Они вошли.
Калитка снова скрипнула на петлях, по гравию зашуршали шаги.
– Ты тоже слышал? – спросил один из них.
– Да, – ответил второй. – Может быть, это пустяки? ... Кошка, например?..
Тот, кто заговорил первым, держал в руке фонарь. Он осветил левую часть двора и буркнул:
– Кошка не может устроить столько шума.
– Может, она что-нибудь опрокинула?
Человек с фонарем повернулся на каблуках. Луч света упал на стену в метре от Менцеля, съежившегося в кустах, приблизился, почти коснулся ног и снова ушел к дому.
– Если бы кошка что-нибудь опрокинула, – заметил патрульный, – мы бы увидели то, что она опрокинула. Что ты видишь? Ничего, как и я...
Он перевел луч на входную дверь.
– Слева есть свет, – сказал второй, понизив голос.
Они подошли к крыльцу. Мендель вытянул шею, чтобы увидеть, что они делают. Эти болваны, кажется, не собирались уходить.
– Раз есть свет, я позвоню. Они не спят.
Он поднялся по четырем ступенькам, вдавив пальцем кнопку звонка. Послышался мелодичный звук... Полицейский звонил долго.
– Никого нет.
– Но ведь свет горит...
– Это ничего не значит.
Он позвонил снова.
Менцель почувствовал, что его охватывает бешенство; неужели эти идиоты никогда не уйдут? Потом мелькнула мысль: если полицейские не могли заставить открыть им дверь, то как сможет это сделать он, Менцель?
Наконец полицейские решили уйти.
– В конце концов, мы все осмотрели, но ничего не увидели. Мы сделали то, что должны... Не можем же мы заставлять людей вставать в такой час. Скорее всего, ничего и не случилось.
– Да наверняка.
Они вышли со двора, тихо закрыли калитку и ушли.
Снова наступила тишина, слышался только шорох ветра в листве парка. Туман показался Менцелю еще более густым.
Он медленно выпрямился, опираясь на стену, машинально взял чемодан в руку и тихо пошел вдоль кустов, где не было гравия.
Он собирался идти к калитке, но его взгляд, остановившийся на освещенном окне, заметил поднимающуюся тень. Он тут же пригнулся, чтобы его не было видно из-за кустов. Тень человека долго оставалась у окна, потом отошла.
Менцель задумался. В доме кто-то был, и этот кто-то не посчитал нужным открыть дверь, несмотря на требовательные звонки.
Теперь Менцель твердо решил увидеть Артура Ламма.
Что делать?
Ему в голову пришла идея, возможно неплохая. Журналист Ламм вполне мог знать азбуку Морзе. Менцель медленно передаст знаком свою фамилию... В первый раз Ламм, возможно, не поймет, но после нескольких повторений обязательно догадается... Любой человек, даже не умеющий читать, способен узнать сигналы Морзе.
Он пересек дворик, поднялся по ступенькам, нажал пальцем на звонок и начал передавать:
– Дрр...Дрррр...Дрр...
Закончив, он решил сосчитать до тридцати, прежде чем повторить. Он дошел до двадцати, пяти, когда послышался шум отодвигаемого запора, и Эстер Ламм открыла дверь, опираясь другой рукой на трость.
Она прищурила глаза за стеклами очков и вытянула шею, вглядываясь в темноту поверх головы Менцеля, стоявшего неподвижно, словно окаменев.
– Где Артур? – прошептала она.
Какой волшебный голос! Стефан Менцель слегка вздрогнул.
– Не знаю, – ответил он совершенно равнодушным тоном.
Она выглядела огорченной, красивый выпуклый лоб пересекли морщины.
– Не знаете...
Эстер секунду заколебалась, потом, покачнувшись, отступила.
– Входите. Не стойте здесь. Пять минут назад кто-то звонил в дверь.
Он перешагнул через порог, обернулся, чтобы посмотреть, как она запирает замок, и объяснил:
– Это были полицейские. Мне пришлось спрятаться от них в кустах.
– Чего они хотели?
– Ничего. Я сел на корточки, чтобы пропустить их, и уронил чемодан. Шум привлек их внимание...
Он пожирал ее глазами. Она была точно такой, какой он ее себе представлял, только в очках. Она повернулась и пошла в гостиную, опираясь на трость и с трудом переставляя ноги.
– Проходите... Вы мне объясните, что произошло с моим братом.
Он остался стоять неподвижно, увидев, с каким трудом она передвигается. Вывих? Нет, она бы так не хромала. Шагнув следом за ней, он не удержался от вопроса:
– Вы ранены? Это серьезно?
Его голос упал почти до шепота.
– Несчастный случай. Десять лет назад. Я стала калекой до конца моих дней...
– О! – произнес он. – Мне очень жаль...
Она тихо засмеялась:
– Не так сильно, как мне...
Она его смущала.
– Помогите мне.
Он поддержал ее под руку, пока она садилась на диван. Он снял шляпу, поставил чемодан на ковер, развязал пояс плаща и протянул руку к огню, все еще горевшему в камине.
Она натянула полу халата на ноги и заговорила вновь:
– Скажите, почему Артур не пришел вместе с вами?
Он посмотрел на нее, не понимая.
– Артур? Я не видел Артура, – ответил он.
Она нахмурила брови и с упреком сказала:
– Прошу вас, сейчас не время шутить. Он пошел к вам, и вы его видели, раз позвонили условным сигналом...
Он мягко повторил:
– Я не видел Артура.
7
Нестерпимая тишина, густая, хоть режь ножом.
Они пристально смотрели друг на друга, стараясь не обнаружить давивший на них страх.
Часы, стоявшие на камине, начали вызванивать половину третьего.
Они одновременно глубоко вздохнули. Она прошептала, как бы про себя:
– Полный идиотизм. Почему вы это делаете?
Его горло перехватило от внезапного волнения. Ему захотелось встать перед ней на колени, заключить в объятия и поклясться, что он говорит правду. Господи, какая она красивая!.. И какая трогательная! Он чувствовал безумную потребность защитить ее... хотя даже не знал, нуждается ли она в защите... Он еще не был уверен, что она не играет комедию, не окажется его врагом.
Невыносимо.
Он сказал охрипшим голосом:
– Это я звонил вам вечером. Вспомните... Я подумал, что вы его жена... А вы мне ответили, что он ваш брат...
Он увидел, что она дрожит, и ему снова захотелось прижать ее к себе, успокоить... Он понимал, что это невозможно: она начнет кричать.
Их разделяло непонимание.
– Вы сейчас позвонили так, как должен был звонить он, – повторила Эстер взволнованным голосом.
Менцель попытался объяснить:
– Я видел, что полицейские настойчиво звонили, но им так и не открыли... Потом я увидел вашу тень в этом окне... – он указал на окно рукой, – ...и понял, что, если буду звонить обычным образом, мне тоже не откроют. Ваш брат знает мою фамилию. Он называл меня моим настоящим именем сегодня днем, когда обращался ко мне через дверь номера в гостинице «Гарибальди». Я попытался наудачу передать свою фамилию этим способом...
Эстер вздохнула, почувствовав облегчение, но не успокоившись.
– Мой брат должен был пойти за вами в гостиницу, – объяснила она.
– Когда?
– Без десяти два.
– Меня там уже не было.
Она побледнела.
– Но тогда... почему же он не вернулся?
Менцель повернул голову, чтобы посмотреть на часы.
– Сейчас всего лишь половина третьего, – заметил он. – Если идти пешком...
Она перевела дыхание. Ее щеки немного порозовели.
– Да, вы правы... Я схожу с ума.
– Он действительно ваш брат?
Он пожалел об этом вопросе, едва задав его. Глупо. Она удивилась:
– Почему это вас так интересует?
Менцель густо покраснел. Она тоже покраснела и жестко ответила:
– Я вам наврала... только что... Моя нога... это не несчастный случай. Я обязана этим вашим соотечественникам. Гестапо. В сорок третьем...
Он вздрогнул, как от удара, на высоком лбу выступили капли пота, челюсти сжались. Несмотря на пересохшее горло, он сумел пробормотать:
– Прошу вас простить меня...
Она закрыла лицо руками. Странно, но Мендель почувствовал облегчение, ощутив ее враждебность. Он тоже не будет нежничать. Достав из кармана сигарету, он закурил.
Когда Мендель снова решился посмотреть на нее, она уже опустила руки. Лицо было жестким, горькая складка кривила рот.
Стараясь казаться непринужденным, он спросил:
– Можно узнать, что от меня хотел ваш брат?
Вместо ответа она протянула руку:
– Вы мне дадите сигарету?
Он извинился:
– Табак черный...
Она нетерпеливо махнула рукой:
– Не имеет значения.
Мендель дал ей сигарету, зажег спичку.
– Садитесь.
– Я предпочитаю...
– Я не могу допустить, чтобы стояли.
Он послушно опустился на стул по другую сторону камина. Она пошевелилась, сделала несколько затяжек. Задумчиво произнесла:
– Это сложно.
Это он прекрасно понимал. Они не доверяли друг другу. Он предложил:
– Рассказывайте первая. Вы... Как это сказать?.. – Потом поправился: – Я беглец. Точнее, дичь, на которую идет охота. А вы нет. Я рискую больше, чем вы...
Эстер секунду подумала, потом посмотрела ему прямо в глаза:
– А если вы не Мендель?
Стефан нервно затянулся и так же нервно ответил:
– Не говорите глупости. Если бы я был не Менцель, то пришел бы сюда не один и сейчас вас бы уже везли в какое-нибудь укромное место...
Он замолчал, глядя на тлеющий кончик сигареты, потом поднял глаза и мягко добавил:
– Я ведь тоже не уверен, что вы не играете комедию...
Эстер побледнела, выпрямилась, но сразу же откинулась на спинку дивана.
– Так мы ни к чему не придем, – сказала она. – Ну где же Артур?
Менцель решился. Чем он рисковал?
– Я вылез из окна гостиницы примерно в час десять. Меня пытались отравить... К счастью для меня, в номер забежала кошка и попробовала мой ужин раньше меня. Я видел, как она тут же сдохла...
Эстер стала белее мела и приподнялась, задыхаясь от ужаса:
– Но тогда... О Господи!.. Я не могу вам объяснить, это слишком долго... Я должна была позвонить вам в гостиницу ровно без десяти два и вызвать вас, чтобы помочь Артуру... чтобы он мог увидеться с вами. Служащий сказал, что вы ушли... Съехали, не оставив адреса...
Менцель бросил свою сигарету в огонь камина и принялся грызть ногти.
– Они уже знали, – пробормотал он.
Эстер срывающимся голосом проговорила:
– Тот служащий работает на ваших врагов. Артур бросился прямо в волчье логово...
Это было очевидно, и он не нашел ничего, чтобы утешить ее. Растерявшись, он встал и сказал:
– Я ухожу. Я не хочу, чтобы из-за меня с вами случилось несчастье...
Он был уже у двери, когда она окликнула его:
– Не валяйте дурака. Это ничего не даст... Я тоже не хочу...
У нее перехватило горло. Менцель обернулся и взглянул на нее с глубоким состраданием.
– Мои соотечественники причинили вам много горя. Я с радостью отдал бы жизнь, чтобы вы стали такой, какой были прежде. Вы... вы такая красивая...
Он сильно покраснел, понимая, что ведет себя как дурак. Она вздрогнула. От лица отлила кровь.
– У меня нет политических убеждений, – сказала Эстер глухим голосом, – поэтому я не питаю ни к кому ненависти... Тех, кто им верит, можно упрекнуть только в глупости... А глупцы – те же калеки... Вы же не ненавидите меня только за то, что я хромая...
В ее расширившихся от волнения глазах заблестели слезы.
– Останьтесь, – добавила она. – Артур мне никогда не простит... Оставайтесь у нас, сколько захотите. Мы ведь в Триесте, в свободном городе. Ваши враги не могут вломиться в этот дом, чтобы силой похитить вас.
Он вернулся.
– Ваш брат вам все рассказал?
Эстер кивнула головой и отбросила назад тяжелую массу волос. – Да, перед тем как уйти.
Менцель снова сел.
– Через дверь моего номера он говорил мне о Франце Халлейне... – Я знаю, – подтвердила она. – Они убили его, и Артур считает, что им удалось заставить его все рассказать...
Менцель неопределенно махнул рукой. Со смертью этого человека он уже свыкся. Он видел слишком много смертей, слишком много слышал о смерти, чтобы чья-то смерть могла его долго волновать. За годы войны понятие «смерть» затерлось от частого употребления и потеряло свой смысл. Сам он боялся не столько смерти – его пугали пытки, иногда предшествующие ей. Он обладал гиперчувствительностью к боли, с которой не мог бороться. Менцель никогда не мог решиться войти в кабинет дантиста, а от одной мысли об уколе ему становилось плохо за несколько часов... Он ничего не мог с этим поделать.
– Снимайте плащ.
Увидев, что он повесил влажную одежду на спинку стула, она хотела запротестовать, но передумала. В подобных обстоятельствах забота о мебели не имела значения. Он кивнул на бутылку коньяка, стоявшую на низком столике.
– Можно?
– Конечно. Простите, что не догадалась вам предложить.
Эстер посмотрела, как он наполняет стакан Артура, и спросила:
– Что вы собираетесь делать?
Он выпил, поставил пустой стакан и пожал плечами:
– Не знаю. В конце концов, я ищу одно: приличное положение. Я готов работать на любого, кто захочет меня нанять.
Она, казалось, была разочарована:
– Вы пассивный...
– У меня нет убеждений. Как и у вас...
– Я другое дело. Мне нечего принести в этот мир.
– А то, что могу принести в мир я, некоторые уже имеют.
Она выдержала паузу. Ее голос стал еще более мелодичным.
– Я знаю, – сказала она. – Тогда вы должны дать это тем, кто этого не имеет...
Он удивился:
– Зачем?
– Чтобы восстановить равновесие. – И тут же добавил: – Если, конечно, вы не желаете новой войны.
Он вздрогнул:
– Нет!
Сколько ужаса было в его голосе! Она улыбнулась:
– Вы меня успокоили. Тогда вам нельзя колебаться... Равновесие сил – единственная гарантия мира, которую могут получить люди. Если русские действительно владеют секретом «летающих тарелок», то могут поддаться искушению в любой момент начать непоправимое. То же самое может случиться в противоположном случае. Оба блока слишком боятся друг друга... Страх плохой советчик...
На лице его читалась неуверенность.
– Не знаю, правильно ли поддерживать равновесие, – ответил он. – Я в этом вовсе не убежден. Оба блока продолжают существование... Пусть уж они столкнутся и победит сильнейший! А потом будет мир...
Она запротестовала со сдерживаемой яростью:
– Вы рассуждаете, как ребенок! Два блока, говорите? Ладно... Допустим, американцы или русские начали войну и одни полностью победили других и заняли столицу врага... Разве это урегулирует проблему четырехсот миллионов китайцев, пятисот миллионов индусов и стран Арабской лиги? Смотрите, какие массы останутся неподконтрольными, отвергающими всякую ассимиляцию... Нет, поверьте мне, следующая война не будет последней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16