бы помог мне взбодриться в четвертом часу утра? Разве что Элли... Прекрасная Дама, не пожелавшая отереть кровь и пот с чела поверженного рыцаря. Что делать... Они благосклонны лишь к победителям...
Прихлебывая ароматную густо-коричневую жидкость, я пересчитываю цифры в сообщениях. В первом их 76, во втором 78, в третьем тоже 76. Четные числа. Логично предположить, что каждым двум цифрам соответствует одна буква. Или какой-то другой символ. Тогда букв в сообщениях соответственно 38, 39 и 38.
Странно, что в двух сообщениях одинаковые количества букв. Вероятность такого совпадения невелика. Если только...
Сравнив цифры в первом и третьем сообщениях, я чуть не падаю со стула. Это называется – вышибли из седла. Только-только я на него вскарабкался...
Значит, шифровок было всего лишь две. Но первую Петя зачем-то повторил дважды. И количество знаков, имеющихся в моем распоряжении – на треть меньше...
Я смотрю на шесть строк с цифрами, и какое-то новое смутное чувство возникает во мне. Не то тревоги, не то радости... А вернее, оба чувства одновременно. Хотя так и не бывает.
Итого в двух, как выяснилось, сообщениях 77 знаков. Включая пробел между словами. Не густо...
Сделав большой глоток оставшегося кофе, я откидываюсь на спинку стула. В памяти вдруг всплывает: квартира с высокими потолками в доме на центральной улице маленького городка, с одной стороны у него 4, с другой 5 этажей; две смешливые девчонки, две закадычные подружки, живущие в нашем подъезде... Да-да, о них, хоть они и были девчонками, вполне можно было так сказать: закадычные. Исключение, которое проверяет правило. Никогда они не ссорились, не ябедничали и, что совсем уж невероятно, ни в чем друг дружке не завидовали. Я с ними, как говорится, «водился». Было нам тогда лет по 12—13. Мы как раз прочли «Пляшущих человечков» и начали обмениваться шифрованными записками. Разгадывать их, не зная ключа, – увлекательнейшее занятие! И, как мне тогда казалось, чрезвычайно серьезное. Наверное, потому, что в этих девочек я был по уши влюблен. Вначале в одну, потом в другую. Вторая, правда, так никогда и не узнала об этом...
Мне вдруг неудержимо хочется курить. Делать этого нельзя, я на два часа утрачу свою уникальную способность засыпать в любое заданное время, и все-таки я открываю пачку «Мальборо».
Так вот откуда это горько-сладкое чувство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14


А-П

П-Я