– Сударыня, вас дожидаются гости, – повторила горничная.
Нана снова вспылила: гости могут и подождать минуту, пока она закончит дела. Тетка протянула руку за деньгами.
– Нет, нет, тут не все тебе, – сказала Нана. – Триста франков кормилице да пятьдесят тебе на дорогу и на расходы. Всего триста пятьдесят, а пятьдесят я оставлю себе.
Возникло новое затруднение: где разменять деньги? Во всем доме не было и десяти франков. К безучастно слушавшей разговор г-же Малуар нечего было и обращаться: у нее никогда не было при себе больше тридцати сантимов на омнибус. Наконец, Зоя сказала, что пороется в своем сундуке; она принесла сто франков пятифранковыми монетами. Деньги пересчитали на краю стола. Г-жа Лера тотчас же ушла, пообещав на следующий день привезти Луизэ.
– Ты говоришь, там гости? – спросила Нана, не двигаясь с места.
– Да, сударыня, трое.
Первым Зоя назвала банкира. Нана сделала гримасу: уж не воображает ли этот, как его там, Штейнер, что, если он преподнес ей вчера цветы, то она позволит ему надоедать ей?
– К тому же, – объявила она, – хватит с меня на сегодня. Я никого не приму. Подите скажите, что я уже не вернусь домой.
– Подумайте, сударыня, хорошенькой примите Штейнера, – проговорила Зоя серьезно, не двигаясь с места; ее огорчало, что хозяйка снова собирается сделать глупость.
Но когда она упомянула валаха, которому, наверное, уже надоело сидеть в спальне, Нана окончательно вышла из себя и еще больше заупрямилась. Она никого, никого не желает видеть! И что он пристал к ней, как смола!
– Гоните всех вон! Я лучше сыграю с госпожой Малуар партию в безик. Это куда интереснее.
Ее прервал звонок. Но это уже слишком! Еще один пришел! Она запретила Зое открывать, но та, не слушая ее, вышла из кухни. Вернувшись, она властно сказала, подавая две визитные карточки:
– Я ответила, что мадам принимает… Они ждут в гостиной.
Нана в бешенстве вскочила. Но прочитав на карточках имена маркиза де Шуар и графа Мюффа де Бевиль, она утихомирилась.
– А кто они такие? – спросила она наконец. – Вы их знаете?
– Знаю старика, – сдержанно ответила Зоя.
Но так как хозяйка продолжала вопросительно на нее смотреть, она кротко добавила:
– Довелось кой-где встречаться.
Эти слова, казалось, убедили молодую женщину. Она с сожалением покинула кухню – теплый уголок, где было так приятно болтать, вдыхая аромат кофе, гревшегося на тлеющих углях. Оставшись на кухне одна, г-жа Малуар стала гадать на картах; она так и не сняла шляпки, но для того, чтобы было удобнее, развязала ленты и откинула их на плечи.
В будуаре, пока Зоя живо помогала Нана надеть пеньюар, та отвела душу, бормоча невнятные ругательства по адресу мужчин, словно хотела отомстить за причиненные ей неприятности. Грубые выражения Нана очень огорчали горничную, она с сожалением замечала, что ее хозяйка не так-то скоро очистится от грязи, в которой начинала свою жизнь. Зоя даже робко стала умолять ее успокоится.
– Как бы не так! – резко возразила Нана. – Все они скоты, они это любят.
Тем не менее Нана сразу приняла «великокняжеский вид», как любила она выражаться. Она направилась в гостиную, но – Зоя удержала ее и самовольно ввела в будуар маркиза де Шуар и графа Мюффа; по ее мнению так было гораздо лучше.
– Очень сожалею, что заставила вас ждать, – произнесла Нана заученную фразу.
Обе поклонились и сели. От вышитой тюлевой шторы в будуаре стоял полумрак. Это была самая изящная комната во всей квартире, обтянутая светлой материей, с большим мраморным туалетом, с зеркалом в мозаичной раме, с кушеткой и креслами, обитыми голубым атласом. Туалет был завален букетами роз, сирени, гиацинтов, разливавшими дурманящий аромат, а во влажном воздухе, среди приторных испарений, подымавшихся из чашечек с притираниями, проносился более резкий запах, который струили сухие стебельки пачули, мелко нарезанные в одной из ваз. Нана ежилась, запахиваясь в пеньюар, словно ее застигли врасплох во время одевания; кожа ее была еще влажной после ванны, и она смущенно улыбалась, закутываясь в кружева.
– Сударыня, – торжественно начал граф Мюффа, – извините нас за непрошенное вторжение… Мы пришли просить о пожертвовании. Маркиз и я состоим членами благотворительного комитета этого округа.
Маркиз де Шуар поспешил любезно добавить:
– Узнав, что в этом доме живет великая артистка, мы решили обратиться к вам с просьбой помочь беднякам… талант и доброе сердце всегда способствуют друг другу.
Нана разыгрывала из себя скромницу. Она слегка кивала головой и в то же время быстро соображала про себя: как видно того, который помоложе, привел старик, – уж очень у старого глаза блудливые. Но и с тем – молодым – надо держать ухо востро, у него как-то странно вздуваются жилы на висках; он и сам мог бы найти сюда дорогу. Ну, конечно, они узнали от консьержа, что она здесь живет, и каждый теперь хлопочет за себя.
– Вы не ошиблись, обратившись ко мне, господа, – благосклонно проговорила Нана.
Раздался звонок, от которого Нана слегка вздрогнула. Еще один гость! А несносная Зоя всех впускает! Нана продолжала:
– Так приятно, когда можешь помочь.
В глубине души она чувствовала себя польщенной.
– Ах, сударыня, – проговорил маркиз, – если бы вы знали, какая здесь нищета! В нашем округе свыше трех тысяч бедных, а между тем он считается одним из наиболее обеспеченных. Вы и представить себе не можете, сколько нуждающихся: голодные дети, больные женщины, лишенные всякой помощи, умирающие от холода…
– Бедняки! – воскликнула растроганная Нана.
Она до того разжалобилась, что глаза ее наполнились слезами. Нана, забывшись, нагнулась, и пеньюар распахнулся, открывая шею, под тонкой тканью его обрисовывались красивые линии бедер. На землистых щеках маркиза выступила краска. Граф Мюффа, собиравшийся что-то сказать, опустил глаза. В комнате было слишком жарко; воздух был тяжелый и душный, как в теплице. Розы увядали, пачули в вазе издавали одуряющий аромат.
– В таких случаях хочется быть очень богатой, – добавила Нана. – Но каждый дает, сколько может… Поверьте, господа, если бы я знала…
Она была так растрогана, что чуть было не сказала глупость. Вовремя спохватившись, Нана так и не кончила фразы. Она немного смутилась, забыв, куда положила пятьдесят франков, когда снимала платье. Но смущение ее длилось недолго; она вспомнила, что деньги должны быть тут, на туалете, под опрокинутой банкой помады. Когда она встала, снова раздался звонок. Ну, вот, еще один, – этому конца не будет! Граф и маркиз также поднялись; старик насторожился, повернувшись к двери: очевидно, он знал, что означают эти звонки. Мюффа посмотрел на него, но тот час же отвернулся. Они стеснялись друг друга, поэтому оба снова стали сдержанны. Граф был широкоплечий, плотный, с густой шевелюрой; маркиз старался расправить свои худые плечи, на которые ниспадали редкие седые волосы.
– Ну, господа, вы уходите от меня порядком нагруженные, честное слово! – воскликнула Нана и рассмеялась, протягивая им десять тяжелых серебряных монет. – Но ведь это для бедных…
И на подбородке у нее появилась очаровательная ямочка. С обычным добродушием, без всякой рисовки, она протянула на ладони стопку монет, словно говоря: «Ну-ка, кто возьмет?» Граф оказался проворнее своего спутника и взял деньги, но одна монета еще оставалась на ладони, и, беря ее, он поневоле коснулся теплой и влажной ладони Нана. Это прикосновение вызвало в нем дрожь. А Нана, развеселившись, все смеялась.
– Вот, господа, – проговорила она. – Надеюсь, в другой раз я дам больше.
У гостей уже не было повода оставаться дольше; они попрощались и направились к двери. В ту минуту, как они собрались выйти, снова раздался звонок. Маркиз не скрыл улыбки, а по лицу графа пробежала тень, и лицо его стало еще суровее. Нана задержала их на несколько секунд, чтобы дать возможность Зое найти уголок для вновь пришедшего. Пана предпочитала, чтобы посетители ее не встречались. Но на этот раз гостя некуда было поместить, поэтому она почувствовала облегчение, увидев, что гостиная пуста. Уж не в шкаф ли их всех Зоя посадила!
– До свидания, господа, – сказала Нана, проводив их.
Она очаровывала их своим смехом, блеском глаз. Граф Мюффа поклонился смущенный, не смотря на большую светскую выдержку; ему хотелось выйти на воздух, у него кружилась голова в этой душной комнате, пропитанной запахом цветов и женского тела. А за его спиной маркиз де Шуар, лицо которого вдруг исказилось, подмигнул Нана, зная, что никто его не видит.
Вернувшись в будуар, где ее поджидала Зоя с письмами и визитными карточками посетителей, молодая женщина воскликнула, смеясь:
– Вот прощелыги-то! Плакали мои пятьдесят франков.
Она нисколько не сердилась, ей было смешно, что мужчины забрали у нее деньги. А все-таки они свиньи – ведь у нее не осталось ни единого су! Но увидев письма и визитные карточки, она опять вспылила; хорошо бы только письма, – это объяснения в любви тех мужчин, которые рукоплескали ей вчера. Ну, а гости пусть убираются к черту.
Зоя разместила их где только можно; она заметила, что квартира очень удобна – из каждой комнаты есть отдельный выход в коридор, не то, что у Бланш, где приходилось проходить через гостиную; немало там хлопот было из-за этого.
– Гоните их вон, – проговорила Нана, – и прежде всех «черномазого»!
– Его-то я давным-давно спровадила, сударыня, – ответила Зоя, улыбаясь. – Он только пришел предупредить, что не может вечером прийти.
Какая радость! Нана захлопала в ладоши. Он не придет, вот счастье-то! Значит, она свободна! Нана вздохнула с таким облегчением, словно избавилась от гнусной пытки. Она сразу подумала о Дагнэ. Бедный котик, ведь она ему только что написала, чтобы он ждал до четверга! Пускай же г-жа Малуар поскорее напишет ему другое письмо! Но Зоя сказала, что г-жа Малуар, по-своему обыкновению, незаметно улизнула. Тогда Нана, намереваясь сперва послать к Дагнэ нарочного, заколебалась. Она очень устала. Проспать целую ночь, что за наслаждение! В конце концов мысль об этом удовольствии восторжествовала. Может же она себе позволить такую роскошь!
– Лягу спать, как только вернусь из театра, – прошептала она, предвкушая это удовольствие – и ты разбудишь меня не раньше двенадцати.
Затем добавила, повысив голос:
– Ну, а теперь спусти-ка с лестницы остальных!
Зоя не двигалась с места. Она никогда не позволяла себе открыто давать Нана советы, но при случае ухитрялась удерживать ее от необдуманного поступка, который Нана могла сгоряча совершить.
– Штейнера тоже гнать? – отрывисто спросила она.
– Конечно, – ответила Нана, – его прежде всех.
Горничная подождала немного, чтобы дать Нана время одуматься. Неужели ей не лестно отбить у соперницы, у Розы Миньон, такого богатого покровителя, которого знают во всех театрах?
– Поспеши, моя милая, – возразила Нана, прекрасно понимая, к чему клонит Зоя, – да скажи ему, что он мне надоел.
Вдруг она одумалась: а что, если завтра у нее явится это желание, – и она крикнула по-мальчишески задорно, смеясь и подмигивая:
– Ну что ж, если я захочу заполучить Штейнера, то самый лучший способ – вытурить его сейчас!
Зоя была поражена. Охваченная внезапным восхищением, она посмотрела на свою госпожу и, больше не колеблясь, пошла выпроваживать Штейнера.
Нана подождала несколько минут, чтобы дать Зое время «вымести сор», как она выражалась. Кто мог подумать, что ей устроят такую «осаду»! Нана высунула голову в дверь гостиной; там было пусто. В столовой тоже. Но когда она, продолжая осмотр, в полной уверенности, что никого больше нет, отворила дверь в маленькую комнатку, то неожиданно обнаружила какого-то юношу. Он сидел на сундуке очень смирно и очень чинно, держа на коленях огромный букет.
– Ах ты, господи, – воскликнула она, – да тут еще кто-то есть!
Увидев Нана, юноша вскочил красный, как мак. Он не знал, куда девать букет, и перекладывал его из одной руки в другую, задыхаясь от волнения. Его смущение, его забавная фигура с цветами в руках тронули Нана. Она от души расхохоталась. Значит, и младенцы туда-же! Теперь мужчины являются к ней чуть ли не из пеленок! Она совсем разошлась, хлопнула себя по ляжкам и развязно спросила:
– А тебе чего, может, нос вытереть?
– Да, – ответил тихий, умоляющий голос.
Этот ответ еще больше развеселил Нана.
Ему было семнадцать лет, и звали его, Жорж Югон. Он был накануне в «Варьете» и вот пришел к ней.
– Это мне цветы?
– Да.
– Давай их сюда, дуралей!
Когда она взяла у него букет, он бросился целовать ее руки с жаром, свойственным его возрасту. Нана пришлось его ударить, чтобы он отпустил ее. Сопляк еще, а какой надоедливый! Но хотя Нана и бранила его, она вся зарделась, улыбаясь. Спровадив юношу, она разрешила ему прийти еще раз. Он вышел шатаясь, не сразу найдя двери.
Нана вернулась в будуар, куда сейчас же пришел Франсис, чтобы закончить ее прическу. Она совершила свой полный туалет лишь вечером. Она молча сидела перед зеркалом, задумавшись о чем-то и послушно наклоняя голову под искусными руками парикмахера, когда вошла Зоя.
– Сударыня, там один не хочет уходить.
– Что ж, пусть остается, – ответила спокойно Нана.
– И новые все приходят.
– Пусть приходят! Скажи им, чтобы ждали. Проголодаются – уйдут.
Теперь Нана относилась ко всему этому иначе: она была в восторге от того, что может дурачить мужчин. Ей пришла в голову мысль, окончательно развеселившая ее: она вырвалась из рук Франсиса и побежала закрывать дверь на задвижку. Теперь пусть заполняют соседнюю комнату – стенку ведь они не выломают! А Зоя может ходить через маленькую дверь, ведущую в кухню. Между тем звонок не унимался. Каждые пять минут, с точностью заведенной машины, повторялся резкий, пронзительный звон. Нана развлекалась, считая звонки, потом вдруг вспомнила:
– Где же мой засахаренный миндаль?
Франсис также забыл о нем. Вынув из кармана сюртука кулек, он учтиво протянул его сдержанным жестом светского человека, который преподносит подарок знакомой даме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10