Аристократизма и утонченности там было, как говорится, не больше, чем огурцов в акации.
Тем более удивительно, что при виде Джеффри он просиял, ухмыльнулся во все хлебало и радостно сказал:
— Добрый вечер, сударь. Давно вас не было.
Это «сударь» из этих уст меня добило.
— Мне ничего не передавали, Витя? — спросил Джеффри.
— Как будто нет.
— Хорошо.
Пожалуй, мой Джеффри был менее разборчивым в контактах, чем я думал. Снобизмом там и не пахло.
— У тебя с этой гориллой дружеские отношения? — спросил я, когда мы входили в зал.
— Он один из немногих вампиров в этом клубе, которые вызывают симпатию, — сказал Джеффри. — Внешность вышибалы не мешает ему иметь душу и разум, к тому же он редкостно наблюдателен.
— Как его угораздило перейти на эту сторону ?
— Женщина, Мигель, женщина. Как еще мужчину может угораздить попасть в беду?
Я только усмехнулся. Общество, собравшееся в зале, ярко иллюстрировало эту мысль. Погибельных красоток здесь вертелось немало; просто удивительно, какими восхитительными существами после перехода становятся самые простые девицы. На смертных это должно производить неизгладимое впечатление; Вечные — другое дело, Вечных фантиком не обманешь. Инобытие поразительно меняет облик, а вот души не касается. Мелкая душа так мелкой и остается, как я понял; грязная душонка остается грязной, зато чистая не пачкается, и все действительно намного обнаженнее — осязаемо, видно, как говорится, невооруженным глазом, как цвет лица.
И глазела вся эта публика на меня, как на кинозвезду… точнее, как на везунчика, сопровождающего кинозвезду, решившую откушать чашечку кофе. С завистью и почтением. С почтительной завистью и завистливым почтением. С бешеной завистью и ярко выраженной злобой. С благоговейной завистью и искрящимся в глазках интересом определенного рода. Из чего я смог заключить, что мой Джеффри — личность наипопулярнейшая.
Я тоже, к собственному удивлению, быстро приобретал популярность — за его счет.
Тем временем к нам подошла очень красивая девушка-вампир. Ее белое лицо окружали крутые кудряшки шоколадного цвета, простое закрытое черное платье с длинной широкой юбкой стелилось по полу, в ее вишневых глазах, как темная вода, стояла печаль. Джеффри отвесил поклон, и девушка грустно улыбнулась. Потом посмотрела на меня — и я почувствовал смутный отблеск силы, тонкий, нежный, но заметный.
— Вам всегда везло, Жоффрей, — сказала она. — У вас хватает разума и такта равно располагать к себе людей и Вечных.
— Вы рано отчаиваетесь, Лиз, — сказал Джеффри. — Вы еще очень молоды.
— Моя душа обледенела, мой милый, — сказала Лиз. — У меня нет сил на злобу и радость, а без них Хозяин — просто кусок льда.
Мне стало жаль ее. Она одарила меня ласковым взглядом королевы, специально разученным для рыцаря, отличившегося на турнире — но этот снисходительный оттенок ласковости не показался обидным. Я понял, что девушка стоит почтительного внимания — кажется, я начал вписываться в вампирскую среду, где пол имел очень небольшое значение. Я для нее — всего лишь молодой, салага, хотя и с задатками, так я истолковал ее отношение, совершенно непредвзятое. Я согласился с оценкой — и принял то уважение, которое полагается из молодых да раннему, не претендуя на большее.
— Вы побеседуете со мною? — спросила Лиз у Джеффри. Я даже решил, что она не возразит против моего общества.
— Конечно, Лиз, — сказал Джеффри и придвинул к ней стул. — Мы постараемся вас развеселить.
— Остается поблагодарить вас за добрые намерения, — сказала Лиз и села на стул, как на трон.
— Только, с вашего позволения, я не хотел бы общаться с вашей свитой, — сказал Джеффри, понизив голос.
Лиз как-то смущенно кивнула. Я решил, что одиночество сделало бедняжку неразборчивой в контактах. Она одним взглядом отослала прочь двух шикарных девочек, ярких и пустеньких, как елочные игрушки, и мужчину с бородкой, который старательно делал надменный вид, но был молод и неуверен в себе. Эта компания ретировалась без звука — они тоже признавали местную дисциплину.
Я пребывал в легком замешательстве. С одной стороны, общество Джеффри и Лиз было лестно, с другой — я хотел бы осмотреться и понюхать воздух, прикинуть, чего стою среди своих ровесников, а уходить было как-то неловко.
— Если тебе нужно наблюдать — наблюдай, — догадался Джеффри, когда я вопросительно на него посмотрел. — Придешь, когда захочешь.
Я кивнул, взял со стола стакан с горячей кровью, и отправился наблюдать.
Меня тут же окружили девицы. Их вообще тусовалось в клубе гораздо больше, чем мужчин, и, большей частью, они были молоды и стервоваты. И все изображали вампиров, древних, как мир — причем неважно изображали. Моя сила действовала на них, как огонь на мотыльков — они искали, кто будет подкармливать их своим теплом, так же, как при жизни подобные особы ищут, кто станет давать им деньги. Они кокетничали и строили глазки, болтали, так же, как смертные женщины — попади я сюда не с Джеффри, а как-нибудь иначе, непременно купился бы на эти человеческие подходцы. Но я уже успел понять, что сексуальные штучки, неотразимые при жизни, в инобытии больше не действуют — имеет значение только сила и два ее потока: к себе и от себя. Джеффри дал почувствовать всю прелесть обмена — теперь мне не хотелось становиться дойной коровой для какой-нибудь потусторонней красотки, которая вовсе не желает меняться, а хочет лишь получать, сколько дам.
Чтобы покончить с эмоциональным разбродом, я начал фривольную беседу с рыжеволосой душенькой. Она очень несредне выглядела — меня вдруг начал ужасно занимать вопрос, каков секс после перехода.
— А вы любите музыку? — спрашивала она и поглаживала стекло бокала, и водила взглядом по столу, и переливалась улыбкой. — А какую? А вы умеете играть на гитаре? А кем вы были раньше?
— Хотите потанцевать? — спросил я, благо музыканты на маленькой эстраде играли нежную медленную мелодию, подходящую для танцев-тисканий наилучшим образом.
Натурально, она хотела. Она — ее звали Клара, и это, как я понял, был тот самый, описанный Джеффри, nome de guerre — ужасно хотела, наконец, оставить формальности и добраться до физического контакта. Благо, прикосновения и поцелуи — это чертовски много для вампира, наверное, не намного меньше, чем постель для человека.
Мы встали и вышли на площадку около эстрады. Я, не мудрствуя лукаво, обнял ее, прижал к себе и сделал вид, что переминаюсь с ноги на ногу. Клара тут же запустила в меня тоненькие щупальца силы — по-другому этого не описать, нежненько, но чувствительно и недвусмысленно. У нее даже глаза прикрылись сами собой, так ей пришлось по вкусу мое тепло. Я тут же понял, что это такое — но все-таки поцеловал ее.
Ух и эксперементец же вышел! Я оценил, что такое «поцелуй вампира» на деле, в полевых условиях, оценил на все сто — даже голова закружилась. Джеффри научил меня раскрываться и «включаться в систему», когда я целуюсь, я сгоряча раскрылся и Кларе, полностью, как учили — и она ухватила и дернула изо всех сил. У нее даже щеки вспыхнули, как будто она выпила крови.
Я чуть не оттолкнул ее, как боксера, который вошел в клинч. Помешали только остатки человеческого джентльменства — и я освободился осторожно, чтобы дама не обиделась. Но она обиделась.
— Вы не любите женщин, Дрейк? — спросила она ядовито.
Меня не столько задела постановка вопроса — то ли сознательно нечестная, то ли глупая — сколько то, что Кларочка знает мое погоняло.
— Ладно уже, Клара, — сказал я. — И вы не женщина, и я не мужчина, а вампирам нелепо обвинять друг друга в сексуальных извращениях. Но оставим это. Почему вы назвали меня Дрейком?
— Так… Слышала от Энди. И от его смертного дружка, — сказала она и гадко хихикнула. — От его дружка, который хотел вас застрелить. Урод, но потешный.
Мне вдруг срочно захотелось пойти к Джеффри и сесть с ним в обнимку — как в детстве хочется к маме на ручки. Чтобы почувствовать себя не одиноким и под защитой. Такого щенячества я устыдился и, погасив импульс усилием воли, уселся, развалился и потребовал крови с вином.
И тут на краешек второго стула за моим столом присел этот Энди.
На миг я потерял дар речи. Я был в такой ярости, что думал — направленный поток силы снесет его со стула. Ошибся.
— Ну, что ты злишься, Дрейк… — пробормотал он, как нашкодивший ребенок. И потер стол пальчиком.
Я встал, обошел стол, взял его за шкирку и поднял. Он покосился снизу, как котенок, и злость как-то остыла. Но, тем не менее, я выволок его за шиворот из зала в вестибюль и отшвырнул к стене.
— А сейчас я тебе головенку сверну, — сказал я и уж постарался, чтобы это страшно прозвучало.
Он и перепугался — я почувствовал. У него не доставало силенок со мной справиться, даже спорить — и мне вдруг стало смешно. Елы-палы, тоже мне око! Графенок Дракула из местного детсада. Вечный подросточек, который за все это множество ночей так и не повзрослел до конца, ребенок брошенный. Сиротка — кто перетащил , тот, похоже, бросил, а мама с папой померли.
И из-за этого существа — которое прижалось к стеночке и вздохнуть боится — я так перетрусил при жизни! Ой, дурак…
— Тебе чего надо? — спросил я грозно.
— Ну… — потянул он, не поднимая глаз. Сейчас сквозь землю провалится — как только хватило смелости подойти?
— Сделай милость, говори внятно.
— Я там у тебя… сдернул… в общем, я…
— Андрюша, тебя что же, встряхнуть нужно, что бы муть осела?
— Ну извини… я просто…
— Да я уж заметил, что просто.
— Нет, я просто… отдать хотел… ну… то, что сдергивал… по-честному…
Ну ничего себе!
Я был так поражен, что выпустил его воротник — и он тут же обнял меня за шею, не как девушка, а как дошколенок, когда ему скажешь: «Покажи-ка, как ты папу любишь». И точно так же наивно повернул мою голову к себе — но поцеловал-то по-настоящему. Как вампир, который знает, что делает.
Он не включался в систему обмена — он бухнул на меня волну тепла, насколько хватило пороху, так же по-детски, как обнимался. На! И при этом раскрылся и вывернулся душой наружу, как только смог — и такой, черт возьми, чистенькой и юной душой. Сплошная детская любовь ко всему миру божьему.
Я подумал, что забрать подарок и уйти будет непростительным расточительством. Потенциальными друзьями не бросаются, а бросать детей одних и подавно жестоко.
Он, видимо, уловил, что я думаю — не целиком, конечно, не та фигура, но в общих чертах. И потянулся навстречу, как только смог — «я хороший!» — да хороший, хороший, малыш, кто ж спорит. И я осторожно, насколько сумел, поменял вектор потока — сила навстречу силе.
И тут до меня дошло, что он просто снимает собственный Зов. Свою старую отметку. Ох, ничего себе!
И не потому ли ты меня отметил, что просто хотел видеть не трупом, а среди своих. Гуманист, однако. А телефон сбагрил, и сейчас силу отдаешь — потому что не желаешь изменять со мной этой своей юной пассии. Чужой ты мне, не претендуешь на меня — и дал это почувствовать.
И тут я ощутил затылком чей-то взгляд мегатонной мощи. Я прервал контакт, отпустил Энди — и увидел Лешку. Очевидно, человек только что вошел в холл. И узрел — хотел бы я знать, каково это выглядело с его точки зрения. И, дьявольщина, какое лицо у него было, какой типаж — «Ты когда-нибудь видала во время минета глаза своего мужа, дорогая? А у моего такие глаза были, когда он в тот момент в комнату вошел!»
А Лешка развернулся и опрометью ломанулся за двери. Энди взглянул на меня беспомощно — и дернулся за ним. Ну и дела… Мне оставалось только переглянуться с охранником Витей, у которого появилась понимающая ухмылка на горилльей харе — чем-то он напоминал Мартына — тоже ухмыльнуться, виновато, и отправиться разыскивать Джеффри.
Лешка и Энди пришли вместе, но при виде Клары Лешка тут же захотел исчезнуть.
— Сказать ей что-нибудь? — спросил Энди сочувственно.
— Черт, еще смотрит в нашу сторону… Нет уж, лучше пойдем отсюда.
Лешка решительно повернулся к дверям, но Клара из ничего, как умеют только вампиры, возникла прямо на его пути.
— Что надо? — спросил Лешка хмуро. — Быстрей, я тороплюсь.
— Поговорить, — сказала Клара мягко. — Только с глазу на глаз.
— Не о чем нам говорить.
— Леш… пожалуйста…
Лицо Клары оттаяло, глаза выглядели тусклыми, как темные опалы на браслете. Опасность неукротимой стихийной силы уже не исходила от нее темными волнами. Ей, пожалуй, действительно хотелось поговорить, и Лешка решился.
— Слышь, Энди, — сказал он, смущаясь, — я тут скажу пару слов.
Энди усмехнулся, кивнул и ушел. Клара взяла Лешку за руку, отчего он поморщился, и они вместе ушли в затененную нишу за эстрадой.
— Что ты хочешь сказать? — хмуро спросил Лешка, усевшись.
— Ты зря сбежал. Я тебя не гнала.
— Я не сбежал.
— Ах, ушел! Все равно зря.
— Захотел — и ушел.
— Теперь будешь злиться на меня?
— Интересно, а чего бы ты ждала?
Клара прикусила губу, усмехнулась — у нее снова был отрешенный прислушивающийся вид. Лешке это не понравилось.
— Ты чего это задумала?
— Да ничего. Просто сегодня первый раз мсье Жоффруа пришел, со своим миньоном. Новеньким. Ты его знаешь.
— Никого я не знаю. И до Жоффруа мне дела нет.
— А этого типа зовут Дрейк. Хотя он теперь Мигель, видите ли. Он теперь, видите ли, крутой. Как же — он мсье Жоффруа позвонил, не кому-нибудь, а тот его взял под крылышко. Орла недостреленного.
— Слушай, Клара, мне наплевать! Поняла?
— Поняла, поняла, просто думала, что тебе интересно. Мне-то что? Просто за этим Дрейком Энди бегает, а мсье Жоффруа — ни ползвука. Чем бы дитя ни тешилось…
Кровь бросилась Лешке в лицо.
— Ты врешь!
Клара коротко, зло рассмеялась.
— Вот еще. Зачем мне? Ведь этот милый мальчик — не мой компаньон. Просто он Дрейка облизать готов с головы до ног. Чистая сила у нечистой силы, видишь ли…
— Ты врешь! — почти выкрикнул Лешка.
— И не думаю. Твой Энди с порога к нему побежал. Они лижутся в холле. Мне даже отсюда слышно.
Лешка вскочил, опрокинув стул, и выбежал из зала.
Ему изо всех сил хотелось, чтобы слова Клары оказались самой подлой и грязной ложью — но через миг пришлось убедиться в ее правоте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36