- спросил торговец, по-ближневосточному похрустывая голосом на согласных.
- Завтра, скорее всего. Или послезавтра.
- Лучше послезавтра. Завтра я вывожу все семейство на Джонс-Бич. А вы привезете с собой двенадцать тысяч, на которых мы порешили?
- У меня будет десять тысяч, как мы и договаривались.
- А было только десять? - голосом, исполненным печали, спросил торговец.
- Было только десять.
- Что я делаю, Джонатан? Я позволяю дружеским чувствам, которые я к вам испытываю, ставить под угрозу будущее моих детей. Но - сделка есть сделка. Я философ. Я умею проигрывать с достоинством. Только обязательно привозите деньги до полудня. Мне не безопасно держать товар здесь. К тому же у меня появился и другой потенциальный покупатель.
- Вы лжете, разумеется.
- Я никогда не лгу. Я ворую. Другой покупатель есть. За двенадцать тысяч. Он связался со мной сегодня. Итак, если не хотите потерять картину, поспешите. Вы меня понимаете?
- Я вас понимаю.
- Прекрасно. Значит, так тому и быть! Как семья?
- Я не женат. Мы эту сцену каждый раз разыгрываем - вы постоянно меня спрашиваете, как семья, а я вам постоянно напоминаю, что никакой семьи у меня нет.
- Да, я забывчив. Помните, я же забыл, что мыс вами договаривались на десять тысяч. Но, если серьезно, вам нужно завести семью. Без детей, на которых нужно работать, что такое жизнь? Ответьте-ка мне на это.
- Увидимся послезавтра.
- Жду с нетерпением. Будьте пунктуальны, Джонатан. Другой покупатель есть.
- Вы уже говорили.
Повесив трубку, Джонатан несколько минут мрачно сидел за письменным столом. Настроение было испорчено - он боялся потерять Писсарро. Он задумался: что же на уме у этого змея-Дракона.
- Может, хоть мячиками трахнемся? - через весь корабль прокричала Черри.
Делать кислую рожу было совершенно бесполезно, и он согласился. Гроза отмыла небо от облаков, и день был ослепительно солнечный. Они с часок поиграли в теннис, потом выпили по бутылочке шампанского. Она подражала его святотатственной манере пить вино из горлышка, как пиво. Потом они охладились купанием в бассейне. Черри плавала в своих теннисных шортиках, и, когда вылезла, они были совсем прозрачные.
- Чувствую себя итальянской кинозвездочкой, - заметила она, поглядывая на темный треугольный щиток, просвечивающий сквозь шорты.
- Я тоже, - сказал он и рухнул на горячий песок.
Они вели светскую беседу, а она тем временем горстями сыпала песок ему на спину. Она вскользь заметила, что собирается на выходные с друзьями съездить на мыс, и пригласила его. Он отказался - ее слишком молодые и слишком раскованные друзья смертельно утомляли его своими бродяжьими наклонностями и дебильностью.
По пляжу пронесся порыв холодного ветра, предвещая, что к вечеру снова будет дождь, и Черри, предложив, без особой надежды на успех, чтобы Джонатан взял ее с собою в теплую постель, отправилась домой.
Возвращаясь в церковь, Джонатан увидел мистера Монка. Он даже подумал, а не свернуть ли назад - до того хотелось избежать встречи. Но затем, устыдившись, что боится собственного садовника, смело пошел вперед. Мистер Монк был лучшим садовником Лонг-Айленда, но за его услугами особо длинной очереди не возникало. Этот законченный параноик вывел для себя теорию, что все цветы, трава и кусты - его заклятые личные враги, которые стремятся разделаться с ним средствами столь же дьявольскими, сколь и изощренными. Обычно он выпалывал сорняки, стриг кусты и косил траву с радостью садиста и энергией кровного мстителя, постоянно обрушивая на вражескую флору поток ругательств, связанных исключительно с физиологическими отправлениями. И, словно в отместку ему, сады и лужайки под его рукой благоденствовали. Он же считал это преднамеренным личным оскорблением и еще больше неистовствовал.
Он ворчал себе под нос, посредством лопаты подвергая суровому наказанию газон цветочной клумбы, когда к нему с почтительным видом подошел Джонатан.
- Как идут дела, мистер Монк? - осторожно спросил он.
Чего? А, это вы, доктор Хэмлок. Отвратительно - вот как дела идут! Этим говенным цветам знай только воду подавай! Воду, воду, воду! Прямо алкаши какие-то, и какашками закусывают! Эй, а что за такой купальник был на соседской дамочке? Все титьки насквозь видно. Они у нее немножко сикось-накось, это уж точно... Не, вы на лопату эту полюбуйтесь! Аж пополам согнулась! Те еще лопаты делают нынче! Вот, помню, были времена, когда лопаты...
Джонатан виновато промямлил: "Ну, ничего, ничего..." - и быстренько сбежал домой.
Оказавшись под прохладной и надежной сводчатой крышей, Джонатан почувствовал голод. Он состряпал подобие обеда из орехов макадамии, краковской колбасы, яблока и полбутылочки шампанского. Потом он закурил кальян и расслабился, намеренно не прислушиваясь к телефону. С Драконом он пообщается, когда будет готов.
Чтобы немного развеяться, он спустился в галерею и провел некоторое время наедине со своими картинами. Получив от них все то, что он на тот момент способен был получить, он сел за стол и, не слишком сосредоточиваясь, посидел над просроченной статьей о Лотреке. Но все было бесполезно. В мыслях он постоянно возвращался к намерениям Дракона и к Писсарро, который мог от него уплыть. Последнее время он уже четко знал, хотя и избегал оформить для себя эту мысль словами, что больше на ЦИР работать не сможет. Совесть тут, разумеется, никакой роли не играла. Единственные угрызения, которые он испытывал от того, что влез в этот презренный шпионский мирок, порождались неприятными ощущениями от необходимости вступать с этим мирком в соприкосновение. Тут, вероятно, была и усталость. Возможно, перенапряжение. Если бы он только мог вести такой образ жизни, не связываясь со всякими Драконами, Поупами, Меллафами...
Майлз Меллаф. Вспомнив это имя, Джонатан сжал зубы. Почти два года он ждал, чтобы судьба предоставила ему случай поквитаться с Майлзом, ждал терпеливо. Не уплатив по этому счету, он не имел права выйти из-под крыла ЦИРа.
Очень немногим удавалось растопить броню ледяной отрешенности Джонатана. Тем, кому это удавалось, он был предан как собака, но и от друзей требовал того же. За всю жизнь только четыре человека получили право называться друзьями - рискуя тем самым сделаться и его смертельными врагами. Был Биг-Бен - Бен Боумен, которого он не видел уже три года, но с которым когда-то ходил в горы и пил пиво. И был Анри Бак, французский шпион-профессионал, у которого был дар находить во всем смешное и которому два года назад распороли живот. И был Майлз Меллаф, виновный в смерти Бака, хотя и был ближайшим другом и Джонатана, и Анри.
Четвертым был грек по прозвищу Грек. Он предал Джонатана во время одной из санкций. Только удача и отчаянный заплыв на четыре мили в ночном море спасли тогда Джонатана от верной гибели. По идее, у Джонатана должно было хватить жизненного опыта, чтобы понять, что человек, доверяющий греку-киприоту, достоин участи троянцев. Но это не помешало ему спокойно выждать, пока случай не свел его с Греком в Анкаре. Грек не знал, что Джонатану известно, кто продал его - возможно, будучи греком, он попросту забыл про этот случай, - и поэтому без колебаний принял в дар бутылку столь любимого им аррака. Однако содержимое бутылки было предварительно обработано. Старый турок, проделавший эту операцию, прибег к старинному методу - сжег семена ядовитого дурмана, собрал дым в глиняный кувшин и затем налил аррак в этот кувшин.
Ныне Грек пребывает, и до конца дней своих будет пребывать, в сумасшедшем доме. Там он скрючившись сидит в уголке, раскачивается взад-вперед и бесконечно тянет одну и ту же ноту.
Разобравшись с Греком, Джонатану осталось теперь решить вопрос с Майлзом Меллафом. Джонатан был уверен, что в один прекрасный день он несказанно удивит Майлза своим внезапным появлением.
Оглушительный звонок телефона прервал поток черных дум.
- Хэмлок? Поступил рапорт из Монреаля. Славная работа, приятель. Клемент Поуп, наглый, как страховой агент. Вполне достаточно, чтобы Джонатан взбесился.
- Сегодня, Поуп, в почтовом ящике не было моих денег.
- Да ну? И что?
Джонатан сделал глубокий вдох, чтобы не сорваться окончательно.
- Соедините меня с Драконом.
- А почему не со мной? Я все могу устроить.
- Тратить время на разговоры с лакеями я не намерен. Дракона на провод!
- Может, я подъеду и мы спокойно обо всем поговорим?
Поуп издевался. Он знал, что Джонатан не может позволить себе показаться в его обществе. Поскольку Дракон был обречен на затворничество, лицо Клемента Поупа стало для всех символом Отдела СС. Показаться в его компании было все равно, что прилепить наклейку "Поступайте в ЦИР" на бампер собственного автомобиля.
- Хочешь получить свои деньги, приятель, - с нами не ссорься. По телефону Дракон говорить не станет, но он тебя примет.
- Когда?
- Сейчас. Он желает, чтобы ты немедленно сел на поезд.
- Ладно. Только напомни ему, что эти деньги нужны мне чрезвычайно.
- Так я уверен, что он уже об этом знает, друг ситный.
Поуп повесил трубку.
"Однажды, - пообещал Джонатан сам себе, - я окажусь с этим подонком наедине, в одной комнате, минут на десять..."
Тщательно все обдумав, он согласился и на пять.
НЬЮ-ЙОРК, 11 ИЮНЯ
- Сегодня вы особенно привлекательны, миссис Цербер.
Она даже не соизволила поднять голову.
- Тщательно вымойте руки вон в той раковине. Мыло возьмите зеленое.
- Это что-то новенькое.
Джонатан проследовал к раковине больничного вида, над которой вместо обычного поворотного крана висел локтевой рычаг, как у хирургической мойки.
- Лифт грязный, - произнесла она голосом столь же ржавым, как и цвет ее лица. - А мистер Дракон в ослабленном состоянии. Он приближается к концу фазы.
Это означало, что Дракону вскоре предстоит полугодичное полное переливание крови.
- Вы собираетесь стать донором? - спросил Джонатан, растирая руки под струей горячего воздуха.
- У нас разные группы крови.
- Мне послышалась нотка сожаления?
- У мистера Дракона очень редкая группа крови, - заявила она с заметной гордостью.
- Во всяком случае, среди людей. Теперь можно войти?
Она смерила его диагностическим взглядом.
- Простуда? Грипп? Несварение?
- Немного задница побаливает, да и то недавно.
Миссис Цербер нажала кнопку на своем столе и махнула ему рукой проходите! - без всяких комментариев.
В темном тамбуре не было привычного тускло-красного света, но жара была, как всегда, удушливая. Дверь в кабинет Дракона открылась со щелчком.
- Заходите, Хэмлок. - В металлическом голосе Дракона слышалось слабое дребезжание. - Извините за отсутствие красного света. Я слабее, чем обычно, и даже маленький свет причиняет мне боль.
Джонатан нащупал спинку кожаного кресла.
- Где мои деньги?
- Узнаю Хэмлока. Сразу к делу. Не тратя времени на пустой обмен любезностями. Неизгладимый след трущоб.
- Мне нужны деньги.
- Разумеется. Без денег вам не оплатить содержание дома, не говоря уж о покупке столь вам желанного Писсарро. Кстати, я слышал, что у картины появился и другой покупатель. Жаль будет, если вы ее упустите.
- Вы хотите их зажать?
- Позвольте отвлеченный вопрос, Хэмлок. Что бы вы сделали, если бы мне пришлось задержать выплату?
- Зажег бы вот это.
Джонатан просунул пальцы в карман рубашки.
- Что у вас там?
В голосе Дракона не слышалось тревоги - он знал, как тщательно его подручные обыскивают всякого входящего.
- Бумажные спички. Вы имеете хоть малейшее представление, как вам будет больно, когда я начну зажигать их одну за другой?
Тонкие пальцы Дракона инстинктивно взмыли к бровям, он знал, что его бесцветная кожа никак его не защитит. С напускной бравадой он сказал:
- Превосходно, Хэмлок. Вы подтвердили мою уверенность в вас. В будущем моим людям придется искать и спички тоже.
- Мои деньги?
- Вот они. На столе. Поверьте, я с самого начала собирался передать их вам. Я придерживал их только затем, чтобы гарантировать ваш приход сюда. Выслушайте мое предложение. Ха. Ха. Ха. Со спичками это вы неплохо придумали!
Смех перешел в слабый судорожный кашель, и на некоторое время Дракон лишился дара речи.
- Извините, я и в самом деле неважно себя чувствую.
- Для вашего успокоения, - сказал Джонатан, засовывая пухлый конверт в карман пиджака, - должен сообщить вам, что спичек у меня нет. Я никогда не курю на людях.
- Конечно же! Я и забыл. - В его голосе слышалось неподдельное одобрение. - Очень здорово! Извините, если я показался вам чрезмерно агрессивным. Я сейчас болен и потому непомерно вередлив.
Джонатан улыбнулся редкому слову. Да, английский был для Дракона неродным, и это ощущалось как раз в таких моментах - непривычный подбор слов, излишне четкое произношение, неправильное использование идиом.
- К чему вы клоните, Дракон?
- У меня есть работа, которую вы обязаны взять.
- У меня такое впечатление, что об этом мы уже говорили. Вам известно, что я никогда не беру работу у вас, если не испытываю нужды в деньгах. Почему вы не используете ваших штатных санкционеров?
- Я так бы и сделал, если бы была возможность. От вашего своенравия я, поверьте, не в восторге. Но для этого задания требуется опытный альпинист, а наш Отдел, как вы можете догадываться, не изобилует людьми с подобными талантами.
- Но я больше трех лет в горы не ходил.
- Мы это учли. Есть время привести вас в форму.
- Зачем вам альпинист?
- Детали я готов обсуждать лишь в том случае, если вы согласны участвовать в нашей операции.
- В таком случае больше ни слова.
У меня для вас есть и дополнительный стимул, Хэмлок.
- Да?
- К этой операции причастен один из наших бывших работников и, по-моему, ваш бывший друг. - Дракон для пущего эффекта выдержал паузу. Майлз Меллаф.
Через секунду Джонатан ответил:
- Майлз вас не касается. Я о нем сам позабочусь.
- Упрямый вы человек, Хэмлок. Остается надеяться, что вы не сломаетесь, когда вас принудят гнуться.
- Принудят - как?
- Ну что-нибудь придумаю. - Голос Дракона сильно дрожал, он прижал руку к груди, чтобы ослабить боль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40