Вьюшин, получив билет, посмотрел на застывшие часы, и время, которое они показывали, странным образом совпало с истинным. Один из автобусов ни с того, ни с сего взрыкнул и нехотя подкатил к кассам. Вьюшину повезло, он успел вовремя. Несмотря на полдень, других автобусов в этот день не предвиделось.
В салоне сгустился невыносимый зной. Пора было ехать, но шофер, похоже, никуда не спешил. Он сполз с сиденья, вылез из кабины, лязгнул какой-то панелью и начал рыться в машинном брюхе. Минутой позже он взял грязную ветошь и вяло побрел прочь, покачивая мятым оцинкованным ведром. Местные нравы не жаловали суеты. Постепенно народ стал прибывать; все пассажиры, конечно же, отлично друг друга знали и даже не утруждались приветствиями, видя в соседе не более чем деталь вечного пейзажа. Вьюшин не сомневался, что его присутствие было мгновенно замечено и вызвало животный интерес, однако не в обычаях здешней публики было чем-то сей факт обнаружить. Он не поймал ни одного любопытного взгляда и не услышал ни единого слова, произнесенного шепотом на ухо. И правда: дорога неблизкая, времени - хоть отбавляй, и всему свой черед. Сзади тяжело опустился на сиденье средних лет дядька с доверху набитыми продуктовыми сумками. Он водрузил их на колени, надсадно закашлялся и что-то пробормотал, отгоняя подоспевшую муху. Вьюшин глубоко вздохнул и утомленно откинулся на спинку. Ужасно хотелось пить. Нарастала тревога: перед выходом из поезда он успел угоститься приличной дозой хорошего, но если знойная деревенская хморь затянет отправку еще на час-другой, ему несдобровать. Может, выйти, прикупить лимонада? Салон почти заполнился; расшатанные нервы Вьюшина, невзирая на явную надуманность страхов, держали его на коротком поводке. Черт их знает, местных ящеров - возьмут и тронутся без него...с багажом! Вьюшин содрогнулся при одной лишь мысли о такой возможности. В чемодане лежали все его припасы, лишиться их означало неизбежную гибель. Он мигом забыл, как только что планировал устроить пиршество по случаю прощания с жизнью. Вьюшин вытер пот со лба и тут же взвился: его похлопали по плечу. Прикидывая, как и куда ударить, он медленно обернулся. Дядька с сумками протягивал ему пластиковую бутылку с теплой водой.
- На, глотни, - сказал незнакомец по-житейски, с безадресным ботаническим добродушием.- А то, гляжу, лица на тебе нет.
Вьюшин перевел дыхание и разжал в кармане пальцы, схватившиеся за выкидной нож.
- Спасибо, - промямлил он невнятно, осторожно взял бутыль и вдумчиво, знакомясь с каждой водной молекулой, отхлебнул. Возвращая бутылку, он еще раз поблагодарил доброго человека.
- Вот,- удовлетворенно крякнул дядька вместо "не за что - пей на здоровье".- Видок-то у тебя хворый. Болеешь?
Вьюшин полуразвернулся и прищурился на болтливого субъекта. Оценил красное полнокровное лицо, седые волосы, совсем не глупые глазки, металл во рту, крестик в проеме расстегнутой потной рубахи.
- Надолго в наши края? - ушлый попутчик, не долго думая, взял быка за рога и приступил к допросу.
Вьюшин помедлил, обдумывая ответ.
- Как получится.
- Ну! - одобрительно подхватил пассажир.- Золотые слова! Точно никогда ничего не знаешь, правильно сказал.
Вьюшин блекло улыбнулся вежливой улыбкой.
- Как звать-то тебя? - продолжал допытываться надоеда.
Вьюшин сдержанно назвался.
- Ага,- кивнул дядька.- А я - Ауслендер Иона Борисович. Не жарко тебе в рукавах?
Вьюшин решительно замотал головой. Ему было жарко, но рукава скрывали нарывы и струпья. Он потихоньку вжался в угол, смекая, что еще чуть -чуть и его припрут к стене. Однако Ауслендер неожиданно оставил опасную тему и с удовольствием заговорил о своей особе.
- Думаешь, откуда здесь взяться Ауслендеру? А нашего брата всюду хватает. Сам я тут не первый год - привык, мхом покрылся - в общем, замаскировался. И это вот,- он зыркнул через губу в направлении крестика,- и это,- он повертел перед вьюшинским носом руками в мозолях, а после их зачем-то понюхал.- А куда денешься? Тутошний народ консервативный, замкнутый, всякие новшества не приветствует.
Вьюшин с тревогой внимал собеседнику, который сочетал в своей речи нарочито простецкие выражения с привычными, видимо, прежде интеллигентскими словечками. Ассимиляция казалась успешной, но только на кой черт она понадобилась в действительности?
- И что же вас сюда привело?- осведомился Вьюшин небрежно.
Ауслендер вздохнул и тоскливо поглядел в заляпанное окно.
- Завод тут есть,- ответил он сумрачно.- Может, слышал? В свое время напакостили, потом пришла пора изучать последствия. Сам завод-то уж давно стоит без дела, а я все как бы при нем - оцениваю экологию, анализирую, пробы беру и знаю, что все это зря, никому не нужно. Но деньги, что удивительно, платят,- Ауслендер озадаченно пожал плечами.- Вся страна, понимаешь, на хлебе и воде, а мне что ни месяц - то перевод,- в доказательство он пошлепал по карману пиджака. Тут только Вьюшин отметил, что на Ауслендере полосатый пиджак - в таком-то пекле.
Вернулся водитель, озлобленно плюхнулся на свое место, рванул рычаг. Автобус, полностью соглашаясь с его настроением, огласил площадь сердитым рокотом. Где-то заорал петух. Сложились гармошки дверей, колеса обреченно провернулись, и поездка началась.
Понимая, что Ауслендер рано или поздно возобновит расспросы, Вьюшин принял решение перехватить инициативу и слегка раскрыться.
- Не знаете такого Дуплоноженко?- спросил он негромко, чтоб не услышали другие.- Я в самом деле приболел - печенка ни к черту. А он обещает помочь.
Ауслендер выпучил глаза.
- Эва! - протянул он.- Так ты к Дуплоноженко! Как не знать,- сосед отвернулся.- Кто его разберет - может, и будет тебе польза. А что - ты совсем ничего о нем не слыхал?
Вьюшин покачал головой. Ауслендер подался вперед.
- Я тебе сразу скажу, парень: общество у них. Человек с десяток наберется,- и замолчал.
- Что, секрет какой-то?- спросил Вьюшин.
- Не без того,- Ауслендер что-то соображал.- Знаешь, гость столичный, лучше я пока помолчу. Вдруг у них что-то дельное, а я тут тебе возведу с три короба напраслины. Но, понятно, будь начеку. Сам я давно к ним приглядываюсь, да все не решаюсь обратиться. Тяжел стал на подъем,- он виновато усмехнулся.- Вот что: личность ты новая, взгляд у тебя свежий, сторонний - посмотри, послушай, и если найдешь у них что здоровое, шепни мне, старику. Договорились?
Вьюшин рассеянно барабанил пальцами по крышке чемодана.
- Так я и знал,- молвил он удрученно.- Секта. Заманивают лохов. Ну, назвался груздем...
- Да ты погоди ярлыки раздавать,- перебил его Ауслендер.- Все не так просто. Есть у нас такой Выморков, скотником работает. Пил он крепко, даже бывалые мужики диву давались. Все на нем крест поставили, только начал к нему Дуплоноженко ходить. Раз зашел, второй, смотрим - притих человек, вроде как и за ум взялся,- тут в голосе Ауслендера прорезались неуверенные нотки.Короче, будто подменили Выморкова. С этим делом,- Ауслендер гулко щелкнул себя по горлу,- завязал бесповоротно. Правда, от Дуплоноженко теперь ни на шаг, сделался чем-то вроде правой руки. Эх, знать бы, что теми руками творится...
Вьюшин, даже находясь одной ногой в могиле, не удержался и снисходительно поморщился. Убежденные героинщики видят себя высшими существами, приближенными к надмирной истине и почитающими разум. Тех, кто предпочел алкогольное свинство, они не считают людьми. И Вьюшин, хоть и успел убедиться в ложности подобных воззрений, не смог избавиться от высокомерного чувства превосходства над неизвестным ему Выморковым.
- Что ж, я вам расскажу,- Вьюшин выдавил улыбку.- Если, конечно, будет что рассказывать.
Ауслендер внезапно напрягся, и всякая задушевность улетучилась из его тона.
- Расскажешь, не расскажешь - это твои дела, - заметил он холодно.- А мое дело - сторона. Мне бы не хотелось, молодой человек, чтобы ваши благодетели узнали про мой интерес. Тем более, что интерес этот сугубо обывательский.
Вьюшин пожал плечами, отвернулся, вслушался в радиопередачу, включенную шофером. Некто заоблачный вещал насчет судьбы России, которая вот-вот решится в регионах." Может быть,- подумал Вьюшин.- Что мы знаем о регионах? Ведь даже в этой дыре плетутся какие-то интриги, плодятся тайны...того и гляди, своя коза ностра объявится. В самом деле - сидит себе какой-нибудь таежный теоретик-самоучка, да изобретает что-то типа охренительного сверхлуча - и всем абзац".
Он задремал, потом заснул всерьез и видел яркие, цветные, отвратительного содержания сны.
4
Теоретик действительно был: Газов-Гагарин, сорокатрехлетний фельдшер. Одевался и держался он так, будто жил на исходе девятнадцатого века и был из народников-разночинцев с явным тяготением к терроризму и бомбометанию. Чахоточного вида, очкастый, с длинными патлами, замотанный в шарф, он считался идеологом общества Гептарха. Он первым изложил теоретические основания общества письменно, благо обладал зачаточными естественнонаучными познаниями. Как иногда случается, этот недоучившийся угрюмец попал в яблочко, и его мрачные дикарские сентенции вскоре получили всеобщее признание.
Газов-Гагарин пришел к Дуплоноженко в час вечерней молитвы. Хозяин восседал на лавочке в углу, закинув ногу на ногу, и сосредоточенно, с достоинством созерцал старинные образа вкупе с фотографическим портретом Фреда Меркьюри, гениальной и гомосексуальной рок-звезды. Горела лампадка, указательный палец Дуплоноженко то и дело отрывался от лежащих на коленях собратьев и выставлялся вверх, как бы отмечая наиболее важные моменты в немом диалоге равных. Вошедший деликатно кашлянул. Дуплоноженко медленно нацепил очки и обратил к фельдшеру невозможный круглый лоб.
- Уже восемь,- напомнил Газов-Гагарин.
Дуплоноженко молча смотрел на него.
- Замечен ненашенский,- Газов-Гагарин улыбнулся торжествующей улыбкой.
Хозяин затаил дыхание.
- Ну?
- Все к тому, что к нам направляется,- фельдшер скромно потупил взор, словно и не он принес важную, долгожданную весть. Каждый вечер, с восьми часов начиная, Дуплоноженко ждал гостей. И вот уже много прошло вечеров, но никто к нему не ехал.
Он бросился к шкафчику, выдернул картотеку - длинный ящик с бумажками.
- Так,- бормотал он возбужденно.- Кто бы это мог быть? Седьмой? Сто восемнадцатый? Ах, чтоб это был сто восемнадцатый! Такая фигура! Постой-ка может, девяносто девятый?
Забыв о фельдшере, Дуплоноженко разложил на столе с дюжину карточек, где значились имена и адреса. Все эти номера когда-то наткнулись на объявление Дуплоноженко и написали ему письма. И всем номерам были посланы в ответ приглашения, сделаны деловые предложения и обещаны серьезные выгоды.
Газов-Гагарин подошел к окошку, выглянул. Дом стоял на холме; далеко внизу, в самом начале извилистой грунтовой дороги показалась неуверенная фигурка приезжего.
- Что-то ищет, - проговорил фельдшер, наблюдая.
Дуплоноженко, не в силах себя сдержать, прыгнул обратно на лавку и уставился на портреты и лики, ища поддержки.
- Нацеди-ка ковшичек, - произнес он сквозь зубы.
- Ковшичек?- Газов-Гагарин устрашился.- Целый?
- Ну да,- кивнул Дуплоноженко, не сводя с икон глаз.- Делай, что говорят.
Газов-Гагарин, помявшись, спустился в погреб, чем-то погремел и вылез с ковшом, полным прозрачной, чистой воды.
- Давай сюда,- Дуплоноженко не глядя протянул руку, принял ковш, медленно поднес к толстым губам и начал пить. Фельдшер стал отступать к двери, с ужасом взирая на него. Каждый глоток давался Дуплоноженко с трудом и он делал долгие паузы.
- Я пришел без чемоданчика,- предупредил Газов-Гагарин.- Может, хватит? Ведь не откачаю.
Тот не отвечал и все продолжал тянуть воду; огоньки свечей одобрительно подрагивали; Николай Угодник, покрытый копотью, сверлил богомольца нездешними очам, силясь со своего возвышения проникнуть в строй его мыслей и надоумить, коль сыщется хоть малая возможность это сделать. Когда наконец раздался звонок, рука Дуплоноженко не дрогнула, он выпил последние капли и повернул к Газову-Гагарину раскрасневшееся лицо.
- Открой,- приказал он сипло.- И не очень скачи перед ним, соблюди солидность.
...Вьюшин томился возле калитки, не решаясь снова нажать на позвоночный пупок. Ему не слишком нравилась эта осовремененная изба, и он в который раз раскаялся в своей больной доверчивости."Вырезать всех, если лажа, - вдруг явилась ему сумасшедшая мысль,- забрать барахло и слинять. Кого искать-то?" Вьюшину пришли на память многочисленные сообщения о примитивных убийствах и грабежах, о непойманных душегубах. Никто и искать не будет. Но тут он вспомнил про Ауслендера и чертыхнулся - надо ж было ему открываться! Кто, спрашивается, тянул за язык?
5
Ауслендер, покинув автобус, степенно зашагал домой. Дом его был почти такой же, как у Дуплоноженко, только более старый и дряхлый. Несколько лет тому назад, сразу перед прибытием Ауслендера в поселок, руководство купило дом специально для него - да что там купило, забрало практически даром. Однако в скором времени ветхая изба, ничем - разве что убожеством - не выделяясь снаружи, внутри волшебно изменилась, оставив всяких Дуплоноженок далеко позади. Правда, об этом не знал никто - жилище изменилось не просто внутри, но даже слишком внутри: основные изменения сосредоточились в погребе.
Войдя в комнату, Ауслендер аккуратно поставил в угол сумки с покупками, похлопал себя по карманам - не забыл ли сигареты - и быстро спустился вниз. От слегка хмельного, добродушного краснобая ничего не осталось. Увидь его сейчас недавний попутчик - пришлось бы снова и снова жалеть об опрометчивой откровенности. Малейшие проявления душевной широты сползли с лица бесплотными потеками, зрачки стали глубже, слабая улыбка могла, скорее, обратить в паническое бегство, чем вызвать на разговор. Ауслендер закурил, уселся в кресло, привычным движением утопил кнопки монитора и процессора. Компьютер хрюкнул, экран залился краской. Ауслендер выщелкал десяток-другой кодов, проник в раздел"досье", на секунду задумался.
1 2 3 4 5 6