https://wodolei.ru/catalog/mebel/shkaf/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

В вашем возрасте угрозы вы для него не представляете.
– Спасибо.
– Попробуй вы его потеснить, Тротти, он попросту от вас отмахнется. А Меренда молод. Он – начальник нового отдела по расследованию убийств. Для начальника любой его успех – потенциальная угроза. Потому-то он и надеется, что вы опередите Меренду с его отделом.
– Не очень-то убедительно.
– Напротив. А я вам помогу. – Боатти подмигнул умным глазом. – Информацией, которой нет у Меренды.
Тротти промолчал. Его темные глаза, казалось, стали меньше.
– Информацией, которая сможет решить все дело.
– Какой информацией?
– Еще водки?
– Какой информацией, Боатти?
Боатти, похоже, колебался.
– Меренда не знает того, что знаете вы, комиссар Пьеро Тротти. А именно – что у синьорины Беллони был тайный любовник.
Серебряная ложка
Тротти был вне себя от удивления:
– Об этом сказала вам сама синьорина Беллони?
– Розанна была всегда очень сдержанной. Она вообще не любила болтать. И о себе говорила редко.
– Но своим прошлым она с вами все-таки делилась?
– Она меня не боялась. Как мужчина я не представлял для нее опасности.
– Долго ли вы были с ней знакомы, Боатти?
– Она мало общалась с мужчинами. Когда ей перевалило за сорок, она все еще ухаживала за своей матерью. А потом ей пришлось присматривать за сестрой.
– За Марией-Кристиной?
– Едва ли у Розанны было много знакомых мужчин, если не считать ее сослуживцев. – Боатти помолчал, закусив свою толстую верхнюю губу. – Скорее всего ко мне она относилась как к сыну.
– У нее могли быть и собственные дети.
– Ее детьми были ученики – так она и сама все время говорила.
Тротти от нетерпения прищелкнул языком.
– Она с вами никогда не делилась, почему так и не вышла замуж?
– Сначала – мать, потом – сестра. Много ли у нее было времени, чтобы обзаводиться собственной семьей?
– Но после того, как она ушла с работы, свободного времени у нее стало предостаточно.
– Розанна ушла с работы в пятьдесят пять лет. Для женщины заводить семью в таком возрасте немного поздновато. Да и Марию-Кристину – сестру Розанны – поместили в санаторий совсем недавно.
– А до этого?
Боатти кивнул.
– До этого Мария-Кристина вообще-то работала. Здесь, в городе. Секретарем в каком-то банке. Но время от времени с ней случались нервные срывы. И Розанна должна была за ней присматривать. Семидневная рабочая неделя. – Боатти сделал паузу. – Она никогда не жаловалась. А замуж так и не вышла.
– Но любовника завела?
Глаза у Боатти сузились.
– Вы ее осуждаете, комиссар?
Тротти улыбнулся:
– Будучи полицейским, я давным-давно уже перестал осуждать людей.
– И меня не осуждаете?
– Синьор Боатти…
– Зовите меня Джордже.
Из почти опустевшего пакетика Тротти достал леденец.
– Временем можно распорядиться и получше, чем осуждать вас или кого-то там еще.
– Сын богатого политика, журналист-левак из «Лотта Континуа», родившийся с серебряной ложкой во рту, – не так ли вы ко мне относитесь?
Тротти сунул леденец в рот.
– Кто был любовником синьорины Беллони?
Боатти покачал головой:
– Вы не ответили на мой вопрос.
– Задавать вопросы – дело полицейского. – Тротти вытащил пакетик с леденцами. – Берите. И не задавайте вопросов, если знаете, что ответ вам не понравится.
Боатти взял мятный леденец и аккуратно развернул липкий целлофан.
– Так кто был ее любовником?
Боатти опустил голову и кротко улыбнулся, словно признавая собственное поражение.
– Итак?
Боатти положил леденец на язык.
– Как-то на Рождество, года два тому назад, я спустился к Розанне. Угостить ее свежим медом из Стельвио. И тут я впервые почувствовал, что она одинока. Кажется, она была тогда немножко под хмельком. Нет, совсем немного – ну как после бокала вина. Мне она обрадовалась. Она приготовила для моих девочек рождественские подарки. Предложила мне немного барберы и вдруг разговорилась о своем прошлом.
– А почему, собственно, любовник? Ведь она была очень привлекательной. Уверен, многие почли бы за счастье и жениться на ней.
– Долг перед семьей. К тому времени, как умерла ее мать, было уже слишком поздно… во всяком случае, так она мне сказала. Ей было за сорок, и она считала, что свое упустила.
– Лучшие годы жизни. – Тротти улыбнулся. – Если мне не изменяет память.
– Секс ее не интересовал. Она говорила, что секс – это все, что нужно мужикам. И что ублажать их она не собирается.
– И тем не менее завела себе любовника.
Боатти откинулся назад и сложил на груди руки.
– У нее был приятель. Спала ли она с ним, я не знаю.
– Но еще минуту назад вы произнесли слово «любовник».
– Слишком сдержанной, слишком застенчивой она была, чтобы такое обсуждать.
– Но вы-то, Джордже, уверены, что они спали? Она была привлекательной, следила за собой.
– А вы это заметили, комиссар?
– Я как-никак мужчина, Боатти.
– Вы находили ее привлекательной?
– Розанна Беллони была… Мне она казалась прекрасной.
Склонив голову набок, Боатти шумно сосал леденец.
– А из вас получилась бы великолепная пара.
Тротти отвернулся и уставился в окно.
– Вам так не кажется, комиссар?
– Синьорина Беллони мертва.
– Вы не ответили на вопрос.
– Я познакомился с синьориной Беллони в семьдесят восьмом году. Тогда со мной еще, так сказать, жила моя жена.
– Десять с лишним лет назад, комиссар. С тех пор…
– Другие времена, другие заботы… Кто был ее любовником?
– Вы решили найти ее убийцу, комиссар?
– Упрямый и невежественный – не забыли, Боатти?
– Упрямый, невежественный и раздражительный. И помимо всего прочего – лукавый, комиссар Тротти.
– Расскажите мне про ее любовника.
Боатти помотал головой.
– Мне она не говорила, кто он.
– А что она вам говорила?
– Розанна просто сказала, что у нее есть приятель – некий вероломный друг. Сказала, что он притворяется настоящим другом, а на самом деле ему нужно только ее тело. Чтобы делать с ним свое грязное дело.
– Так, значит, она все-таки с ним спала?
Боатти пожал плечами:
– Не знаю. Так далеко в своих рассказах она никогда не заходила. Но я что-то сомневаюсь.
– А где он теперь?
– Она мне сказала, что порвала с ним лет пять назад – а они к тому времени дружили уже лет десять.
– Он был женат?
– Разведен. И жил с сыном. О его жене Розанна никогда не упоминала. Хотя как-то сказала, что вполне понимает, почему та его бросила.
– Значит, они расстались в недобрых чувствах?
– Давайте по порядку. – Боатти поднял руку. – Она жила тогда на улице Мантуи. Их семье принадлежит там дом. Розанна с матерью занимала первый этаж. Сестра жила на втором, с отдельным входом… – Он помолчал. – Розанна переехала на Сан-Теодоро лет пять назад. А до этого жила с сестрой. Они жили раздельно, но, случись у той приступ депрессии, Розанна всегда могла бы за нею присмотреть.
– А как протекала эта ее депрессия?
– Пару раз я видел Марию-Кристину в «Каза Патрициа».
– Где?
– Ну в том заведении, куда ее поместили, – около Гарласко. Очень взвинченная особа. Сразу видно, что она сестра Розанны, но спокойствия Розанны в ней нет и в помине – разве что во время самых ее жутких беспросветных депрессий. Розанна, хоть и старая дева, но была очень женственной. Хорошо одевалась, следила за собой, как вы изволили заметить. Любила нравиться, ничто человеческое ей не было чуждо. Обожала детей и делала много добра людям. Мария-Кристина – а она лет на десять моложе Розанны – гораздо резче, гораздо мужеподобное.
– И малопривлекательна?
Боатти пожал плечами.
– Она могла бы быть привлекательной. Но теперь совсем стала сдавать. Сильно прибавила в весе. Розанна рассказывала, что ей давали что-то гормональное. И лоснящаяся, щекастая физиономия. Хоть бы подкрасилась – никогда. А вот же…
– Да?
– Он с ней спал.
– Кто?
– Возможно, это тянулось годами. Может быть, Розанна была сама во всем виновата. Отказывала ему в том, чего он так хотел. В физической близости мужчина нуждается столь же остро, как и в дружбе.
– Вопрос сложный, – сказал Тротти, почувствовав, как засвербило под языком.
– Может быть, Розанна просто не могла себя заставить.
– Что?
– Отдать ему себя – свое тело. Как-то раз – вскоре после похорон матери – Розанна пошла зачем-то наверх и застала сестру и этого человека – своего приятеля – в постели. – Боатти снова пожал плечами. – Это привело Марию-Кристину в жуткое исступление. Она бросилась на Розанну с ножом. Кое-как им удалось ее успокоить, но Розанна тут же окончательно решила, что самое время отправить ее в Гарласко. В «Каза Патрициа». А сама Розанна переехала жить сюда.
– Бедняга.
– Кто?
– Джордже, вы знаете, кто был этим человеком?
Боатти покачал головой:
– Его имя мне неизвестно.
– Благодарю за помощь.
– Но я знаю человека, кому оно может быть известно.
Городская башня
«Осторожно, ведутся работы!»
Они шли вверх по Новой улице, которая мало-помалу начала оживать после продолжительного послеполуденного перерыва. Рабочие с пневматическими дрелями прокладывали в мягком грунте улицы узкую траншею.
– ЭНЭЛ проводит электрический кабель, – сказал Боатти и, сделав неопределенный жест, добавил: – А наша коалиция коммунистов и консерваторов выкладывает каменными плитами улицы, которые испокон веков были вымощены булыжником.
Пешеходами по большей части были туристы и приезжие, которые поглощали огромные порции мороженого и, не обращая внимания на производимый рабочими грохот, тщательно изучали витрины центральных магазинов, хотя большинство из них уже закрылось в преддверии феррагосто.
Чтобы повернуть на улицу Кардано, комиссару и Боатти пришлось перешагнуть через натянутую над землей веревку.
Они вышли на Соборную площадь. Дорожного движения здесь не было. Не было здесь больше и Городской башни, и площадь поэтому казалась каким-то совершенно незнакомым местом – с иным освещением, с неопределенным будущим. Обломки сооружения увезли, и, кроме уцелевшего и патетически торчавшего рядом с собором основания башни, предупредительных флажков да оградительных барьеров, мало что напоминало здесь случайному прохожему о памятнике, который выдержал восемьсот с лишним суровых зим долины По.
– Восемьсот лет? – Боатти покачал головой. – Гораздо больше. Не исключено, что какой-нибудь епископ возвел башню еще в восьмом веке, когда Город и Церковь составляли единое целое. Позднее, во времена коммуны, ее расширили и приспособили для нужд нарождавшейся буржуазии. Отсюда и ее название – Городская башня.
У подножия того, что некогда было башней, в знак памяти о четырех горожанах, погибших под ее развалинами, стоял пьедестал с мемориальной доской и несколькими венками.
– Я тогда находился на Новой улице – сидел и попивал кофе с одним коллегой, – сказал Боатти. – Не слышал ни звука. Пока не завыли сирены и не побежали люди.
Боатти улыбнулся. Он шел, засунув руки в карманы своих широких мятых брюк.
– Когда раздался грохот, две девушки пытались позвонить пожарникам. И тут на них обрушилось все здание.
– Говорят, винить некого. – Тротти положил в рот леденец. – Внутренние трещины, которые не выявил бы и рентген.
– И вы этому верите, Тротти?
– Башню, наверное, расшатала страшная прошлогодняя буря. Иначе с чего бы ей вдруг развалиться? Через восемь с лишним столетий.
– Итальянцы быстро постигают науку выживания.
Тротти остановился и взглянул на своего молодого спутника:
– Какую науку?
– А помните Джакомо Бони?
– Кого?
– В 1902 году Бони возглавлял инспекцию по надзору за состоянием архитектурных памятников в Венеции. Он-то и предупредил отцов города, что колокольня св. Марка вот-вот завалится.
– Вы что, пишете о нем статью?
– Отцы города должны были сделать выбор, и они его сделали. Убрали Бони и решили, что проблема снята. А через несколько недель, как нарочно, колокольня возьми и развались прямо посередине площади св. Марка.
Мужчины невесело рассмеялись и зашагали дальше.
На Соборной площади почти никого не было. Одинокий прелат в черной одежде и широкополой шляпе проворно вышагивал к зданиям курии. В руке он нес служебник.
Здание, к которому они направлялись, находилось на одной из узких улочек, спускавшихся от улицы Кардано к реке. Прежде там всегда была картинная галерея, но после облавы переодетых полицейских из «Костуме» заведение закрыли, и оно шесть с лишним месяцев пустовало. Тротти слышал, что потом там открыл свое дело какой-то парикмахер из Парижа, но бывать внутри ему никогда не доводилось.
Снаружи стоял красный велосипед для прогулок по горам, горизонтальный руль которого чем-то напомнил Тротти коровьи рога.
Боатти улыбнулся, открыл дверь, и мужчины переступили порог; их встретил теплый резкий запах синтетических лосьонов. Парикмахер оторвал взгляд от копны женских волос, взглянул на вошедших, подняв брови, и растянул губы в быстрой профессиональной улыбке:
– Сию минуту, господа.
У него были раскосые глаза и желтая кожа азиата. Но торчком стоявшие волосы были почти рыжими. Одет он был в кожаные джинсы и белую рубашку, с шеи свисал узкий черный кожаный галстук.
В низких креслах сидели несколько женщин, над головами которых трудились девушки в белых халатах. Еще две женщины сидели под сушильными колпаками и читали.
– Меня зовут Пьер, и я очень рад, что вы ко мне зашли. – Парикмахер протянул руку. – Чем могу служить? – Он говорил по-итальянски с шепелявым французским акцентом. Другая его рука, державшая расческу, покоилась на узкой талии. Талию опоясывал широкий белый ремень.
– Уголовная полиция.
– Полиция? – Он напрягся.
Тротти показал свой жетон.
– Меня никто не предупреждал. – Парикмахер насупился. – А я весьма занятой человек. – Он жестом указал на клиенток. – У меня куча работы, а многим из этих дам скоро идти на праздник. Они наверняка спешат. Боюсь, что сегодня заниматься финансовыми делами у меня нет времени.
– Мы не из финансовой полиции. И пришли не для финансовых разбирательств.
Парикмахер, казалось, немного успокоился.
– Синьора Изелла. – Боатти кивнул в сторону одной из женщин, сидевших под сушилками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34


А-П

П-Я