Этот пес единственный, кто всюду ходит за мной, как пришитый, и теряет голову от страха, если я оставляю его дома.
Я быстро приласкала Рэкси и села на поребрик просмотреть сюрпризы для Томми. Если в рекламе не было картинок, я тут же ее выбрасывала. Мне не хотелось тащить домой все это барахло.
И вот, пока я разбиралась с сюрпризами, из стопки и вывалился этот конверт. Я сидела и долго пялилась на него, не в силах отвести глаз. Он был в точности такой, как те красивые приглашения, вокруг которых всегда столько шума в моих любимых душещипательных романах: почти квадратный, из толстой кремовой бумаги, надписанный прямо-таки каллиграфическим почерком, словом, классный конверт. Но не поэтому я не сводила с него глаз, не поэтому не решалась взять его в руки.
На нем буква за буквой было выписано мое имя. Не то, на которое я обычно откликалась. А настоящее. Маргарет. Мэйзи, как я вычитала в одной книжке о Шотландии, просто уменьшительное от Маргарет. Ничего больше на конверте не было. Только «Маргарет», и никакой фамилии. Да я никогда и не называла свою фамилию, вот разве только когда полиция затеяла рейд в Катакомбах – выдворяла сквоттеров, время от времени они такое устраивают. По-моему, для них это своего рода тренировка. И тут я сказала, что моя фамилия Флуд, та самая, какую я дала Томми.
Я бросила взгляд назад сквозь стеклянную дверь, потому что подумала, уж не клерк ли послал мне это письмо – кто еще мог знать, как меня зовут? Но он даже не смотрел в мою сторону. Я еще посидела, глядя на конверт, а потом все-таки подняла его. Достала перочинный нож, разрезала конверт и осторожно вытащила из него почтовую открытку. На ней была написана всего одна фраза: «Впусти к себе сегодня ночью одетых в черные плащи, и они тебя убьют».
Я не поняла ровно ничего, но меня затрясло и по всему телу побежали мурашки. Если это не шутка, а сперва я именно так и решила, то кто эти «одетые в черные плащи» и почему они хотят убить меня?
Все большие города, такие как наш, по сути, состоят из двух миров. На первый взгляд кажется, что они разделены на имущих и неимущих, только все не так просто. Скорее, одни люди – дневное население, а другие – ночное. Такие, как я, относятся к ночным. Не потому, что я плохая, а потому, что я – невидима. Никто не знает, что я существую. Не знают и знать не хотят. Никто, кроме Анжелы и, пожалуй, этого почтового клерка.
Но теперь кто-то узнал обо мне.
Если только это не шутка. Я попыталась посмеяться над самой собой, но почему-то ничего не вышло. Я снова взглянула на конверт – проверить, нет ли на нем обратного адреса, и только тут поняла то, что должна была заметить с самого начала. На конверте не было и номера почтового ящика, на нем вообще ничего не было, кроме моего имени. Так как же, черт возьми, он оказался у меня в ящике? Ответ был только один…
Я оставила Рэкси сторожить сюрпризы, предназначенные для Томми, – надо же было чем-то занять пса, – и вернулась на почту. Когда клерк закончил разговор с клиентом, который был передо мной, он широко улыбнулся мне, но я положила конверт на прилавок и взглянула на него безо всякой улыбки.
Между прочим, он вполне ничего себе. И стрижка у него что надо – виски выбриты, а курчавые черные волосы дыбом стоят на макушке. Кожа кофейного цвета и глаза черные, а ресницы такие длинные, каких я у мужчин никогда не видела. Он бы мог мне понравиться, но беда в том, что он-то добропорядочный гражданин. И между нами не может быть ничего общего.
– Как это попало в мой ящик? – спросила я. – На нем значится только мое имя, нет ни номера ящика, ни адреса, ничего.
Он посмотрел на конверт.
– Он лежал у тебя в ящике? Я кивнула.
– Я не клал его туда, а кроме меня, никто не раскладывает почту по ящикам.
– И все-таки я нашла его там. Клерк взял конверт и повертел в руках.
– Действительно странно, – проговорил он.
– Ты что, из какой-нибудь оккультной шайки? – спросила я.
Спросила, потому что вспомнила о черных плащах. В таких одеяниях я видела только священников или тех, кто строит из себя оккультистов.
– Что ты хочешь сказать? – удивленно заморгал он.
– Ничего.
Я забрала конверт и направилась туда, где меня ждал Рэкси.
– Мэйзи! – крикнул мне вслед клерк, но я и бровью не повела.
«Прекрасно, – думала я, собирая почту, которую караулил Рэкси. – Сначала этот клерк, подогреваемый низменными страстями, пытается с моей помощью реализовать свой комплекс самаритянина. А теперь он и вовсе ополоумел. Интересно, знает ли он, где я живу? И знает ли про собак?» Я думала об оккультистах в черных плащах и о том, не воображает ли этот парень, будто обладает какой-то магией, которая поможет ему справиться с собаками и обольстить меня так, чтобы попользоваться мной, а потом убить.
Чем больше я об этом думала, тем больше заводилась. И не столько боялась, сколько чувствовала себя одураченной. И злилась. Интересно, как я буду теперь ходить на почту за сюрпризами для Томми, когда там сидит этот клерк? Что он подложит в мой ящик в следующий раз? Дохлую крысу? И пожаловаться некому! У таких, как я, никаких прав нет.
В конце концов я пошла домой, но по дороге задержалась у дверей Анжелы.
В последнее время Анжела стала как будто холодна со мной. Она продолжает говорить, что хочет помочь мне, но, видно, больше мне не доверяет. И по сути дела, она права.
Как-то я была у нее в конторе, зашла туда, только чтобы наконец отвязаться от нее. Мы некоторое время сидели, глядя друг на друга, пили этот ее дрянной кофе, сваренный в машине, которую кто-то преподнес ей несколько лет назад. Я бы такую ни за что не подобрала, попадись она мне во время моих рейдов по помойкам.
– Что вы от меня хотите? – спросила я ее наконец.
– Я просто стараюсь понять тебя.
– А понимать нечего. Я такая, какой вы меня видите. Ни больше, ни меньше.
– Но почему тебе хочется так жить?
Понимаете, я восхищаюсь тем, что делает Анжела. Она помогла многим ребятишкам, которые действительно попали в беду, и это здорово. Некоторым надо помогать, так как они не могут помочь себе сами.
Она привлекательная женщина: лицо сердечком, добрые глаза всегда смотрят ласково и озабоченно, а по спине струятся длинные черные волосы, кажется, им конца нет. Я всегда подозревала, что в детстве с ней случилось что-то по-настоящему скверное, вот она и занялась тем, что делает сейчас. Того, что она здесь имеет, на жизнь ей вряд ли хватает. По-моему, единственное, что ей нравится и что она действительно любит, это работать по спонсорской программе, которую она сама изобрела, чтобы помогать людям. По этой программе добропорядочные члены общества выделяют время и деньги, чтобы поддержать падших и отверженных, дать им еще один шанс.
Мне такая помощь не нужна. Я не собираюсь становиться лучше, чем я есть, мне все едино. По крайней мере, сейчас мне гораздо лучше, чем было до того, как я попала на улицу.
Обо всем этом я сто раз говорила Анжеле, но она все смотрела на меня печальными глазами, сидя за письменным столом, и я чувствовала: она хочет заполучить кусочек меня, ну я, так и быть, подчинилась, решила, что уж тогда она от меня отвяжется.
– Когда я училась в школе, – начала я рассказывать, – была у нас одна девочка, она хотела отомстить учителю, который преподавал математику. Его звали мистер Хэммонд, классный был парень.
Она выдумала, что он приставал к ней. И добилась, подлая, своего. Его временно отстранили от работы, полиция и школьный совет расследовали дело, а она, эта девчонка, у всех за спиной помирала со смеху, но, когда с ней говорили полицейские и социальные работники, делала плаксивую рожу и притворялась ну просто разнесчастной. Но я-то знала, что он не виноват! Знала, где она была в тот вечер, когда, как она плела, это случилось. Она была вовсе не с мистером Хэммондом. Меня, скажем прямо, в школе не слишком-то любили, и я знала, что компания этой девчонки со мной посчитается, но я пошла и все рассказала. Ну и ясное дело, получилось так, как я и ожидала. Все от меня отвернулись. Зато мистер Хэммонд вновь обрел доброе имя и вернулся на работу. Как-то раз он попросил меня зайти к нему после уроков, я решила, что он хочет поблагодарить меня за то, что я сделала, и пошла. В школе уже почти никого не было, так что, пока я шла к нему в класс математики, слышался только стук моих каблуков. А он завел меня к себе в кабинет, запер дверь и изнасиловал. Да не один раз, а несколько. И знаете, что он при этом говорил? «Никто тебе не поверит. Только попробуй заикнуться, тебя на смех поднимут».
Я взглянула на Анжелу, в глазах у нее стояли слезы.
– И я понимала, что он прав, – продолжала я. – Ведь я вернула ему доброе имя. Кто мне поверил бы? Я даже и не пыталась никому жаловаться.
– О боже, – вздохнула Анжела, – бедная ты девочка!
– Да не расстраивайтесь вы так, – успокоила я ее. – Что было, то прошло. На самом-то деле ничего и не было. Я все выдумала, просто мне казалось, что вы про меня хотели услышать что-нибудь этакое.
Надо отдать Анжеле должное. Она приняла мое заявление спокойно. Не накричала на меня, не вышвырнула на улицу. Но теперь вы понимаете, почему я не вхожу в список ее любимчиков. А с другой стороны, зла на меня она тоже не держит, это я знаю.
Ну, в общем, я чувствовала себя не в своей тарелке, когда шла к ней со своей проблемой, но посоветоваться мне больше было не с кем. Вряд ли Томми или собаки могли мне помочь. Я довольно долго в нерешительности топталась в дверях, но наконец Анжела подняла голову, увидела меня, и я вошла.
Я сняла шляпу – мужскую шляпу, которую купила новой, уж больно она была прикольной, я не могла устоять. И ношу ее, не снимая, а мои каштановые волосы сбегают из-под нее, длинные и прямые, хотя и не такие длинные, как у Анжелы. Мне нравится, как я смотрюсь в этой шляпе, джинсах, кроссовках и хлопчатобумажной рубашке, которую я углядела на распродаже старых вещей. Пришлось, правда, залатать дырочку на одной поле, только и всего.
Знаю, о чем вы подумали, но, черт возьми, я никогда и не говорила, будто лишена тщеславия. Пусть у меня нет жилья, но я люблю хорошо выглядеть. И это помогает мне попадать туда, куда не пускают бродяг.
Короче говоря, я сняла шляпу и уселась на стул возле конторки Анжелы.
– А это кто из твоих? – спросила она, показывая на Рэкси, который, как и подобает хорошо воспитанной собаке, остался за дверью.
– Рэкси.
– Если хочешь, он может войти. Я покачала головой:
– Нет, я ненадолго. Вот хочу посоветоваться с вами насчет одной вещи. Это…
Я не знала, с чего начать. Но в конце концов начала рассказывать, как нашла конверт. И пока я говорила, мне становилось легче. Никто не умеет слушать так, как она. Уж этого у Анжелы не отнимешь. Когда вы разговариваете с ней, все ее внимание отдано вам. Никому даже в голову не придет, будто она думает о чем-то своем, или прикидывает, как лучше ответить, или еще что-нибудь в этом роде.
Когда я рассказала все, Анжела долго молчала. Она смотрела мимо меня, следя глазами за машинами, проезжающими по Грассо-стрит.
– Мэйзи, – наконец сказала она, – ты когда-нибудь слышала историю про мальчика, который кричал: «Волки, волки!»?
– Конечно. Но какое это имеет отношение… А-а, поняла. – Я вынула конверт и положила его на стол, придвинув к ней. – Не надо было мне приходить, – добавила я.
Я и правда жалела, что пришла, но Анжела словно очнулась. Она открыла конверт, прочла письмо и снова посмотрела на меня.
– Нет, – сказала она, – я рада, что ты пришла. Хочешь, я поговорю с Франклином?
– А кто это?
– Клерк на почте. Я готова побеседовать с ним, хотя должна признаться: он, по-моему, такого сделать не мог.
Значит, его зовут Франклин. Подонок Франклин.
– А что это даст? – пожала я плечами. – Даже если это он… а по-моему, только он и мог такое выкинуть, но он все равно не признается.
– Может быть, позвонить его начальнику? – Анжела взглянула на часы. – Пожалуй, сейчас уже поздно, но я попробую завтра, прямо с утра.
«Прекрасно. К этому времени меня уже убьют». Видно, Анжела догадалась, о чем я подумала, потому что сразу добавила:
– Тебе есть где переночевать сегодня? Где-то, где ты будешь в безопасности?
Я подумала о Томми и о собаках и покачала головой.
– Нет. Со мной все будет нормально, – сказала я, забрала свой конверт и сунула его в журналы, которые несла для Томми. – Спасибо, что выслушали меня, ну, в общем, сами знаете.
Я подождала, думая, что она снова заведет свою старую песню, что она, мол, могла бы сделать для меня куда больше, могла бы забрать меня с улицы и все такое, но, похоже, Анжела настроилась на мою волну и обо всем этом не проронила ни слова. Видно, поняла, что я больше не приду к ней, если каждый раз, когда я у нее бываю, она станет твердить свое.
– Зайди ко мне завтра, – только и сказала она, когда я встала. – И вот еще что, Мэйзи…
Я задержалась в дверях, где Рэкси уже готов был скакать вокруг моих ног так, будто не видел меня целую вечность.
– … будь осторожна! – договорила Анжела.
– Буду.
Возвращаясь домой, я выбрала путь подлиннее и все оглядывалась, но так никого и не заметила, никто за мной не следил, не видно было ни одного черного плаща. Дойдя до дома, я уже готова была посмеяться над собой. На ступеньках нашего жилища меня ждали Томми и собаки. Рэкси тявкнул, и вся орава мгновенно сорвалась с места и ринулась ко мне.
Конечно, хоть Томми и большой, он и мухи не обидит, даже если от этого зависит его жизнь, а собаки у меня маленькие, старые и довольно-таки ледащие, но все равно Франклин, наверно, спятил, если решил напасть на нас. Он просто не знает, какая у меня семья. Один верзила Томми чего стоит, а еще собаки… Вид у них достаточно грозный. Чего же мне беспокоиться?
Собаки прыгали вокруг меня, за ними с улыбкой от уха до уха подбежал Томми, я вручила ему почту.
– Сюрпризы! – закричал он. – Мэйзи принесла сюрпризы! – Его странный высокий голос звенел от радости.
Мы вошли в дом и поднялись на второй этаж, где самовольно поселились. Там есть такая открытая площадка, летом мы пользуемся ею, когда хочется побольше простора и свежего воздуха. Все у нас завалено книгами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43