Меня тогда удивило, что эта девушка очутилась в моей ложе, но я действительно ничего не сказал по сему поводу, а помог собрать жемчуг. Я пересыпал его в ладошку Мари Белозерской, и меня поразила ее рука, которая дрожала даже через перчатку. Но ее глаза поразили еще больше – они были прекрасны и полны слез. Мари поблагодарила меня и убежала. Все это было очень странно. Вспомнив тот случай, я подумал: «Неужели любовная история привела этого человека к убийству? Как глупо».
– Меня околдовала Агнесса, я готов был ради нее на все, – тоном раскаяния говорил между тем Свешников. – Но Агнесса не способна любить. В ней живет другая страсть. Когда она увидела на княгине Юсуповой бриллиантовое колье, с ней едва ли не случилась истерика. Она потребовала сопроводить ее домой и всю дорогу о колье лишь и говорила. Я воспринял ее болтовню капризом, который легко удовлетворить, и на следующий день подарил булавку с прекрасным солитером, доставшимся мне от деда. Она приняла дар, долго любовалась камнем, но сказала, что бриллианты хороши, когда их много. Тогда я понял: ее настоящая страсть – камни. Я сам азартен в игре, поэтому принимаю в других людях недостатки. Выигрывая в карты, непременно хочется выиграть еще. Так и в данном случае – привыкнув к блеску драгоценностей, человек начинает ощущать жажду иметь вещь бесподобной красоты. Страсть баронессы погубила меня.
– Вы хотите сказать, что ограбили… – Не верилось мне.
– Нет-нет, как вы могли подумать! Агнесса задалась целью получить колье, превосходящее по красоте бриллианты княгини Юсуповой. Я пытался отговорить ее от безумной затеи, ведь состязаться в роскоши с княгиней глупо. Агнесса обиделась на мои слова и заявила, что, ежели у меня не хватит денег, барон добавит, сколько потребуется. Но колье у нее должно быть непременно. Главное – найти мастера.
– Простите, что перебиваю вас, а ее… спутник… Как он смотрел на капризы баронессы? Насколько мне известно, они проживают в одном доме…
Я не посмел высказать мысль вслух, но подозревал, что барон фон Раух не просто спутник баронессы, а содержит ее. Содержанка, живущая за счет любовника, подвергалась всеобщему презрению и порицанию: продавать тело и потворствовать похоти – это грязно. Да, я почему-то пришел к такому мнению, но мне не хотелось оскорблять даму предположениями, да еще в присутствии человека, неравнодушного к ней.
– Он весьма странный господин, – помрачнел Арсений Сергеевич. – Я ведь имел намерение жениться на Агнессе вопреки воле родителей…
– Помилуйте, она же много старше вас!
– Да… – Свешников потер грудь, словно у него защемило сердце, и присел на кровать. – На меня нашло помутнение рассудка. Верил бы я в могущество чар и в колдовство, не было бы сомнений, что она околдовала меня.
– И чем же был странен этот господин? – отвлек я молодого человека от тяжелых воспоминаний, но, оказалось, сделал только хуже.
Он поднял голову и вдруг с отчаянием произнес:
– Потому что он был ее мужем. Вы удивлены? Зачем Агнессе лгать… И ему… Но так я думаю сейчас, а тогда был потрясен. Она уверяла, что ее замужнее положение не помеха нашим встречам, что это было ее условие, когда выходила замуж за барона, – свобода. И по приезде в Россию она просила мужа оставить их брак в тайне.
– Я, признаться, не понимаю…
– Я тоже. Очевидно, Агнессе нравится шокировать свет, который она глубоко презирает. Однажды, когда мы были с ней близки… Влас Евграфович, не сочтите мои откровения за недостойные и порочащие честь женщины… но… рассказывая вам, я хочу разобраться… возможно, с вашей помощью. Мне больше не к кому обратиться! Отец отказался от меня… я остался один.
– Слушаю вас, – сказал я как можно мягче, подозревая, что произошло нечто исключительное. Собственно, об этом говорило поведение графа и то, с каким трудом давались ему признания.
– Так вот. В ту ночь мне показалось, что кто-то прячется за шторой… – проговорил он хмуро. – Это был барон. Я пришел в бешенство и едва не убил его на месте. Меня удержала Агнесса – она прогнала старика, тогда же и призналась, что он ее муж. Кстати, недавно он умер, вам это известно?
– Нет. Я был месяц в отъезде, еще не успел узнать последние новости. По приезде нашел вашу записку и сразу приехал к вам.
– После его смерти Агнесса сокрушалась, что долго не сможет выезжать в свет по причине траура. Ну а я, не скрою, обрадовался смерти барона, ведь теперь ничто не связывало Агнессу. Но на мое предложение она ответила отказом. Снова отказом! Я был раздосадован. Агнесса мне в утешение сказала, что пока не намерена выходить замуж, может быть, позже, когда-нибудь… Радость ей доставляли лишь украшения. Она брала шкатулку и раскладывала на столе ожерелья, серьги, браслеты… Так я увидел замечательный камень – совершенной красоты и чистоты, примерно в сто карат и прямоугольной формы. В отдельной коробке лежали еще три чудесных камня. Как утверждала Агнесса, эти три камня – части одного очень крупного алмаза, найденного в Голконде. Принадлежал камень правителю Хайдарабада. Не так давно, во время индийского восстания, он был разбит, части его похищены, затем проданы путешественнику из Европы, три крупных осколка огранили, и в таком виде их купил муж Агнессы, но оправить не успел. Она горела желанием соединить четыре бриллианта в колье, притом не ограничиваться только этими камнями – вокруг них она видела сияние цветных алмазов. Я спросил, есть ли у нее на это деньги. Мой вопрос был неприятен ей, я понял, что допустил бестактность, и попытался найти другую тему. Но Агнесса сказала, что должна со дня на день получить деньги из Германии, и тогда можно будет вплотную заняться колье. Кстати, она любила рисовать. И знаете, что рисовала?
Возможно, я не слишком умен, оттого не догадался, что могла рисовать праздная женщина из высшего света. Я отрицательно качнул головой.
– Она рисовала ожерелья, – усмехнулся Арсений Сергеевич. – Да-да, различной формы ожерелья. Она располагала камни, мастерски изображала переливы и грани. Агнесса пером создавала ювелирные шедевры. Не забавно ли?
– Ежели ее занятие отвлекало от идеи…
– Нет, не отвлекало, – вздохнул мой собеседник. – Она часто рвала рисунки, затем заново бралась за перо… Я подошел к главному. Агнесса была возбуждена, нервна, просила меня порекомендовать мастера, который бы воплотил ее идеи, так как она наконец придумала, как должно выглядеть колье, а денежный перевод получен. Я дал совет заказать его в мастерских Фаберже, чьи мастера выполняют работы для императорского дома, прославились за пределами России. «Да, – сказала она, – они умеют создать великолепие. Но в их работах вокруг камней слишком много отвлекающих деталей, их изделия слишком вычурны. Я же хочу простоты, в глаза должны бросаться только камни. Хочу, чтобы все, кто смотрел бы на колье, удивлялись, как оно держится на шее. И непременное мое условие – чтобы мастер не претендовал на славу. Хочу, чтобы мое колье окружено было тайною». Мне не понятна была ее прихоть, однако такого мастера разыскать вскоре удалось. Мастерам золотых дел живется туго, сбыть драгоценности становится все трудней, а затраты на них огромны, оттого он и согласился на все условия Агнессы.
Арсений Сергеевич замолчал, будто забыв, о чем шла речь. Его напряжение выдавали лишь движения тонких пальцев – они то сжимали край тюремной кровати, то распрямлялись и застывали, словно не знали, за что бы еще уцепиться.
– Мастеру удалось воплотить мечту баронессы? – осторожно спросил я, напоминая графу Свешникову о себе.
Вздрогнув, он очнулся:
– О, да. И знаете, что решил он? Оправить камни в белый металл. Платина не отвлечет взгляда, ее стальной цвет подчеркнет сияние камней. Идея привела в восторг Агнессу. Она словно обезумела, ездила к мастеру через день, дабы взглянуть, как идет работа. Случалось, я сопровождал ее и был поражен мыслью мастера. Он, как и хотела Агнесса, нашел применение цветным бриллиантам, которые, казалось, держались действительно будто бы сами по себе. От центрального камня в стороны отходили по две цепочки из бриллиантов, начинавшихся с крупных, по десять карат, а далее все уменьшавшихся. Но цвета он расположил потрясающе – нежно-голубые находились возле главного камня, затем цвет сгущался до синего, переходил в зеленый, яблочный, лимонно-желтый, канареечный, коричневый и так далее. Получалась радуга из алмазов! Внизу главного камня он закрепил три подвески из Голконды. Работа подходила к концу, Агнесса все больше нервничала, похудела от ожидания. Неделю назад… я провел ночь у Агнессы. Ранним утром меня разбудила горничная, сообщившая, что баронесса ждет меня в гостиной. Агнессу мучила бессонница. Когда я вошел в гостиную с тяжелой головой, ибо не выспался, она пила кофе. Именно в этот день мастер должен был отдать колье. Агнесса попросила меня забрать колье, поскольку у нее нет на это сил. Она действительно была бледна, казалось, вот-вот упадет в обморок. Я взял извозчика и поехал к мастеру…
Арсений Сергеевич прервал себя, прикрыл веки, а между бровей у него пролегла складка. Я понял, что он подошел к концу своей истории. Мне было крайне любопытно, что же произошло, почему он стал убийцей. Тем временем Арсений Сергеевич глубоко вздохнул, посмотрел мне в глаза и заговорил быстро, будто осталось совсем мало времени, а ему нужно сообщить мне важные сведения:
– Я приехал к мастеру на дом, позвонил в колокольчик, но никто не вышел. Как же так, думалось мне, ведь позавчера он обещал, что отдаст колье сегодня утром, и я тому свидетель. Постояв в нерешительности и представив, как будет огорчена Агнесса, если я вернусь без колье, я в сердцах схватился за ручку двери. Она подалась, то есть образовалась щель. Странно, что ко мне никто не вышел, ведь дверь была закрыта изнутри на цепочку! Я звонил еще и еще – безрезультатно. Тогда я, немало раздосадованный, вынул перочинный ножик и поддел цепочку. Она упала, я вошел. В квартире мастера стояла полная тишина. Я заглянул в кухню на первом этаже – никого. А дверь черного хода распахнута настежь… Я поднялся в комнаты. Первая комната – столовая, далее ведет дверь прямо в кабинет мастера, а налево, очевидно, в спальню. И тут…
Рассказчик вдруг вскочил, испугав меня резкостью движения, заметался от стены к стене. Я наблюдал, как в нем бушевали смешанные чувства, которые он всячески скрывал, но их, ввиду его нынешнего положения, скрыть было невозможно. Но вот он замер у стены, спиной ко мне. Послышался его хриплый голос:
– Со свету я плохо видел в темном помещении, ведь шторы на окнах были задернуты. И вдруг… нога моя задела что-то мягкое и в то же время упругое. Я слегка наклонился, чтобы посмотреть, обо что споткнулся… На полу лежала кухарка мастера…
Мое воображение рисовало все картины, которые описывал граф Свешников. Я переживал вместе с ним, будто сам побывал в доме мастера. Арсению Сергеевичу было трудно говорить, посему он иногда на длительное время замолкал, затем вновь, набравшись духу, продолжал повествование:
– В ужасе я отпрянул… разглядел, что передник кухарки намок от крови. Мне бы бежать оттуда, но я кинулся в кабинет мастера. В глаза бросился беспорядок, словно мастер решил срочно бежать, доставал ящики из стола, бросал на пол бумаги… Ювелир сидел, упав корпусом на стол, голова его была повернута в сторону. Я увидел его волосы, закрывающие лицо, и подумал, что он без чувств. Я кинулся к нему, поднял его за плечи и тут же отскочил. Лицо и грудь мастера были залиты кровью… Он был мертв. Я повернулся, чтобы бежать, но у входа заметил еще одно тело. Приблизившись, разглядел жену мастера – она сидела, упираясь спиной в стену. Сразу я не заметил бедную женщину, потому что, открыв дверь в кабинет, тем самым отгородил ее от своих глаз. Я кинулся к ней, надеясь, что она все же жива… Но увидел на груди женщины страшную рану. И снова кровь… кровь… кровь…
Свешников отчаянно ударил по стене ладонями, но стены каземата не прошибешь, они крепкие. Я терпеливо ждал…
– Не буду описывать мое состояние, у меня помутилось в глазах. Вдруг рядом с женой мастера я заметил револьвер, взял его в руки. Каково же было мое удивление: я держал в руке мой собственный револьвер! Уж свое-то оружие невозможно не узнать… Внезапно я заслышал торопливые шаги. В той обстановке они показались мне несообразно громкими и страшными. Я выбежал из кабинета, заметался в поисках выхода, но тщетно. Сквозь туман я видел, как в квартиру вошли полицейские. У меня был в руке револьвер, на моем платье следы крови… следовательно, я и убил.
Арсений Сергеевич замолчал, повернулся лицом и выжидающе посмотрел на меня. Его история была невероятной. Я видел переживания молодого человека, и во мне зрела уверенность, что он был не способен совершить столь жестокое преступление. Но чем я мог ему помочь?
– Вы мне не верите? – спросил граф.
– Отчего ж… – ответил я. Невыносимо было глядеть на его лицо, перекошенное страданием. Я отвел взгляд, затем подумал, припоминая рассказ, и спросил: – Как же попал ваш револьвер в дом мастера?
– Не знаю, – вздохнул он, опустив голову. – Накануне я играл в карты, там был брат Машеньки, который искал со мной ссоры. Я намеренно избегал стычки с ним, ведь, случись дуэль, я непременно убил бы его.
– Дуэль… – с осуждением покачал я головой. – Это мальчишество.
– Не нами установлены правила, – сказал в оправдание молодой граф.
– Вы скомпрометировали Марию Павловну?
– Мы знакомы с детства. Ее считали моей невестой, хотя официально я не просил руки Маши. Слухи я не опровергал, танцевал с ней на балах, делал визиты к ее родителям. Должно быть, я женился бы на Маше, дело шло к тому, если б не Агнесса. Я бросил Машу, тем самым нанес оскорбление ей и ее семье.
– Жаль. Княжна – прекрасная девушка. Но вернемся к пистолету.
– Мне думается, Дмитрий Белозерский не из-за сестры ввязывался в ссору, а причина тому Агнесса.
1 2 3 4 5 6 7 8