На краю деревни, притулившись у дороги, стоял дом Мари Лавалу. Открытое крыльцо вело прямо в дом, не защищенный от холода и зноя. Навстречу с лаем бросилась большая рыжая собака.
– Исай! Ты пришел починить сеновал?
Мари Лавалу, сгорбившись, вышла из дома с корзиной за спиной. Она весело улыбалась беззубым ртом. Щеки у нее порозовели.
Исай отвел взгляд. Волна стыда прошлась по всему телу. Он покраснел., – Нет. Сегодня мне некогда. Давай завтра…
– Ты торопишься? Верно, идешь к Жозефу?
– Как ты догадалась?
– Все мужчины уже там.
Его охватил безотчетный страх.
– Что такое?
– Они собрались потолковать. И есть о чем! А я иду в лес за хворостом…
Исай обернулся ей вслед: по серой дороге ковыляла крепенькая черная фигурка. Большая рыжая собака бежала следом, обнюхивая землю, подняв хвост трубой.
В деревне было пусто. Только в кафе Жозефа царило оживление. Исай толкнул дверь и остановился на пороге, привыкая к полумраку и гулу голосов. Из трубок шел дым. Все были возбуждены. У чугунной печки грелись мокрые собаки. Марселен сидел за большим столом вместе с Белакки, Колозом, Руби и Бардю.
– Проходи, Исай! Ты как раз вовремя! – крикнул Жозеф. – Подвиньтесь! Пропустите его к Марселену. Пусть сидят рядом!
Исай улыбнулся всем по кругу, перешагнул через скамью и сел справа от брата. Марселен вертел в руках стакан с белым вином. Голова его отяжелела, взгляд был мутным.
– Ничего, что я пришел? – прошептал Исай. – Ты не против?
– Делай, что хочешь! – ответил Марселен.
– Я уже все обдумал…
– Ты слышал новость, Исай? – спросил мэр. – Сегодня в десять утра из города вышла группа спасателей. Две связки по три человека. Их повел Николя Сервоз. Это в такое-то время года? Думаешь, они пройдут?
Исай пришел поговорить с братом и теперь чувствовал себя так, будто сбился с пути. Он смотрел по сторонам и не мог понять, что хотят от него все эти люди. Наконец он разобрался в своих мыслях и сказал:
– Раз Николя Сервоз так решил, значит, все правильно. Он свое дело знает…
– Он знает свое дело. Но это большой риск, – заметил полицейский.
– Верно, риск большой, – согласился Исай.
– Да это безумие, – воскликнул мэр, – ставить на карту жизнь шести человек! Если бы еще речь шла о спасении людей. Так нет! По радио передали, что там только трупы и мешки с почтой. Они рискуют из-за мешков с почтой! Из-за никому не нужной бумаги!
Воспользовавшись шумом, поднявшимся после слов Белакки, Исай нагнулся к брату и зашептал:
– Давай уйдем отсюда, я тебе объясню, почему не хочу продавать дом. Я хорошо объясню – ты не будешь сердиться. После твоего ухода я нашел нужные слова.
Толчком в бок Марселен заставил его замолчать.
– В четыре они будут на леднике, – уточнил Жозеф.
– Считай в пять, – вздохнул Бардю. – Хорошая стоянка, ничего не скажешь! Но самое страшное начнется завтра.
– Надо было им выйти ночью и пройти ледник днем, – предложил мэр. – Было время, когда ты проходил его за день, Исай.
Исай вздрогнул. Он опять погрузился в свои заботы, и слова мэра застали его врасплох.
Нить его размышлений прервалась и повисла в воздухе.
– Исай! С тобой говорят! – крикнул Жозеф.
– Да. Когда-то я проходил его за день. Но это было лето. А сейчас начало ноября. Время – хуже не придумаешь! На высоте свыше трех тысяч метров горы покрыты снегом или коркой льда. И с каждой минутой становится все хуже. Они пойдут вслепую, по колено в мокром снегу. В холод, в туман.
– На его месте я бы пошел по южному склону, – сказал Бардю.
– Ты что, спятил? – удивился Жозеф. – Там же совершенно гладкая скала.
– Ну так что?
– Да в такое время это все равно что идти с завязанными глазами.
Исай робко потянул Марселена за рукав.
– Пойдем отсюда. Здесь нам свои дела не решить.
Вместо ответа Марселен допил вино, отер рукавом рот и попросил Жозефа:
– Включи радио!
– Еще рано. Новости – через пять минут, – ответил Жозеф.
Он положил руку на единственный в их деревне приемник. Все почтительно посмотрели на темный деревянный ящичек с эбонитовыми ручками. Он покоился на прибитой к стене полочке, у камина, притягивая к себе таинственным матовым блеском. С антенны лохмотьями свисала сажа.
– Все равно сейчас еще ничего не известно, – заметил мэр.
– Пойдем, Марселен, – позвал Исай. – Ну, зачем тебе этот самолет? Пойдем домой.
Нам надо о многом поговорить.
– Плевал я на этот самолет, – процедил сквозь зубы Марселен, – тут хоть мне не приходится сидеть один на один с тобой. Я тут душу отвожу.
Исай опустил глаза. Сознание затуманилось, стало трудно дышать.
Вокруг него говорили о лавинах, скалах, снаряжении и долгих переходах; превозносили достоинства Сервоза, перечисляли трудности похода. Вдруг мэр сказал:
– Уже полдень.
– Ты уверен? – недоверчиво спросил Жозеф.
Он посмотрел на часы, вынул из кармана очки в металлической оправе, водрузил их на свой огромный нос и чинной походкой подошел к приемнику. Голоса смолкли. Кончиками пальцев Жозеф осторожно коснулся ручек приемника. Зажегся зеленый огонек.
– Он нагревается, потерпите немного.
Наконец послышался пробивающийся сквозь треск голос.
– Политические новости, – уточнил мэр.
Марселен взял со стола бутылку вина и наполнил стакан. Исай хотел его остановить.
– Тебе потом будет плохо.
– Мне плохо не от вина, а от твоего ослиного упрямства!
– Да помолчите вы там! – прикрикнул на них Жозеф.
Все ждали, затаив дыхание, не отводя глаз от приемника. Диктор говорил без остановок плавно, вежливо и монотонно.
– Вот! – сказал Колоз. – Начинается!
– Несмотря на гололед, туман и лавиноопасную обстановку группа спасателей из шести опытнейших проводников во главе со старшим инструктором Николя Сервозом сегодня, в десять часов утра, вышла в горы, намереваясь добраться до обломков самолета «Блу Флауэр», совершавшего рейс по маршруту Калькутта – Лондон. Хотя и нет никакой надежды на то, что кто-нибудь из пассажиров выжил в этой авиакатастрофе, в месте трагедии был сброшен запас продовольствия и медикаментов. Хорошо подготовленные и оснащенные новейшим снаряжением спасатели обеспечены всем необходимым: провиантом, санями для раненых, портативной радиостанцией и сигнальными ракетами. По последним сообщениям, они идут вперед двумя связками по три человека, их продвижение затруднено из-за глубокого снега, покрывшего горные склоны. Вчера, во время футбольного матча между сборными Франции и Англии…
Жозеф выключил радио, и голос умолк.
– Это все? – спросил Марселен.
– А что они еще могли передать? – бодро отозвался Жозеф. – Завтра сообщат более подробные сведения.
Мужчины поднимались один за другим, качали головой, расплачивались и направлялись к двери.
– Пока, Жозеф.
– Я еще загляну к тебе.
– Будут новости, скажи.
– Ну, теперь мы можем уйти? – спросил Исай.
Они вышли последними. Марселен шагал, заложив руки в карманы, уставившись в землю. От одного взгляда на него Исай впал в замешательство. Он забыл заготовленные в отсутствие брата слова. Как там? «Отец не позволил бы… Был бы жив отец…» Уже у самого дома он остановился и сказал:
– Ты только посмотри на него, Марселен.
Ты чувствуешь? Он же наш.
– Мы станем только счастливее, когда он будет принадлежать другим.
– Может, стоит подождать? Посмотрим…
– Я и так уже слишком долго ждал.
– Завтра ты пойдешь к нотариусу?
– Да, с этим надо кончать.
– А если я не хочу с этим кончать?
Марселен стиснул зубы. На его скулах заиграли желваки. Они вошли в дом, и Исай, как обычно по вечерам, стал готовить ужин.


Глава 4


– Исай! Исай! Иди скорей сюда!
Это был голос браконьера Бардю. Исай, который уже два часа чинил сеновал Мари Лавалу, распрямился, отложил молоток и крикнул: «В чем дело?» Снежный вихрь, прорвавшийся сквозь щели в стене, заглушил ответ. Сгущались сумерки, в глубине сарая стоял полумрак. Работы оставалось немало: надо было законопатить все дыры.
На деревянных гвоздях висели две косы и трое грабель. Исай обошел копну сена, свесился с крутой лестницы и снова крикнул:
«В чем дело?» Потом стал спускаться вниз.
Колени у него дрожали. Сердце вдруг тревожно сжалось. После того разговора с братом он со страхом ждал дурных новостей.
Рано утром, не сказав ни слова, Марселен уехал в город. Может быть, он уже вернулся с нотариусом, с судьей, с полицией. И эти люди, сойдясь все вместе на хуторе, уже продают дом.
– Черт возьми! Неужели это правда?
Он скатился по ступеням и очутился рядом с Мари Лавалу и Бардю. Вид у них был озабоченный. Старый браконьер, морщинистый, обрюзгший человек с заросшим седой щетиной лицом, сокрушенно качал головой.
– Ну, что там у тебя? – спросил Исай.
– Сервоз… Сервоз погиб, – тихо проговорил Бардю.
Мысли Исая были так далеко, что он не сразу понял смысла сказанного.
– Погиб? – машинально повторил он.
– Да… Сегодня утром… При переходе через ледник… Край трещины подломился. Снежным потоком его смело в пропасть… Накрыло шестиметровой толщей снега… Когда его откопали, он был уже мертв.
– Матерь Божия! – пролепетала Мари Лавалу. – Какая смерть! И ради чего! Из-за чужого самолета!
Она взглянула на Исая, как бы спрашивая его мнения. Но Исай молчал и не двигался.
– У бедняги остались жена и дети! – снова запричитала Мари Лавалу. – Представляю, что сейчас творится в городе.
Ее покрытое морщинами лицо с круглыми выцветшими глазами дрожало от возмущения. В одной руке она держала нож, в другой – картофелину. Исай, не отрываясь, смотрел на нож, на картофелину и проникался сознанием реальности непоправимой беды. Вот и Сервоз, друг юности, свидетель его лучших лет, сошел с тропы. С уходом этого человека каждый в их краях почувствует себя немного осиротевшим и несчастным.
– Вот уж горе так горе! – пробормотал Бардю.
– Да, Николя Сервоз, – с усилием выговорил Исай, – Николя Сервоз был большой человек. Сколько дорог мы с ним исходили!.. И так нелепо погибнуть!.. Не надо было ему…
Если бы я был рядом, я бы его остановил…
Слова застревали у него в горле.
– Группа возвращается назад, – сказал Бардю. – Они несут тело. Правительство приказало прекратить поиски. Слишком велик риск. Это мне рассказал парнишка Антуанетты. Он только недавно вернулся из города.
– Я бы его остановил, – не мог успокоиться Исай. – Он всегда ко мне прислушивался… Поругался бы немного, а потом сказал:
«Твоя правда, Исай». – Вдруг он закричал: Как же он упал? Почему они не удержали его? Они же были в связке.
– Если ты хочешь узнать подробности, иди к Жозефу, – сказал Бардю.
– Да. Перевелись нынче хорошие проводники. Нынешние-то – барышни кисейные.
Голову потеряли… Упустили Сервоза…
– Иди к Жозефу, – сказала Мари Лавалу – А как же сеновал?
– Темно уже. В другой раз закончишь?
– Не удержали Сервоза… Нет больше Сервоза!
Мари взяла его за плечи и подтолкнула к двери. Снег таял, у дверей дома стояло грязное месиво. Мужчины со всей деревни собрались у Жозефа, чтобы обсудить новость.
Даже господин кюре пришел. Никто не пил.
Все сидели со скорбными лицами. Исай был как во сне, до него долетали только обрывки разговора.
Посол Индии приехал в город… Похороны Сервоза через два дня… Объявлен национальный траур… Он бы все равно не прошел… Он бы прошел… Не повезло… А я тебе говорю, с самого начала было ясно – дело дрянь!.. Да, дорого нам обходится эта груда железа… Вот скажите, господин кюре, посылать людей на верную гибель – это по-христиански?
Исай незаметно вышел. Ему вдруг захотелось побыть одному, проститься с Сервозом в дороге, на свежем ветру. Он медленно брел к хутору. Снег скрипел под ногами. Холодный ясный вечер спустился на землю. На небе зажигались звезды – Прощай, Николя!.. Ничего, Николя… – повторял Исай.
Изо рта у него шел пар, и порой ему казалось, что это чья-то неприкаянная душа маячит перед ним, кружится, приплясывая, и растворяется в воздухе. Он миновал кладбище, лежавшее на пригорке за деревней, поднялся к церкви, открыл дверь и вступил под сень холодного каменного храма. Пустые скамьи были вытерты до блеска. В глубине алтаря светилась золоченая резьба. Исай помолился, произнес имя Сервоза, перекрестился и пошел домой. Теперь он успокоился, как человек, уладивший важное семейное дело. Он уже вглядывался в густую тьму, искал глазами дом. Вдруг он заметил огонек.
Ну, конечно. Это в его доме, в их доме. «Неужели Марселен уже вернулся? Даже к Жозефу не заглянул? Ни с кем не повидался?»
Исай прибавил шагу, потом побежал, дыша открытым ртом, согнув руки в локтях. Дверь была приоткрыта. Исай толкнул ее.
– Привет, Зай, – сказал Марселен.
Он сидел за столом и ел козий сыр с ржаным хлебом. Рядом с ним, под керосиновой лампой, лежала развернутая газета. Толстый растрепанный словарь в забрызганной чернилами голубой обложке был под рукой.
– Ты уже вернулся? – удивился Исай. – А я думал, ты пойдешь сначала к Жозефу – Что там делать?
– Поговорить с людьми…
– Не люблю болтунов. Чего зря лясы точить? Сервоза все равно не вернешь. Что, разве не так?
Исай кивнул головой в знак согласия.
Марселен перелистнул страницу газеты. Читая, он не переставал жевать.
– Хочешь есть? – спросил Исай – Да.
– Еще рано.
– Хочу лечь пораньше.
– Ты устал?
– Да.
– Город тебя утомляет, – сказал Исай. – Ты не создан для такой жизни.
Он сел напротив, вынул нож, прочертил на буханке хлеба крест, отрезал кусок и поднес его ко рту.
– А я совсем не хочу есть, – заговорил Исай – У меня сердце разрывается от горя.
Кусок в горло не идет.
Он жевал хлеб и украдкой смотрел на брата. Склоненное над газетой лицо Марселена выражало сильное недовольство. Чем он был расстроен: смертью Сервоза или ответом нотариуса? В сердце, как болезнь, поселилась тревога. Но он все никак не решался задать вопрос, который вертелся у него на языке.
Чтобы оттянуть время, он спросил:
– Газету купил?
– Да.
– Они пишут о смерти Сервоза?
– Нет. Это будет в завтрашнем номере. Посмотри-ка фотографию разбившегося самолета, ее снял летчик, летавший на разведку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12