https://wodolei.ru/catalog/unitazy/Roca/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Ей нравились эти домики, похожие на миниатюрные монастыри, патиос с мавританскими колоннами, увитые цветущими круглый год бугенвилиями. По вечерам, всегда в один и тот же час, сотни птиц, укрывшись в листве деревьев, дружно начинают свой концерт и сразу смолкают, едва зайдет солнце. Улицы большей частью мощеные, и по ним целый день вереницы осликов тащат охапки хвороста и вязанки дров. Тишину, кроме пения птиц, нарушают только цоканье копытцев по мостовой да истошные ослиные крики. В центре машин много, а по здешним улочкам разъезжает лишь несколько стареньких такси, связывающих предместье с вокзалом. В последний раз Флоранс была тут три года назад, и тогда уже в городе появились первые ввезенные из Италии мотороллеры, на которых носились молодые люди, а за их спиной, как амазонки, восседали девушки. Флоранс тогда погрустила о былой тишине и огорченно подумала: «Нет, прогресс не остановить…»И, действительно, его не остановили. Сейчас, подъезжая к знакомым с детства местам, она была поражена непривычным здесь шумом. По улицам, словно пчелиный рой на бензиновых моторах, сновали взад и вперед молодые люди. Куда девались ослики? Исчезли. Их заменили велосипеды с моторчиками и коляской, оседланные бывшими погонщиками ослов, которые тряслись на них, повинуясь ритму двухтактного двигателя. Шум моторов перекрывался непонятным ревом. Флоранс не сразу догадалась, откуда он идет. Это ревели сотни транзисторов. Она вдруг увидела, что все идущие по узким тротуарчикам несут один, два, а то и три приемничка. И все приемники играют одновременно. А так как они были настроены на разные волны, то мелодия из «Травиаты» перебивалась или смешивалась с взрывами твиста, который в свою очередь заглушался трубами «Валькирии». Бах пасовал перед этой какофонией, от Моцарта оставались только самые высокие ноты. Флоранс в ужасе бросилась в боковую улочку, которая показалась ей пустынной. Но и здесь ее ждал новый концерт: из всех окон, из всех квартир несся звон часов, вразнобой отбивающих полдень…В глубокой грусти Флоранс вернулась на аэродром. По дороге из окна такси она заметила на многих магазинах новую вывеску: «Бреттико». Она не сразу расшифровала это загадочное название, но вдруг ее осенило – ведь это либо Бретт и компания, либо Бретт и Квота. Во всяком случае, это, бесспорно, новая фирма, возглавляемая ее родным дядей. Сначала она даже обрадовалась, но тут же помрачнела: «Бреттико» красовалось и на магазинах мотороллеров, и часов с боем, и радиотоваров.Самолет приземлился в Хавароне уже под вечер. Флоранс не дала знать о своем прибытии дяде Самюэлю, не желая, чтобы он беспокоился и встречал ее. Теперь она не знала, как ей поступить: отвезти ли свои вещи на квартиру и там ждать дядю или же сразу поехать к нему в контору. Она решила ехать в контору: ей хотелось посмотреть на все своими глазами и создать обо всем собственное мнение, прежде чем она встретиться с дядей. Сдав вещи на хранение, Флоранс поехала в «Фрижибокс».Ну, так она и думала, фасад перекрасили. Но Флоранс никак не ожидала, что здание отделают мрамором, это отдавало дорогой безвкусицей. И, конечно же, зеркальную дверь перед ней открыл фотоэлемент… Флоранс не узнала лестницы. Может, ее расширили? Или же все дело в роскошной мягкой дорожке, поглощавшей шум шагов? В холле на своем посту стоял швейцар, но, по-видимому, уже не Эстебан. Этот важный, чинный швейцар был одет в ярко-красную ливрею, с новеньким золотым позументом… И однако, конечно же, это Эстебан, только пополневший, вот и все. И на его лице, некогда беспечном и жизнерадостном, теперь застыло выражение комической величавости.Узнав Флоранс, он от удивления широко раскрыл глаза, но не улыбнулся, а только сказал:– О, это вы, сеньорита Флоранс. Вот, действительно, сюрприз!– Здравствуйте, Эстебан. Не ждали меня?– Мы вас ждали вчера утром, сеньорита. Но не получили от вас никакой весточки. Мы даже решили, что вы опоздали на самолет. Или что на море бушевал шторм.– Вы бы не могли выключить ваши транзисторы? Невозможно разговаривать, ничего не слышно.– Конечно, конечно, сеньорита, если вам угодно. Тем более что я уже привык и почти не слушаю.Он выключил приемник, который транслировал чемпионат по борьбе, затем второй, из которого лились звуки слащавого романса из какого-то кинофильма.– Я провожу вас в кабинет сеньора Бретта, – предложил Эстебан. – Он обещал вернуться в пять часов. Ждать придется недолго.Эстебан вошел в директорский кабинет первым, Флоранс – вслед за ним. И обомлела.Кабинет обили красным дамаском. В полированные панели из экзотического дерева можно было глядеться, как в зеркало. Ковер на полу был таким пушистым, что шпильки туфель Флоранс уходили в него наполовину. Кресел и прочей мебели в кабинете наставили столько, что приходилось лавировать. Огромный письменный стол и книжные шкафы были все в позолоченных лепных украшениях в стиле Людовика XV. Кресла обиты тканью под гобелен Люрса. Словом, весь этот разномастный шик напоминал свадебные подарки, от которых не знаешь, как отделаться. И повсюду – на камине, на письменном столе, на журнальных столиках, вдоль стен – стояли и висели часы. Маленькие и большие, старинные и современные. И все они, разумеется, показывали разное время – начиная с четырех часов сорока восьми минут и кончая семью минутами шестого.– У вас есть точные часы? – спросила Флоранс Эстебана.В ответ швейцар почему-то бросил на нее недружелюбный взгляд. Он раздраженно пожал плечами, словно она задала неуместный вопрос. Однако все же посмотрел на свои часы сначала на правой руке, потом на левой. Потом на часы-перстень, украшавший его безымянный палец. После этого вынул из жилетного кармана часы-луковицу и бросил взгляд на них. Тут же извлек из другого кармашка пятые по счету часы, которые в этот момент отбили четыре минуты шестого и, наконец, шестые, которые объявили тоненьким голоском: «Четвертый сигнал дается ровно в четыре часа пятьдесят восемь минут».– Хоть бы одна пара показывала одинаковое время, – проворчал Эстебан. – Это дело еще не налажено.– Да, пожалуй, – согласилась Флоранс. Она смотрела на манипуляции Эстебана сначала с удивлением, потом ей стало смешно и грустно.– Может, завести небольшую счетную машину, которая будет вычислять среднее арифметическое время, – предложила она.– Вот это да, – обрадовался Эстебан, не уловив в словах Флоранс иронии. – Надо будет сказать сеньору Квоте.– А также и какую-нибудь машину посолиднее, на тот случай, если первая испортится, – продолжала все так же шутливо Флоранс, хотя сама чувствовала, что шутки получаются тяжеловесными.– Непременно, – согласился Эстебан, ничтоже сумняшеся, – как же без запасной.– А карманов у вас хватит на все это хозяйство?– Как-нибудь устроимся. Раз надо, значит, надо, – сказал Эстебан.Вконец обескураженная Флоранс вздохнула и ласково сказала Эстебану:– А ведь когда-то у вас были только одни старые добрые часы, и они не доставляли вам никаких хлопот.Понял ли Эстебан наконец, что сеньорита над ним подшучивает? Похоже было, что он уловил в ее словах скрытую насмешку. Его заплывшее лицо, на котором так ни разу и не промелькнула улыбка, стало еще более важным, еще более торжественным. Казалось, он смотрит на Флоранс с суровым осуждением. Затем Эстебан расправил плечи, ставшие чуть не вдвое шире против прежнего, и выпятил довольно объемистый живот, словно нотариус, гордый своим званием.– Дело в том, сеньорита, – надменно заявил он, – что раньше мы отказывали себе во всем. Короче, жили, как звери какие-то.Упрек был достаточно завуалирован. Однако Флоранс поняла, что некстати напомнила ему о том времени, которое он не одобряет. Желая перевести разговор, Флоранс заметила:– Какая у вас красивая форма, Эстебан.– Вот эта? – сказал он, оглядывая свои рукава и позументы. В голосе его прозвучало презрение.– Это же будничная, – объяснил он. – Да и потрепанная к тому же.«Представляю, какая у него парадная форма», – с раздражением подумала Флоранс, а вслух сказала:– Просто не узнаю кабинета. Честное слово, можно подумать, что это кабинет министра. Или мебельный склад.Эстебан вслед за Флоранс обвел глазами кабинет.– А ведь правда, раньше он выглядел иначе, – заметил он. – Смешно, до чего же все быстро забывается. Я уже и не вспомню, как здесь было до сеньора Квоты. Помню только – очень невзрачно.– В общем, дорогой мой Эстебан, – сказала Флоранс, – вы, кажется, довольны жизнью?– Еще бы. Жаловаться не на что.– Все идет так, как вам хотелось?– Обижаться не могу.Но все же по лицу его пробежала тень. Поколебавшись, он наконец решился и доверительным тоном, словно на исповеди, сказал:– Пожалуй, вот чего мне иногда хотелось бы: поиграть в пулиш. С моими дружками.– Как? – воскликнула Флоранс. – Вы больше не играете в шары?– Нет, сеньорита, – гордо ответил швейцар. – У нас слишком много работы.– Много работы? – переспросила она.На лице Эстебана появилась легкая улыбка. Первая за все время их беседы. Но в опущенных уголках его улыбающегося рта было больше снисходительной иронии, чем дружеского расположения.– Дело не в этом, – объяснил он. – Наоборот, работы, пожалуй, даже меньше, ведь у нас по пятницам тоже выходной.Флоранс не могла скрыть своего удивления.– Вы не работаете в пятницу?– Да, сеньор Квота с той недели дал нам дополнительный выходной в пятницу.И так как Флоранс явно ждала дальнейших разъяснений, Эстебан продолжал:– Пятница – теперь день еженедельных покупок мелких служащих. Для некоторых служащих – это среда, для других – вторник. Правильно говорит сеньор Квота, непонятно, как это раньше успевали делать покупки, когда свободной была только суббота.– В таком случае у вас должно оставаться время на игру в шары, – заметила Флоранс.Эстебан опять снисходительно ей улыбнулся.– Да что вы! – сказал он. – Мы, слава богу, теперь совсем по-другому живем, чем при вас.Улыбка его стала почти надменной.– Да и откуда, сеньорита, по-вашему, взять время, ведь мы теперь столько всего покупаем! Вот сами увидите, как в пятницу мы носимся по магазинам. А сеньор Квота поговаривает даже, что еще и четверг надо сделать укороченным днем, работать только до обеда.– И вы согласились ради этого пожертвовать шарами?На сей раз на лице Эстебана сквозь отеческую снисходительность проступило суровое осуждение.– Простите, сеньорита, но сразу видно, что вы давно здесь не были. За границей кое-кто воображает, что в Тагуальпе до сих пор живут голодранцы. Что мы, мол, теряем время на игру в пулиш, а у наших детишек лишь один тазик для мытья ног. Нет, эти времена прошли, сеньорита. Теперь по части гигиены и всего прочего мы загранице утрем нос.Эстебан подошел к Флоранс и постучал пальцем ее по плечу, чтобы она внимательно слушала.– Вот возьмите хотя бы наш дом – теперь у нас две ванны, сеньорита, душ, четыре биде, восемь умывальников – уж последние два мы даже не приложим ума, куда всунуть. А что будет через год или два, когда в наш квартал проведут воду! Если, конечно, утвердят ассигнования, – осмотрительно добавил он. – Задача Тагуальпы, как говорит сеньор Квота, – быть в авангарде современного комфорта.Флоранс хотелось одновременно и поколотить и расцеловать его, такой глупостью оборачивалось его стремление жить «достойно». Но особенно возмущало Флоранс бесстыдство, с каким другие использовали это стремление.– И все же, – сказала она, – мне жаль, что вы не играете больше в шары. Хотя я и не корю вас за умывальники, тем более что, на мой взгляд, при такой системе мой дядя и сеньор Квота не остаются в накладе.Но Эстебан, почувствовав в ее словах открытый упрек, неодобрительно заметил:– Остаются ли они в накладе или нет, этого уж я не знаю, сеньорита, а вот, знаете ли вы, сколько я теперь зарабатываю?– Когда я уезжала в Европу, вы уже получали около восьмисот песо. А к моему возвращению вам обещали тысячу.– Ну, так вот, сеньорита, я получаю три тысячи.Эта цифра поразила Флоранс.– А вы не прибавили, Эстебан?– Ни одного сентаво, сеньорита.Флоранс не знала, что и думать. С одной стороны, пресловутые восемь умывальников, которые некуда поставить, и это без водопровода… А с другой – губернаторское жалованье.– Признаюсь, я этого не ожидала. Так у вас, наверное, сколотится неплохой капиталец?Эстебан, казалось, впервые растерялся. Он отвел глаза, и с его лица слетело выражение самоуверенности.– Видите ли… – начал он, – из-за того… уж если на то пошло, у меня скорее неплохие долги. Ведь столько приходится покупать всего…– Почему же – приходится?Эстебан был похож на собаку из басни, которая вынуждена признаться голодному волку, что расплачивается за свою сытую жизнь ошейником.– Дело в том… – промямлил он, – дело в том, что наш заработок зависит от наших покупок: чем больше мы покупаем, тем больше зарабатываем, если же мы покупаем мало, то и заработок уменьшается… Короче говоря, сложа руки сидеть нельзя.– Ясно, ясно, – пробормотала Флоранс. – Все совершенно ясно…Теперь ей стали понятны и ванны, и умывальники, и транзисторы, и часы во всех карманах. Да, Квота действительно сила. Флоранс вновь охватили самые противоречивые чувства. Но она подавила их и спросила у Эстебана:– Ну, а, в общем-то, Эстебан, вы счастливы? Я хочу сказать: счастливее, чем прежде?Эстебан энергично кивнул головой, но голос выдал его – в нем уже не звучало недавней уверенности.– Конечно, сеньорита, – сказал он, помолчав, – даже если иногда и…Он снова замолк.– Что иногда? – подбодрила его Флоранс.Внезапно с Эстебана слетела вся его напыщенность. Щеки его как-то сразу обвисли, плечи опустились, живот втянулся.– …даже если иногда тебя что-то и раздражает немножко, – продолжал он. – Ну, например, когда никак не можешь разобраться, который час, или же когда вдруг в доме все девчонки, черт бы их побрал, одновременно принимаются играть гаммы или упражнения Черни…– А сколько же у вас фортепьяно? – с удивлением спросила Флоранс. – И сколько девочек?– Четыре дочки, сеньорита, – удрученно ответил Эстебан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28


А-П

П-Я