Версию о насильственной смерти царя высказывали русский Тимофеев, поляк Жолкевский, голландец Масса и француз Делавиль. Говорили и о причастности к смерти царя Годунова. Смерть тирана выгодна очень многим, поэтому мы не беремся судить о достоверности этих сообщений. Царский трон занял Федор Иванович, а власть перешла к регентскому совету из пяти лиц: брата Анастасии Романовой Никиты Юрьевича, героя обороны Пскова Ивана Петровича Шуйского, многолетнего думского головы Ивана Федоровича Мстиславского, бывшего опричника и последнего фаворита Грозного Богдана Яковлевича Вельского (не имевшего никакого отношения к Гедиминовичам князьям Вельским) и Бориса Федоровича Годунова.
Регенты при Федоре Ивановиче перессорились столь же быстро, как и регенты при маленьком Иване и Елене Глинской. Зачинщиком раздора обычно выступает тот, кто считает, что сила на его стороне. Так думал Богдан Вельский, поскольку мог рассчитывать на поддержку «двора», который Р.Г. Скрынников называет двойником опричнины. Власть если не в Москве, то хотя бы в Кремле перешла к Вельскому. Однако земские дворяне отказались подчиняться временщику. Тогда Вельский собрал в Кремле дворовое войско и попытался уговорить царя Федора возродить опричнину, рассчитывая распустить регентский совет и править единолично. Попытка переворота стала толчком к восстанию.
Среди горожан распространилась весть, что «Богдан Белской своими советники извел царя Ивана Васильевича, а ныне хочет бояр побити». Возбужденные москвичи «с великою силою» подошли к Кремлю. Царь послал Юрьева, Мстиславского и дъяков Щелкаловых выяснить причины волнений. В ответ они услышали: «Выдайте Богдана Белского!» Некоторые очевидцы, в частности голландский купец Исаак Масса, отмечали популярность среди восставших Никиты Юрьевича Романова. «Вооружившись луками, копьями, дубинами и мечами, народ ринулся к Кремлю, ворота которого были заперты. Поэтому они разгромили все лавки и арсенал, откуда взяли оружие и порох, намереваясь взломать ворота, и кричали: „Выдайте нам Никиту Романовича!“ Народ был весьма расположен к нему и страшился, что его изведут во время междуцарствия, ибо по причине своей добродетели имел он, по мнению народа, много врагов во дворе».
Вельский был низвержен. Годунов и Вельский, в недавнем прошлом худородные опричники, были союзниками и скорее всего, единомышленниками. Не зря разгоряченная толпа требовала расправы не только над любимцем Грозного, но и над Годуновым, видя в нем сторонника реставрации опричных порядков. Борис Федорович, как всегда мгновенно оценив обстановку, отрекся от Вельского, тем самым сохранив свое положение.
В эти тревожные апрельские дни 1584 года первым лицом в государстве стал Никита Юрьев. «Когда я выехал из Москвы? Никита Романович и Андрей Щелкалов считали себя царями и потому так и назывались многими людьми… Сын покойного царя Федор и те советники, которые достойны были управлять, не имеют никакой власти». Английский посол Боус, подразумевавший под достойными людьми Годунова, выехал из Москвы 12 мая. Но уже через несколько дней обстановка изменилась. 24 мая, явно по наущению Годунова, царевича Дмитрия вместе с родственниками Нагими выслали в Углич. 31 мая в день коронации Феодора Годунов получил должность конюшего, упраздненную Грозным. Во время венчания в собор царя сопровождали шестеро Годуновых.
Очевидно, что, по мере того как забывалась тревога, порожденная земским выступлением, опытный интриган Годунов, пользуясь поддержкой дворцового аппарата и влиянием на государя, все больше забирал власть в свои руки. Сознавая, что народ не допустит возвращения опричных порядков и открытую узурпацию власти, Борис Федорович стал действовать исподволь с помощью испытанных аппаратных маневров. В 1584/1585 году Дума выросла вдвое. Причем половина новых думцев принадлежала к годуновской группировке, что резко изменило соотношение сил в боярском синклите. Годунов, став конюшим, возглавил к тому же Земский приказ. Григорий Васильевич Годунов стал дворецким, Степану Васильевичу доверили Посольский приказ, Ивану Васильевичу – Стрелецкий. Исследователи отмечают смену воевод в крупнейших городах, в чем также угадывается рука царского шурина.
Но в это же время усиливаются и позиции Шуйских. Становятся боярами Василий, Андрей и Дмитрий Шуйские. Ставленник суздальского клана Владимир Головин возглавил Казенный приказ. Похоже, что Годуновы и Шуйские достигли некой договоренности о разделе сфер влияния и о союзе против общих недругов. В результате этих договоренностей пострижен в Белоозере старый глава Думы Иван Мстиславский, а его сын Федор, занявший место отца в Думе с осени 1585 года, влиянием не пользовался.
В апреле 1586 умер Никита Романович Юрьев. Таким образом, спустя два года после смерти Грозного на политической сцене осталось двое из пяти назначенных им регентов – царский шурин Борис Годунов и прославленный военачальник Иван Шуйский. «Известно, как дорог бывает для народа один успех среди многих неудач, как дорог бывает для народа человек, совершивший славный подвиг, поддержавший честь народную в то время, когда другие теряли ее, – пишет С.М. Соловьев, – неудивительно потому встречать нам известие, что князь Иван Петрович Шуйский пользовался особенным расположением горожан московских, купцов и черных людей».

Князь Василий Иванович Шуйский
Казалось, для князя Ивана не составляло труда одолеть непопулярного Годунова. Если бы он решил опереться на горожан и с помощью силы одолеть своего противника, никакие таланты царедворца не спасли бы многомудрого Бориса Федоровича. Летом 1586 года казалось, этот сценарий начинает воплощаться в жизнь: в Москве вспыхнул мятеж против Годунова. Москвичи «восхотеша его со всеми сродницы без милости побити каменьями». По мнению С.Ф. Платонова, «это было очень крупное дело, захватившее все слои московского населения, от митрополита и знатного боярина до простых служилых людей, государевых и боярских, и до торгового посадского люда».
Митрополит Дионисий выступил посредником: он позвал и Годунова, и Шуйских к себе, умолял помириться. В то время как бояре были у митрополита, у Грановитой палаты собралась толпа торговых людей. Когда князь Иван Петрович объявил купцам, что они, Шуйские, с Борисом Федоровичем помирились; из толпы выступили два купца и сказали ему: «Помирились, вы нашими головами: и вам от Бориса пропасть, да и нам погибнуть». Р.Г. Скрынников полагает, что Шуйские не воспользовались благоприятным моментом для расправы над Годуновыми по той причине, что не они выступали зачинщиками волнений.
С данным предложением стоит согласиться. Однако кто же в таком случае затеял бунт против царского шурина? Мы можем назвать только одну силу, способную поднять народ на мятеж, – Романовы-Юрьевы. Именно потому Шуйские не поддержали антигодуновское выступление, ведь в случае его успеха другая могущественная фамилия получала бы преимущество.
Князь Иван Петрович и его родня избрали другой способ, дабы отрешить от власти Годунова – пользуясь поддержкой митрополита Дионисия и крутицкого епископа Валаама, они решили развести Федора с Ириной Годуновой. Митрополит сочинил челобитную на имя царя, упрашивая государя, чтобы тот «чадородия ради второй брак принял, а первую свою царицу отпустил во иноческий чин». Царица могла повторить судьбу жены Василия III Соломонии Сабуровой, дальней родственницы Годунова. Иван, Петр Шуйский и другие бояре, гости московские и все люди купеческие, созвав своего рода земское совещание, согласились и утвердились рукописанием бить челом о разводе.
План Шуйских имел свои преимущества. Даже если бы недругам Бориса Федоровича удалось под давлением земцев удалить того от двора, сохранилась бы реальная угроза того, что конюший сможет воздействовать на царя посредством Ирины. Заменив Годунову своей родственницей Мстиславской, Шуйские лишали своего противника важного преимущества. Однако они плохо изучили натуру Федора Ивановича. Царь трепетно дорожил своей супругой. Редкий монарх был так счастлив в браке (увы, если бы не бесплодие Годуновой…). Последний Рюрикович ценил свое семейное счастье и умел его защищать. Будучи царевичем, он нашел в себе силы перечить воле Грозного, будучи царем, отмел боярские уговоры.
Победа над Шуйскими не оказалась бы столь решительной, если бы Годунову не удалось заручиться поддержкой романовского клана. Против развода с царицей Ириной выступили сыновья Никиты Романовича Федор и Александр Романовы, их родня Сицкий и Троекуров. Прежде Шуйские помешали Романовым одолеть временщика, теперь же Романовы сорвали замысел суздальских Рюриковичей. Так противники Годунова усердно подталкивали его к вершинам власти, готовя погибель себе и своим сторонникам. Нескоро, аж через десять лет, Годунов отблагодарит Никитичей, затеяв против них (как всегда чужими руками) местническую интригу, в результате которой униженные Романовы потеряли изрядную долю своего политического веса.
Провал затеи Шуйских привел к казни шести торговых людей, вмешавшихся в дело о разводе царя. Шуйские были отправлены в ссылку. Из нее вернулся только будущий «боярский царь» Василий Иванович Шуйский. Князя Андрея удавили в Каргополе, а Ивана Шуйского люди Бориса схватили в Суздале и отвезли на Белоозеро, где замучили «огнем и дымом». Герой Пскова, как и герой битвы при Молодях 1572 года Михаил Воротьшский, принял мученическую смерть от рук «благодарных» соотечественников.

Боярин Федор Никитич Романов
Дионисий и Варлаам попытались предотвратить новый виток репрессий: «видя изгнание бояром и видя многие убивство и кровопролитие и начата обличати и говорити царю Федору Ивановичу неправду Годунова». Но заступники сами подверглись опале, как выразился летописец, «собрали углие на свою главу». В октябре 1586 года Дионисия, по замечанию А.В. Карташева, «человека с дарованиями и характером», лишили сана и сослали в Хутынский монастырь.
Раз уж мы заговорили о делах церковных, то стоит отметить, что в эти времена рознь между заволжцами и любостяжателями давала о себе знать. Так, рязанский епископ Леонид жаловался Федору Иоанновичу на то, что ростовский владыка Евфимий обзывал волоцких постриженников «не осифлянами, а жидовлянами».
Обреченные Рюриковичи
Царский шурин одержал безоговорочную победу, сосредоточив в своих руках всю полноту власти, чего в Москве не собирались скрывать. Напротив, русские послы получили наказ растолковать иноземцам, что Борис Федорович «начальный человек в земле, а вся земля от государя ему приказана, и строение его в земле таково, каково николи не бывало». Действительно, в 1595 году Годунов получил титул «правителя», не имеющий прецедентов в русской истории. Флетчер писал, что Борис Федорович может считаться «по власти и могуществу царем Русским». Джером Горсей обращался к нему так: «Ты сам великий государь, Борис Федорович; как скажешь слово, так и будет!» «Эти слова не были ему неприятны, как я заметил, – он уже домогался венца», – резюмирует Горсей.
15 мая 1591 года совершилось трагическое событие, имевшее важное значение для судеб России: в Угличе погиб царевич Димитрий Иванович. За два года до этого Флетчер сообщал, что жизнь Димитрия «находится в опасности от покушений тех, которые простирают свои виды на обладание престолом в случае бездетной смерти царя». Англичанин прозрачно намекал на царского шурина. «Достигнув первенства, Годунов должен был подумать о будущем, и будущее это было для него страшно, тем страшнее, чем выше было его положение настоящее: у Феодора не было сына, при котором бы Годунов, как дядя, мог надеяться сохранить прежнее значение, по крайней мере, прежнюю честь; преемником бездетного Феодора долженствовал быть брат его, Димитрий, удаленный в Углич при воцарении старшего брата…» – пишет С.М. Соловьев. Остается добавить, что Димитрий по общему отзыву современников ненавидел Бориса, видя в нем главного зачинщика своей ссылки.
В Углич отправилась следственная бригада во главе с князем Василием Шуйским, по милости правителя вернувшегося из ссылки живым и здоровым. Несмотря на выводы комиссии, установившей, что царевич укололся ножиком в припадке падучей болезни, мало кто верил в официальную версию. Годунова и прежде недолюбливали. Теперь всякое несчастье – будь то пожар или татарский набег – объясняли происками конюшего.
«Мне грустно было видеть, как в сердцах и мнении большинства возрастала ненависть к правителю за его лицемерие и жестокость, которую еще более преувеличивали». – Горсей симпатизировал царскому шурину. Сочувственно относился к Годунову Иван Катырев – Ростовский. Тем не менее князь прибавлял, что «ко властолюбию ненасытное желание» погубило душу Бориса. Поклонник годуновских талантов С. Ф.Платонов отмечал, что Катырев-Ростовский тем самым «отдавал дань общим воззрениям той эпохи». Но каким же образом сформировались эти самые «общие воззрения»? Неужели исключительно благодаря стараниям позднейших апологетов Шуйских и Романовых? У нас нет оснований сомневаться в неприязненном отношении большинства современников к новоявленному правителю Руси.
Это не означает, что у нас есть основания категорично обвинять Годунова в смерти Димитрия Ивановича. Стоит согласиться и с таким известным доводом в пользу его невиновности: в мае 1591 года Димитрий еще не представлял прямой угрозы для далеко идущих планов Бориса Федоровича. Но если бы смерть царевича открывала Годунову путь к престолу, убоялся бы он кровопролития? Не в мае 1591-го, так в другой день и год – Димитрий был обречен. Эта обреченность сквозит в реплике Флетчера, эту обреченность чувствовали и переживали русские люди. Поэтому, когда в январе 1598 года Федор Иванович умер бездетным и род Рюриковичей пресекся, в глазах народа главным виновником этой драмы стал Борис Федорович Годунов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70