Ее убранство отличалось массивной, несколько мрачной роскошью; в ней стояла мебель из резного палисандрового дерева, большая кровать с колонками, высокое зеркало, в котором отражался парк. Когда окна были распахнуты, взору открывался за лужайками парка, между вершинами вековых деревьев, необозримый горизонт; виднелись крыши Боклера, далее Блезские горы, завод Крешри с его доменной печью, гигантские трубы «Бездны», уцелевшие от пожара.
Однажды утром Сюзанна, раздвинув занавески на окнах, чтобы впустить в комнату зимнее солнце, села у кровати больного. Вдруг она вздрогнула: г-н Жером заговорил. Уже несколько мгновений он, повернувшись к окну, глядел своими большими, ясными глазами на дальний горизонт. Сначала он выговорил всего два слова:
— Господин Лука…
Сюзанна отчетливо расслышала эти слова; на миг она окаменела от удивления. Почему старик вспомнил о Луке? Он никогда не был знаком с ним и, казалось, даже не знал о его существовании. Стало быть, тревожные предположения Сюзанны верны и г-н Жером знает о последних событиях, он все видел, все понимал? Эти слова «господин Лука», слетевшие с его дотоле безмолвных губ, были первым доказательством того, что, несмотря на молчание, в старике бодрствовал ясный ум. Это еще более увеличило тоску и страх Сюзанны.
— Вы назвали господина Луку, дедушка?
— Да, да, господина Луку…
Господин Жером говорил все более отчетливо и настойчиво, со страстным волнением глядя на Сюзанну.
— А почему заговорили вы со мной о господине Луке? Вы, значит, его знаете и хотите мне что-то сказать о нем?
Господин Жером заколебался, видимо, не находя слов; потом с детским нетерпением он снова повторил имя Луки.
— Некогда он был моим большим другом, — продолжала Сюзанна, — но уже много лет не бывает у нас.
Старик с живостью кивнул головой; он нашел искомое слово; казалось, его язык мало-помалу развязывается.
— Знаю, знаю… Я хочу, чтобы он пришел…
— Вы хотите, чтобы господин Лука пришел к вам? Вы хотите поговорить с ним, дедушка?
— Да, да, вот именно. Пусть он сейчас же придет, я поговорю с ним.
Удивление и ужас Сюзанны все возрастали. Что собирался сказать г-н Жером Луке? Этот разговор показался Сюзанне чреватым столькими осложнениями, что она попыталась было отклонить старика от его желания, которое сочла бессмысленной причудой больного воображения. Но нет! Г-н Жером был в здравом рассудке, он умолял ее со страстным, неотразимым порывом, вкладывая в него последние силы своего бедного больного существа. Глубокое смятение овладело Сюзанной: она спрашивала себя, имеет ли право отказать умирающему в этом свидании, которое, быть может, повлечет за собой грозные, еще неясные последствия, уже заранее наполнявшие ее трепетом.
— Вы не можете поговорить лучше со мной, дедушка?
— Нет, нет, с господином Лукой!.. Я поговорю с ним сейчас же! О, сейчас же!
— Хорошо, дедушка, я напишу ему, и, надеюсь, он придет.
Сюзанна села писать письмо Луке, рука ее дрожала. Она написала всего лишь две строчки: «Мой друг, вы мне нужны, приходите сейчас же». И, тем не менее, она дважды останавливалась — силы изменяли ей: в ней пробудилось столько воспоминаний, перед ней встала вся ее загубленная, нелепо прожитая жизнь, встало счастье, мимо которого она прошла и которого уже никогда не познает. Было десять часов утра; мальчик-слуга тотчас же отправился с письмом в Крешри.
Посыльный вручил Луке письмо Сюзанны возле Общественного дома: Лука как раз заканчивал свой утренний обход. Он тут же последовал за мальчиком. Эти простые, но трогательные слова: «Мой друг, вы мне нужны, приходите сейчас же» — пробудили в его сердце глубокое и нежное волнение. Двенадцать лет назад обстоятельства разлучили его с Сюзанной, и все же она пишет ему так, словно они расстались только вчера, и не сомневается в том, что он ответит на ее призыв. Ни на минуту не поколебалась ее вера в Луку, он остался для нее тем же близким другом, почти братом, и это до слез трогало его. Вокруг него и Сюзанны разыгрывались ужасные драмы, бушевали страсти, сметая людей и вещи, а они после стольких лет разлуки так естественно вновь оказались рядом, словно все это время шли рука об руку. Быстрым шагом приближаясь к имению Буажеленов, Лука спрашивал себя, зачем призывает его Сюзанна. Он знал, что Буажелен, пытаясь использовать в своих интересах создавшееся положение, хочет продать ему «Бездну» как можно дороже. Лука твердо решил ни в коем случае не идти на это: единственно, на что он мог согласиться, — это принять «Бездну» в крешрийскую ассоциацию, подобно тому, как в «ее были приняты другие мелкие заводы. На мгновение у Луки мелькнула мысль, что Буажелен, вероятно, побудил жену начать переговоры относительно продажи завода. Но нет! Лука знал Сюзанну — она была не способна на это. И он понял, что Сюзанна сломлена тревогой, что она находится в каком-нибудь трагическом положении и нуждается в его помощи. К чему гадать дальше, она сама скажет ему, какой услуги от него ждет! Сюзанна ожидала Луку в маленькой гостиной; когда он вошел, ее охватило такое смятение, что ей чуть не сделалось дурно. Лука и сам стоял потрясенный, с переполненным сердцем. Они не могли выговорить ни слова и молча глядели друг на друга.
— О друг мой, друг мой! — прошептала наконец Сюзанна.
Все случившееся за эти двенадцать лет: их разлука, их редкие и безмолвные встречи, мучительная жизнь Сюзанны у ее опозоренного и оскверненного семейного очага и, главное, дело Луки, за которым издали с восхищением следила Сюзанна, — все это отозвалось глубоким волнением в ее простых словах. Лука в ее глазах был героем, она преклонялась перед ним, ей хотелось бы опуститься перед ним на колени, перевязывать его раны, стать его подругой, утешительницей, помощницей. Но пришла другая — Жозина! Страдания, испытанные Сюзанной при этом известии, были так велики, что чувства влюбленной женщины, казалось, навеки умерли в ней, погребенные в скрытой от всех любовной тоске, о которой она и сама хотела забыть. И вот теперь, когда она увидела свое божество так близко, все эти чувства поднялись из тайных глубин ее души, наполняя ее сердце безудержной нежностью; глаза ее были влажны, руки дрожали.
— О, друг мой, друг мой! Вы пришли — достаточно мне было позвать вас!
Такая же трепетная симпатия наполняла и душу Луки, он также припомнил прошлое. Он знал, как несчастлива была Сюзанна, как оскорбительно было для нее вторжение любовницы, этой развратительницы, почти поселившейся в ее доме. Он знал, какое достоинство и героическое самоотвержение проявила Сюзанна, знал, что она не пожелала уступить свое, место и с высоко поднятой головой осталась у семейного очага во имя сына, во имя самой себя, защищая честь семьи! Несмотря на разлуку, Лука по-прежнему хранил ее образ в своей памяти, в своем сердце; при каждом известии о новых ударах, поражавших Сюзанну, уважение и сострадание Луки к ней все возрастали. Он часто спрашивал себя, чем помочь ей, как поддержать ее. Ему было бы так радостно доказать Сюзанне, что он ничего не забыл, что он остался ей таким же другом, как раньше, когда был скромным и молчаливым участником ее добрых дел! Вот почему и поспешил он на первый же зов и теперь стоял перед ней, полный любви и тревоги, не в силах вымолвить ни единого слова. — Наконец он ответил:
— Да, я ваш друг, я всегда оставался им и ждал лишь вашего призыва, чтобы прийти к вам.
Все та же братская нежность связывала их, и они так глубоко ощутили ее, что бросились в объятия друг к другу. Они расцеловались, как товарищи, как друзья, уже не боящиеся людского безумия, уверенные в том, что никогда не причинят страданий друг другу, но, будучи вместе, станут сильнее, мужественнее, обретут душевный покой. В их улыбке расцвело все то сильное и нежное, что может заключать в себе дружба между мужчиной и женщиной.
— Друг мой, — сказал Лука, — если бы вы только знали, какой страх охватил меня, когда я понял, что «Бездна» в конце концов рухнет под моими ударами! Ведь этим я разорял вас. Мне понадобилась вся вера в правоту моего дела, чтобы эта мысль не остановила меня. Порою я испытывал глубочайшую грусть: мне казалось, вы проклинаете меня и никогда не простите; ведь это я виновник тех забот, которые теперь так донимают вас.
— Мне проклинать вас, мой друг? Напротив, я была с вами, я всей душой желала вам успеха, ваши победы были единственной моей радостью! Окружавшие меня люди ненавидели вас, мне же было так сладостно питать эту скрытую привязанность, понимать и любить вас в потаенном святилище моей души!
— Но я все же разорил вас, мой друг. Что будет теперь с вами? Ведь вы с детства привыкли жить в роскоши.
— О, я разорилась бы и без вас! Меня разорили другие. Я кажусь вам изнеженной, но вы увидите, умею ли я быть мужественной.
— А как же Поль, ваш сын?
— Поль? То, что случилось, было для него величайшим счастьем. Он возьмется за работу. Вы ведь знаете, во что превратили деньги мою семью.
Наконец Сюзанна сообщила Луке, почему она так спешно вызвала его. Она рассказала ему о волнующем пробуждении разума г-на Жерома и о том, что старик хочет видеть его, Луку. Это, должно быть, желание умирающего — доктор Новар полагает, что конец близок. Луку, как и Сюзанну, охватили удивление и смутный страх при мысли об этом воскресении, с которым ему довелось так странно соприкоснуться; он ответил, что отдает себя в полное распоряжение Сюзанны и готов выполнить все, о чем она его попросит.
— Вы предупредили мужа о желании вашего деда и о моем приходе?
Сюзанна посмотрела на Луку и слегка пожала плечами.
— Нет, об этом я не подумала, да это и ни к чему. Дедушка уже давно забыл, мне кажется, о существовании моего мужа. Он не вспоминает о нем, не замечает его… К тому же Буажелен отправился рано утром на охоту и еще не возвращался.
Потом она добавила:
— Пойдемте со мной, я проведу вас к дедушке.
Они застали г-на Жерома сидящим в его широкой кровати из палисандрового дерева; он опирался спиной о подушки. Старик все еще смотрел в окно — занавески остались открытыми. Видимо, г-н Жером неотступно глядел на великолепный парк, на широкий горизонт, на «Бездну» и на Крешри, видневшиеся на склоне Блезских гор, над сгрудившимися крышами Боклера. Казалось, эта картина всецело захватила его: в течение долгих лет безмолвия она постоянно развертывалась перед ним, говоря ему о прошлом, настоящем и будущем.
— Дедушка, — сказала Сюзанна, — вот господин Лука Фроман. Он был так добр, что сейчас же явился.
Старик медленно повернул голову и устремил на Луку взгляд своих больших глаз, сиявших глубоким, бесконечным светом и казавшихся от этого еще больше. Он не сказал ничего, не произнес ни одного приветственного или благодарственного слова. Несколько минут царило тягостное молчание; г-н Жером не отводил взора от этого незнакомого ему человека, основателя Крешри; казалось, он хочет хорошенько узнать его, проникнуть взглядом в самую глубину его души.
Сюзанна слегка смутилась.
— Вы не знаете господина Фромана, дедушка? Может быть, вы обратили на него внимание во время ваших прогулок?
Старик не ответил, он как будто не расслышал ее слов. Но через минуту он снова повернул голову и принялся кого-то искать глазами. Не найдя того, кого искал, он произнес одно слово, одно имя:
— Буажелен…
Сюзанна снова удивилась, но к ее удивлению на этот раз примешивалось чувство неловкости и беспокойства.
— Вы спрашиваете моего мужа, дедушка? Вы хотите видеть его?
— Да, да, Буажелен.
— Кажется, он еще не вернулся. Не скажете ли вы пока господину Фроману, зачем вы пожелали видеть его?
— Нет, нет… Буажелен, Буажелен!
Было очевидно, что старик заговорит лишь в присутствии Буажелена. Сюзанна извинилась перед Лукой и вышла из комнаты, чтобы разыскать мужа. Лука остался наедине с г-ном Жеромом. Он все так же чувствовал на себе его сияющие светом глаза. Тогда и Лука, в свою очередь, принялся рассматривать г-на Жерома; близость смерти, облагороженная какой-то важной и значительной мыслью, наложила отпечаток царственного величия на его правильное лицо; Луку поразила необычайная красота этого бледного старческого лица. Сюзанна долго не возвращалась, г-н Жером молча глядел на Луку, тот — на него. Вокруг них, задыхаясь под бременем своей тяжеловесной роскоши, притихла комната с толстыми обоями и массивной мебелью. Ни звука, ни дуновения; только трепет, проникавший сквозь стены из пустоты обширных запертых гостиных, безлюдных, запыленных этажей. Что могло быть трагичнее и торжественнее этого ожидания?
Наконец появилась Сюзанна, за ней шел только что вернувшийся Буажелен. Он был еще в гетрах, в перчатках, в охотничьей куртке — жена не дала ему времени даже переодеться. Вид у Буажелена был встревоженный и растерянный. Сюзанна наскоро сообщила ему, что г-н Жером вызвал к себе Луку, который сидит сейчас у него в комнате, что к старику вновь возвратились его умственные способности и он ждет его, Буажелена, чтобы заговорить; все эти непредвиденные события повергли Буажелена в крайнее смятение, а он не имел даже минуты на размышление.
— Вот и мой муж, дедушка! — сказала Сюзанна. — Говорите, если вы хотите что-нибудь сказать нам. Мы вас слушаем.
Но г-н Жером вновь начал искать кого-то глазами; не найдя нужного ему человека, он спросил:
— А где же Поль?
— Вы хотите, чтобы и Поль здесь присутствовал?
— Да, да, я этого хочу.
— Но Поль, должно быть, на ферме. Придется дожидаться не менее четверти часа.
— Так надо, я этого хочу.
Пришлось уступить желанию старика; спешно послали слугу на ферму. И вновь наступило ожидание — еще более торжественное, еще более трагическое. Лука и Буажелен ограничились взаимным поклоном: они не нашли, что оказать друг другу, встретившись после стольких лет отчуждения в этой комнате, которую, казалось, наполняло какое-то величавое веяние. Все молчали, в трепетной тишине слышалось только слегка затрудненное дыхание г-на Жерома. Его расширенные, полные света глаза вновь были обращены к окну, к той дали, где открывалась картина человеческого труда, где кончалось царство прошлого и рождалось царство будущего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86