По
свидетельству художника Ю. П. Анненкова, в 1920 г. в Театральной мастерской
в Ростове - на - Дону состоялось первое представление "Гондлы" (в
постановке А. Надеждова). Об этом Анненков сказал Гумилеву, а затем написал
в заметках, опубликованных 21 августа 1920 г. в газете "Жизнь искусства".
По другим свидетельствам, пьеса шла в 1921 г.
В • 20(8) "Вестника литературы" напечатано сообщение: "Живший в первом
ёДоме Отдыха" на Неве Н, С. Гумилев, отдыхая, время от времени выступал на
вечерах со своими' стихами и воспоминаниями о своих африканских скитаниях.
Одновременно Гумилев немало писал". Далее сообщается о "заканчиваемых"
"Теории интегральной поэтики", "Поэме начала", переводах стихов Жана
Мореаса.
29 сентября В Доме искусств выступает на вечере, посвященном 50-летию со
дня рождения М. А. Кузмина. 21 октября Блок записывает в дневнике свое
мнение о состоявшемся вечере Клуба поэтов; "<...> Все под Гумилевым".
Конец года Основан 3-й "Цех Поэтов".
1921
Февраль Н. С. Гумилев избран руководителем Петроградского отделения
Всероссийского Союза поэтов, которое до этого возглавлял А. А. Блок.
Бежецкое отделение петроградского "Союза поэтов" избирает Гумилева своим
почетным председателем. 23 февраля В "Известиях" за подписью "Ego" (Э. Ф.
Голлербах.И. П.) высоко оценивается "Поэма начала".
Литературный кружок Дома искусств "Звучащая раковина" избирает Гумилева
почетным председателем.
5 марта Читает в Доме литераторов доклад "Современность в поэзии Пушкина".
В "Жизни искусства" (3-11 марта) за подписью "М. Сл." (М. Л. Слонимский.И.
П.) дается высокая оценка "Поэме начала".
30 марта В Бежецке состоялся творческий вечер Гумилева.
Апрель Блок пишет статью "Без божества, без вдохновенья", в которой
критически анализирует деятельность "Цеха акмеистов". Статья представляла
собою отклик на выход альманаха "Цеха Поэтов" и должна была появиться в не
вышедшем в срок первом номере "Литературной газеты".
11 апреля Гумилев читает стихи и доклад об акмеизме в Доме литераторов.
20 апреля Принимает участие в "Вечере стихов Цеха Поэтов" в Доме искусств.
20 мая Привозит из Бежецка в Петроград жену и дочь.
Конец мая О. Мандельштам знакомит Гумилева с флаг-секретарем наркома
морских сил В. А. Павловым, который предлагает совершить поездку в
Севастополь в адмиральском вагоне. Приглашение принимается.
Июнь Н. С. Гумилев и В. А. Павлов, который тоже жил в Петрограде, прибыли в
Москву.
Со 2 по 6 июня Гумилев в Москве, в "Союзе поэтов". Июнь Поездка в Крым с В.
А. Павловым в салон-вагоне наркома морских сил контр-адмирала А. В.
Нимитца.
Лето В Севастополе издан сборник "Шатер" - последняя авторская книга,
которую видел Н. С. Гумилев. Она посвящена "Памяти моего товарища в
африканских странствиях Николая Леонидовича Сверчкова". Напечатана на
плохой бумаге, для обложки использована синяя оберточная бумага. Издание
"Цеха Поэтов". Подзаголовок: "Стихи 1918 г."
Июль Заканчивает подготовку нового издания "Шатра". В • 1 "Книги и
революции" И. Оксенов высоко оценивает севастопольское издание "Шатра". В •
10 "Вестника литературы" Э. Ф. Голлербах, рецензируя "Огненный столп",
замечает: "Трудно связать с именем Гумилева идейные искания, мятежную
мечтательность. Настойчиво и неуклонно завоевывал он стих и, надо признать,
завоевал".
Август Газета "Жизнь искусства" (16-21 августа) сообщает о выходе
"Огненного столпа". Отпечатан тираж "Огненного столпа" - последнего
прижизненного сборника Н. С. Гумилева. Книга посвящена второй жене поэта,
Анне Николаевне Гумилевой, урожденной Энгельгардт. Готовя сборник к печати,
Гумилев первоначально хотел назвать его: "Посредине странствия земного".
3 августа Арест по подозрению в участии в заговоре якобы руководимой В. Н.
Таганцевым Петроградской боевой организации.
На похоронах Блока узнавшие об аресте Гумилева Н. А. Оцуп, С. К.
Ольденбург, А. Л. Волынский, Н. М. Волковысский договариваются идти в ЧК и
просить о выпуске арестованного на поруки. В просьбе было отказано, никаких
новых сведений сообщено не было.
Газета "Жизнь искусства" (16-21 августа) сообщила, что "в издательстве
"Петрополис" на этой неделе выйдут в свет четыре книги, в том числе: Н.
Гумилев, "Огненный столп" (стихи)".
24 августа Постановление Петроградской Губчека о расстреле участников
"Таганцевского заговора" (всего 61 человек); дата расстрела пока
неизвестна.
30 августа В "Жизни искусства" за подписью "Ego" (Э. Ф. Голлербах И. П.)
севастопольское издание названо "рифмованным путеводителем по Африке".
Газета "Жизнь искусства" объявила, что в издательстве "Цеха Поэтов" выйдет
"книга Н. Гумилева "Посредине странствия земного"". (Сборник с таким
названием не был издан.)
1 сентября "Петроградская правда" в статье "О раскрытом в Петрограде
заговоре против Советской власти..." публикует сообщение о самом заговоре и
степени виновности его участников. О Гумилеве: "Гумилев Николай Степанович,
33 л, б[ывший] дворянин, филолог, поэт, член коллегии "Изд-во Всемирной
литературы", беспартийный, б[ывший] офицер. Участник петроградской Б[оевой]
O[рганизации], активно содействовал составлению прокламаций
к[онтр]револ[юционного] содержания, обещал связать с организацией в момент
восстания группу интеллигентов, которая активно примет участие в восстании,
получал от организации деньги на технические надобности". На основании этих
"обвинений" поэт был приговорен к расстрелу. Хотя, по свидетельству юриста
Г. А. Терехова ("Новый мир", 1987,•12), в деле "содержатся лишь документы,
подтверждающие недонесение им о существовании контрреволюционной
организации, в которую он не вступил".
Источник: Гумилев Н., Избранное, лит.-биогр. хроника И. А. Панкеева; Москва
"Просвещение" 1991

Чужое небо

I.
117. АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ
Он мне шепчет: "Своевольный,
Что ты так уныл?
Иль о жизни прежней, вольной,
Тайно загрустил?
"Полно! Разве всплески, речи
Сумрачных морей
Стоят самой краткой встречи
С госпожой твоей?
"Так ли с сердца бремя снимет
Голубой простор,
Как она, когда поднимет
На тебя свой взор?
"Ты волен предаться гневу,
Коль она молчит,
Но покинуть королеву
Для вассала - стыд".
Так и ночью молчаливой,
Днем и поутру
Он стоит, красноречивый,
За свою сестру.
118. ДВЕ РОЗЫ
Перед воротами Эдема
Две розы пышно расцвели,
Но роза - страстности эмблема,
А страстность - детище земли.
Одна так нежно розовеет,
Как дева, милым смущена,
Другая, пурпурная, рдеет,
Огнем любви обожжена.
А обе на Пороге Знанья...
Ужель Всевышний так судил
И тайну страстного сгоранья
К небесным тайнам приобщил?!
119. ДЕВУШКЕ
Мне не нравится томность
Ваших скрещенных рук,
И спокойная скромность,
И стыдливый испуг.
Героиня романов Тургенева,
Вы надменны, нежны и чисты,
В вас так много безбурно-осеннего
От аллеи, где кружат листы.
Никогда ничему не поверите,
Прежде чем не сочтете, не смерите,
Никогда никуда не пойдете,
Коль на карте путей не найдете.
И вам чужд тот безумный охотник,
Что, взойдя на нагую скалу,
В пьяном счастье, в тоске безотчетной
Прямо в солнце пускает стрелу.
120. НА МОРЕ
Закат. Как змеи, волны гнутся,
Уже без гневных гребешков,
Но не бегут они коснуться
Непобедимых берегов.
И только издали добредший
Бурун, поверивший во мглу,
Внесется, буйный сумасшедший,
На глянцевитую скалу
И лопнет с гиканьем и ревом,
Подбросив к небу пенный клок...
Но весел в море бирюзовом
С латинским парусом челнок;
И загорелый кормчий ловок,
Дыша волной растущей мглы
И, от натянутых веревок,
Бодрящим запахом смолы.
121. СОМНЕНИЕ
Вот я один в вечерний тихий час,
Я буду думать лишь о вас, о вас,
Возьмусь за книгу, но прочту: "она",
И вновь душа пьяна и смятена.
Я брошусь на скрипучую кровать,
Подушка жжет... нет, мне не спать,
а ждать.
И крадучись я подойду к окну,
На дымный луг взгляну и на луну,
Вон там, у клумб, вы мне сказали "да",
О это "да" со мною навсегда.
И вдруг сознанье бросит мне в ответ,
Что вас, покорной, не было и нет,
Что ваше "да", ваш трепет, у сосны
Ваш поцелуй - лишь бред весны и сны.
122. СОН
Утренняя болтовня
Вы сегодня так красивы,
Что вы видели во сне?
- Берег, ивы
При луне. -
А еще? К ночному склону
Не приходят, не любя.
- Дездемону
И себя. -
Вы глядите так несмело:
Кто там был за купой ив?
- Был Отелло,
Он красив. -
Был ли он вас двух достоин?
Был ли он как лунный свет?
- Да, он воин
И поэт.
О какой же пел он ниже
Неоткрытой красоте?
- О пустыне
И мечте.
И вы слушали влюбленно,
Нежной грусти не тая?
- Дездемона,
Но не я. -
123. ОТРЫВОК
Христос сказал: убогие блаженны,
Завиден рок слепцов, калек и нищих,
Я их возьму в надзвездные селенья,
Я сделаю их рыцарями неба
И назову славнейшими из славных...
Пусть! Я приму! Но как же те, другие,
Чьей мыслью мы теперь живем и дышим,
Чьи имена звучат нам, как призывы?
Искупят чем они свое величье,
Как им заплатит воля равновесья?
Иль Беатриче стала проституткой,
Глухонемым - великий Вольфганг Гете
И Байрон - площадным шутом... о ужас!
124. ТОТ ДРУГОЙ
Я жду, исполненный укоров:
Но не веселую жену
Для задушевных разговоров
том, что было в старину.
И не любовницу: мне скучен
Прерывный шепот, томный взгляд, -
И к упоеньям я приучен,
И к мукам горше во стократ.
Я жду товарища, от Бога
В веках дарованного мне
За то, что я томился много
По вышине и тишине.
И как преступен он, суровый,
Коль вечность променял на час,
Принявши дерзко за оковы
Мечты, связующие нас.
125. ВЕЧНОЕ
Я в коридоре дней сомкнутых,
Где даже небо тяжкий гнет,
Смотрю в века, живу в минутах,
Но жду Субботы из Суббот;
Конца тревогам и удачам,
Слепым блужданиям души...
0 день, когда я буду зрячим
И странно знающим, спеши!
Я душу обрету иную,
Все, что дразнило, уловя.
Благословлю я золотую
Дорогу к солнцу от червя.
И тот, кто шел со мною рядом
В громах и кроткой тишине, -
Кто был жесток к моим усладам
И ясно милостив к вине;
Учил молчать, учил бороться,
Всей древней мудрости земли, -
Положит посох, обернется
И скажет просто: "мы пришли".
126. КОНСТАНТИНОПОЛЬ
Еще близ порта орали хором
Матросы, требуя вина,
А над Стамбулом и над Босфором
Сверкнула полная луна.
Сегодня ночью на дно залива
Швырнут неверную жену,
Жену, что слишком была красива
И походила на луну.
Она любила свои мечтанья,
Беседку в чаще камыша,
Старух гадальщиц, и их гаданья,
И все, что не любил паша.
Отец печален, но понимает
И шепчет мужу: "что ж, пора?"
Но глаз упрямых не поднимает,
Мечтает младшая сестра:
- Так много, много в глухих заливах
Лежит любовников других,
Сплетенных, томных и молчаливых...
Какое счастье быть средь них!
127. СОВРЕМЕННОСТЬ
Я закрыл Илиаду и сел у окна,
На губа трепетало последнее слово,
Что-то ярко светило - фонарь иль луна,
И медлительно двигалась тень часового.
Я так часто бросал испытующий взор
И так много встречал отвечающих взоров,
Одиссеев во мгле пароходных контор,
Агамемнонов между трактирных маркеров.
Так, в далекой Сибири, где плачет пурга,
Застывают в серебряных льдах мастодонты,
Их глухая тоска там колышет снега,
Красной кровью - ведь их - зажжены горизонты.
Я печален от книги, томлюсь от луны,
Может быть, мне совсем и не надо героя,
Вот идут по аллее, так странно нежны,
Гимназист с гимназисткой, как Дафнис и Хлоя.
128. СОНЕТ
Я верно болен: на сердце туман,
Мне скучно все, и люди, и рассказы,
Мне снятся королевские алмазы
И весь в крови широкий ятаган.
Мне чудится (и это не обман),
Мой предок был татарин косоглазый,
Свирепый гунн... я веяньем заразы,
Через века дошедшей, обуян.
Молчу, томлюсь., и отступают стены -
Вот океан весь в клочьях белой пены,
Закатным солнцем залитый гранит,
И город с голубыми куполами,
С цветущими жасминными садами,
Мы дрались там... Ах, да! я был убит.
129. ОДНАЖДЫ ВЕЧЕРОМ
В узких вазах томленье умирающих лилий.
Запад был меднокрасный. Вечер был голубой.
Леконте де Лиле мы с тобой говорили,
холодном поэте мы грустили с тобой.
Мы не раз открывали шелковистые томы
И читали спокойно и шептали: не тот!
Но тогда нам сверкнули все слова, все истомы,
Как кочевницы звезды, что восходят раз в год.
Так певучи и странны, в наших душах воскресли
Рифмы древнего солнца, мир нежданно-большой,
И сквозь сумрак вечерний запрокинутый в кресле
Резкий профиль креола с лебединой душой.
130. ОНА
Я знаю женщину: молчанье,
Усталость горькая от слов,
Живет в таинственном мерцаньи
Ее расширенных зрачков.
Ее душа открыта жадно
Лишь медной музыке стиха,
Пред жизнью дольней и отрадной
Высокомерна и глуха.
Неслышный и неторопливый,
Так странно плавен шаг ее,
Назвать нельзя ее красивой,
Но в ней все счастие мое.
Когда я жажду своеволий
И смел и горд - я к ней иду
Учиться мудрой сладкой боли
В ее истоме и бреду.
Она светла в часы томлений
И держит молнии в руке,
И четки сны ее, как тени
На райском огненном песке.
131. ЖИЗНЬ
С тусклым взором, с мертвым сердцем в море броситься со скалы,
В час, когда, как знамя, в небе дымно-розовая заря,
Иль в темнице стать свободным, как свободны одни орлы,
Иль найти покой нежданный в дымной хижине дикаря!
Да, я понял. Символ жизни - не поэт, что творит слова,
И не воине твердым сердцем, не работник, ведущий плуг,
- С иронической усмешкой царь-ребенок на шкуре льва,
Забывающий игрушки между белых усталых рук.
132. ИЗ ЛОГОВА ЗМИЕВА
Из логова змиева,
Из города Киева,
Я взял не жену, а колдунью.
А думал забавницу,
Гадал - своенравницу,
Веселую птицу-певунью.
Покликаешь - морщится
Обнимешь - топорщится,
А выйдет луна - затомится,
И смотрит, и стонет,
Как будто хоронит
Кого-то, - и хочет топиться.
Твержу ей: крещеному,
С тобой по-мудреному
Возиться теперь мне не в пору;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19