Тогда меня начал мучить стыд, и вся наша затея стала мне не по нутру. А ты будто с неба к нам свалился, чтобы научить нас, как все устроить, чтобы сберечь побольше детей. И все же я не доверял тебе до конца…— Это еще почему?— Ты не покладая рук трудился во имя благополучия детей, словно догадывался о наших тайных планах, словно и твоей единственной заботой было привести в Геную побольше здоровых и сильных детей. Я и подумал: Ансельм и Рудолф — одного поля ягоды.— Ты меня считал работорговцем? — не сдержал негодования Долф.— Не знаю, иной раз мне так казалось… Сомнения терзали меня. Я спросил Ансельма об этом, он ушел от ответа, зато я понял, что он ненавидит тебя и хочет использовать в своих целях, как раньше использовал Николаса.Долф напрягся, пытаясь вникнуть в хитросплетение мыслей Йоханнеса.— И еще я думал, — тихо признался лжемонах, — что ты подослан к нам самим дьяволом, ибо адский план продать детей на невольничьих рынках Африки был задуман не иначе как в преисподней, а ведь ты помогал Ансельму, ты спасал детей от смерти… Я стал радоваться каждой остановке в пути: чем позднее придем в Геную, тем больше возможностей избежать страшной участи. И тут только до меня дошло, что и ты тоже не торопишься. Сомнения вспыхнули в моей душе с новой силой. Наконец Багряная Смерть обрушилась на нас, и я понял: это воля Господня. Небесам не угодно, чтобы мы достигли Генуи. А что в это время делал ты? Ты сражался с Багряной Смертью и победил ее. Это было выше моего разумения.— Вы должны были раньше открыться мне, Йоханнес.— Понимаю, но я не смел. Я боялся Ансельма. Дознайся он, что я передумал и не желаю продавать детей в рабство, да он бы при первом же удобном случае своими руками толкнул меня в пропасть. А тебе я еще не доверял… И все время нашего пути я горячо надеялся на спасительное чудо, на то, что какое-нибудь непредвиденное событие заставит нас повернуть назад, и потому с радостным сердцем встречал каждую новую беду, постигавшую нас. Но дети и не помышляли о возвращении, ничто не могло поколебать их решимости. Они жили мечтой о море. Ох, Рудолф, что нам теперь делать?— Надо остановить ребят и помешать Ансельму снестись с пиратами.— Я же просил его…— Не тот он человек, чтобы его упрашивать. Остановить такого негодяя можно, только прикончив его, — мрачно заметил Долф.— Твоя правда, Рудолф. Ансельму не ведома жалость.— Вот и нам пора забыть о ней, — зло продолжил Долф.— Что ты собираешься предпринять, Рудолф? Если рассказать детям, что их ждет, они все равно не поверят, зато Ансельм разнюхает, что тебе известны его планы. Он убьет тебя.— И вас заодно, — подтвердил Долф.Йоханнес задрожал.— Слишком поздно, — пробормотал Долф, — Ансельм уже на пути в город…— Знаешь, — признался Йоханнес, — как он предвкушал ту минуту, когда увидит тебя на палубе пиратского корабля? Какая-то дьявольская радость переполняла его при мысли, что ты, такой сильный, умный, через какие-нибудь несколько недель будешь продан на невольничьем рынке.Долф открыл рот, но тут же закрыл его. Ярость захлестнула его. И все же Йоханнес прав: нужно прикинуться, что он ни о чем не подозревает. Мысль о Марике и тысячах других ребят, которым угрожала опасность, поддерживала его решимость.— Черт возьми! — выругался он. — Я заставлю этого негодяя Ансельма расплатиться за все сполна.— Проучи его, Рудолф, ты все можешь, придумай что-нибудь, ты ведь не боишься его.— А вы что же, до сих пор трусите?Йоханнес стыдливо отвел глаза.— Это правда, — еле слышно произнес он, — боюсь, ибо я много грешил. Я боюсь смерти, потому что душа моя обречена мучиться в аду…— Скажите, Йоханнес, почему вы решили довериться мне?— Это случилось не вдруг, я решился давно, я видел, как он невзлюбил тебя, как стремился погубить тебя на суде. Тогда я окончательно уверился в том, что ты ему не сообщник, а первейший враг.— Что же вы тогда не выдали мне его планы?— Не осмеливался, и я думал, я надеялся еще… что Господь не допустит страшного конца и помешает нам добраться до Генуи. Но…— Но видишь, мы же все-таки пришли сюда.Йоханнес примолк.— Ну почему, почему вы раньше не рассказали мне обо всем? Тогда, может, и Каролюс остался бы жив… — повторял Долф со слезами на глазах.— Правильно, — покаянно вторил ему мнимый монах. — Господь не дал ему стать рабом и потому взял к себе на небеса… И когда я понял это, понял, как неизмерима моя вина, какой тяжкий грех лежит у меня на душе, я решил что-нибудь сделать… что угодно, лишь бы помешать Ансельму, даже если это будет стоить мне жизни. Но и потом я все никак не мог собраться с духом, все боялся… Какой же я трус, Рудолф! Я сам знаю, что я дурной человек, что нужно действовать, но я не могу, никак не могу решиться. Сними с меня это бремя: оно мне не по силам. Останови детей под любым предлогом. Как только они ступят на корабль, им конец. Рудолф…— Ну, конечно же, я остановлю их! — вскричал Долф.— Что ты собираешься делать?Покамест Долф и сам толком не знал. Предупредить детей… Легко сказать, а поверят ли они ему? Ведь они сжились с этой сказкой о Белокаменном Городе. Он попытался привести мысли в порядок, но в голове все путалось; ясности не было. Страшная тайна, открывшаяся Долфу, ошеломила его, сознание отказывалось воспринимать ее. Между тем нельзя было терять время: Ансельм уже в Генуе, договаривается со своими сообщниками, как им лучше переправить детей.Но каким же образом можно заманить на борт корабля тысячи детей, которые ожидают чудо совсем иного рода?Да с ними просто не совладать завтра, когда хваленого чуда не произойдет.— Завтра… — в раздумье повторил он вслух. — Йоханнес, что же Ансельм думает делать завтра? Намерен ли он держаться поближе к Николасу, когда тот начнет колдовать над морскими волнами?— Когда всем станет ясно, что чуда не будет, дети с болью и разочарованием устремят взоры в синюю даль, сокрушаясь о том, что теперь им не увидеть Иерусалим, вот тут-то и появится — Ансельм, говоря что-нибудь вроде: «Господь все-таки сотворил чудо, милые дети, он послал нам эти суда».— Вот как? И он рассчитывает, что дети без разговоров взойдут на борт?— Наверное…Долф вздохнул. Поди попробуй останови семь тысяч возбужденных детей, да еще в одиночку.Но почему в одиночку? Йоханнес поможет ему. Помощников у него хватит, вон сколько друзей…— Йоханнес, могу я положиться на вас? Способны ли вы забыть о страхе и помочь мне задержать детей? Хотя бы ради спасения вашей души.— Рудолф, я… Да, конечно!— В таком случае отправляйтесь-ка к отцу Тадеушу и расскажите ему все сами. Всё! Слышите? Он очень добрый человек и к тому же большой умница. Он же ничего не подозревает об этом чудовищном заговоре. Дети слушаются его, и, может быть, он придумает, как не пустить их на корабли.Нервная дрожь с новой силой охватила Йоханнеса.К удивлению Долфа, оказалось, что бедолага трепещет перед мягкосердечным отцом Тадеушем гораздо более, чем перед суровым Рудолфом ван Амстелвеен.— Отбросьте сомнения, Йоханнес, — подбодрил его мальчик, решительно поднимаясь. — Нельзя терять ни минуты, начинаем действовать.— Дон Тадеуш проклянет меня! — в смертельном страхе шептал несчастный.— Этот великодушный человек простит вас от всего сердца, — пообещал Долф и подтолкнул раскаявшегося грешника.Они отыскали преподобного отца в дальнем уголке лагеря, где размещались больные, за которыми ухаживала Хильда. Долф оставил обоих мужчин наедине, а сам побежал к Леонардо. Темнело. Походные костры освещали лагерь. Долф застал своих друзей за ужином. Они лакомились рыбным супом. Долф схватил целую пригоршню вареных креветок и подмигнул Леонардо:— Иди сюда, скорее, поговорить надо.Он на одном дыхании выложил другу все, что узнал от Йоханнеса. Леонардо выслушал его молча, не прерывая.— Нужно что-то придумать, — и отчаянии закончил он свой рассказ. — Как объяснить ребятам, что их обманывали?Леонардо размышлял. Он был потрясен, возмущен, но своего обычного спокойствия не утратил.— Как ты собираешься поступить? — неторопливо спросил он.— Помешать им усадить детей на корабли.— Само собой разумеется.— Но как? — допытывался Долф.— Очень просто. Ты что же, думаешь, хоть один корабль может выйти из гавани без позволения дожа?— Дожа?— Ну да, герцога Генуэзского, вот уж кто здесь держит в своих руках всю власть, — кивнул головой Леонардо. — Значит, так, слушай внимательно: ты остаешься здесь, день завтра будет тяжелый, ты должен сам поговорить со стражниками. Я отправляюсь в город и беру с собой Хильду ван Марбург.— Что ты задумал? И почему именно Хильду?— Рудолф, пошевели мозгами. Я все-таки Леонардо из Пизы, сын богатого купца. Мой отец хорошо знаком с торговыми людьми Генуи, я добуду у них рекомендательные письма, которые откроют нам дорогу во дворец дожа. Я сам хочу рассказать об этом герцогу. Конечно, судьба тысяч немецких голодранцев не может заботить его высочество, но, думаю, он не допустит, чтобы в Генуе продали в рабство знатных христианских детей. Для того я и беру с собой Хильду, чтобы показать герцогу, что войско крестоносцев не сплошь беднота и бродяги.— Думаешь, тебе удастся попасть во дворец?— Если повезет, а там будь что будет. Есть еще один путь: незамедлительно уведомить епископа Генуэзского. Он не потерпит, чтобы добрые христиане попали в неволю к язычникам. Дон Тадеуш знает об этом?— Я послал к нему Йоханнеса, он сам ему расскажет.— Прекрасно. Тогда разумнее всего будет сделать так: мы с Хильдой идем во дворец дожа, а дон Тадеуш предупредит епископа.— Не слишком ли поздно сейчас идти в город? Тебя могут не пропустить.— Меня не пропустить? — все так же спокойно переспросил Леонардо.Долф благодарно пожал ему руку. Он был тронут.— Что бы я делал без тебя, друг?— Вот и я иной раз спрашиваю себя об этом же, — резонно заметил студент.Он решительным шагом приблизился к костру и склонился над сонной Марике:— Малышка, я оставляю тебя на пару деньков, присмотри тут за Рудолфом. Скажи, если нам с тобой не приведется больше увидеться, ты будешь иногда вспоминать обо мне?— Ты что задумал, Леонардо? — изумленно спросила девочка.— Спасти тебя, малышка.Он поцеловал девочку, отвязал своего ослика и скрылся в темноте.Марике подбежала к Долфу.— Что у вас тут произошло? Куда ушел Леонардо? Неужели все-таки отправился в Болонью?— Нет еще, детка. Он скоро вернется, — старался успокоить ее Долф.У него на душе было тревожно. Захочет ли герцог выслушать Леонардо? Удастся ли отцу Тадеушу убедить епископа? И как отнесутся жители Генуи к тому, что в один прекрасный день буквально к ним на голову свалятся семь тысяч застрявших на берегу детей?Долф огляделся. В лагере мирно завершался день.Ребята ужинали, шутили и без умолку тараторили о завтрашнем чуде. Завтра они пройдут, не замочив ног, по дну морскому и увидят Иерусалим. Вот удивятся горожане!Великолепное будет зрелище!Ясно одно — детей нужно предупредить, но как?— Ты почему не ешь? — озабоченно спросила Марике.Долф рассеянно сделал несколько глотков и вздохнул.Больше месяца длится его странствие, шесть недель пути, — теперь дело за несколькими часами. С чего начать, как подступиться к ребятам?— Ты можешь рассказать мне, в чем дело? — настаивала Марике.Долф посмотрел на нее, перевел взгляд на Петера, Франка, Берто, Карла, подумал о Фриде, которая не отходит от больных, обо всех стойких и мужественных вожаках детворы и понял, что нужно делать.— Могу, — спокойно отозвался он, — сейчас соберем совет. ЗАГОВОР НА БЕРЕГУ МОРЯ Долф послал Петера и Франка за командирами постов из охраны лагеря, а девочкам — Фриде, Марике и Марии — приказал быть наготове.Вскоре не меньше сотни мальчишек и девчонок плотным кольцом окружили Долфа.— Послушайте, ребята, — начал он, — нам нужно посовещаться, но только здесь, посреди лагеря, это делать негоже. Пойдемте-ка на берег.— Что-нибудь случилось? — с тревогой спросил Берто.— Еще нет, но может случиться, и нужно быть наготове.Долф привел ребят в небольшую бухту, зажатую между скалами, здесь их никто не подслушает. Солнце недавно зашло, и сумерки еще не сгустились. Казалось, море само излучает свет, а луна, повисшая над шатром сосен, лишь высекает сверкающие искры из глубины морской. Дети, сгорая от любопытства, окружили Долфа и Марике и теперь не отрывали выжидательных взглядов от самого главного своего командира.— Вы знаете, что Николас уединился для поста и молитвы, он готовится совершить чудо, — заговорил Долф, еще не зная, как доступнее пояснить свою мысль. Все энергично закивали. — Ибо Николас полагает, — уже не так решительно (это не урок у доски отвечать! ) продолжал Долф, — что море разверзнется перед ним, как только… как только он прикажет…Все снова закивали.— Вы верите, что все так и будет?— Нам обещали, — твердо заявил Франк.— Да, я знаю… Но тут есть одна сложность.Они напряженно смотрели на него.— Дело в том, что Иерусалим, — сказал Долф, покрываясь испариной от волнения, — вовсе не на том берегу, а в тысяче миль к востоку отсюда!Размашистым движением руки он показал в глубь материка.— Я не понимаю, — испуганно отозвалась Фрида.— Сейчас поймешь, — ответил Долф. — Так уж получилось, ребята, что мне в точности известно расположение городов и стран на нашей земле. Этой премудростью когда-то поделился со мной один старый и очень умный человек. Послушайте меня: на том берегу моря лежит Африка, населенная дикарями.— Африка?У него создалось впечатление, что это название знакомо им.— Там водятся львы? — с сомнением спросил Петер.— Именно. Африка — огромная земля, населенная неграми, там полным-полно диких зверей — львов, слонов, пантер… В общем, это такие места, где нам, христианам, нечего делать.— Мы не боимся врагов, они побегут от нас! — задиристо крикнул рослый крепыш.— Ты нрав, Карл, но ведь мы собрались и поход против турок и сарацин, что хозяйничают на Святой земле, а не против магометан в Тунисе или на побережье Северной Африки. С ними нам связываться как будто ни к чему.— А это разве не одно и то же? — спросила Фрида.— Нет, конечно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43