Уши Конану резанул пронзительный крик, напоминавший вопль дикой кошки. Девочка из погреба бросилась вперед, выхватив из-под рубашки кинжал. Незваные гости так и разинули рты при виде ринувшейся на них сумасшедшей.
Они были слишком заняты разеванием ртов, чтобы заметить несшегося по пятам за сумасшедшей Конана. Не дай боги, чтоб эта худенькая девочка обскакала его и вступила в бой первой! Его меч свистнул, вылетев из-за плеча девушки, словно смертоносный драконий язык. И лизнул одного пришлеца. Тот дернулся и завалился набок. Клинок киммерийца снес ему полчерепа. Девушка прыгнула на спину другому, вцепившись врагу одной рукой в глаза и беспорядочно кромсая кинжалом, зажатым в другой.
У оставшихся хватило ума расступиться перед Конаном. Они, несомненно, надеялись завлечь его вперед, а затем окружить и зайти сзади. Надеялись они напрасно: когда они начали этот маневр, подоспел Реза. Дворецкий-иранистанец был не столь скор на ногу, как Конан, но компенсировал это, когда булава крутилась — свет вспыхивал, отражаясь от ее полированного набалдашника. Затем полировка исчезла под свертывающейся кровью, когда булава крушила черепа и ребра, разбивала вдребезги колени и бедра и со страшной скоростью разрушала конечности.
Реза и его булава и впрямь учинили такой разгром, что Конан и другие оказались почти лишенными противников. Однако, судя по докатывавшимся по лестнице звукам, на крыше это можно будет исправить!
— За мной!
Конан быстро преодолел коридор. Теперь он, казалось, взлетел по винтовой лестнице. На полдороге в камень около его головы ударила стрела и отскочила вниз. Несколькими ступеньками выше лежало тело со стрелой в ребрах. Сочившаяся из раны кровь сделала лестницу скользкой, но Конан был еще на ногах, когда по лестнице скатились двое человек, сцепившихся мертвой схваткой.
Конан подождал, пока сверху не оказался боец без повязки. А затем схватил его за руку и за волосы, снял его с противника и трахнул им о камень. Тот обмяк, но Конану думалось, что он еще дышит.
Однако у него не нашлось времени убедиться в этом, так как доносившийся с крыши шум боя достиг своего крещендо. Когда Конан добрался до верха лестницы, то увидел, что лучники отступили в один угол у дымоходов, защищаясь как могли короткими мечами и ножами. Несколько лучников уже лежали не двигаясь, равно как и несколько их противников. Покуда лучники были слишком заняты ближним боем, чтобы стрелять, сады были для врага свободным путем хоть для входа, хоть для выхода.
Конан подбежал к краю крыши, чуть не кувыркнувшись в крону яблони. Все, кого он видел в саду, суматошно бежали к стенам. У незваных гостей было преимущество в численности, но преследователи из Дома Дамаос гнали их, как осенний ветер листья.
Конан стремительно развернулся, готовый освободить лучников для дальнобойных действий. И обнаружил, что Реза и остальная их группа уже принялись за это. Дымоходы окружила бурлящая масса рубящих, вопящих и цапающих друг друга тел.
Когда Конан приблизился, из толпы дерущихся выскочил высокий светловолосый человек с длинными усами. Бросил один взгляд на забрызганного кровью киммерийца и рванул в сторону.
— Остановите его! — донесся крик. — Того усатого, это вожак!
Меч Конана рассек воздух в ладони от вожака. Вместо того чтобы сделать ответный выпад, тот бросил оружие, а затем вскочил на парапетные камни и бросился вниз. Когда Конан посмотрел туда, усатый лежал, растянувшись, на садовой лестнице, с головой под невозможным углом к шее.
Дезертирство вожака лишило боевого духа остальных незваных гостей. Громко просить пощады они уже были не в состоянии. И потребовалось немало криков и несколько резких ударов Конана и Резы, чтобы убедить своих воинов пощадить проигравших.
Бой на крыше был последним вздохом атакующих. Пока лучники были заняты иным делом, большинство еще способных двигаться сочли за лучшее поскорее убраться. Караулку у ворот удерживали воины Резы, и единственный путь к безопасности вел через стену. Удирающие им и воспользовались.
В скором времени из противников остались только сидящие у дымохода связанные пленники. Да трупы, покрывавшие стену или валявшиеся в саду. Реза вернулся на первый этаж посмотреть, как там дела, в то время как Конан спустился в покои госпожи Ливии доложить о победе.
Он застал госпожу перевязывающей длинную резаную рану на ноге пожилого слуги. Руки у нее были заляпаны до локтей кровью, а гладкие прямые волосы свисали по обеим сторонам вспотевшего лица. Однако она приветливо улыбнулась, когда северянин появился на пороге и поклонился.
— Ты теперь делаешь это так хорошо, словно прирожденный аргосиец.
— Спасибо, сударыня. — Он рассказал ей о бое, сколько знали о нем он и Реза.
— Разве вы не знаете, кто подослал этих людей?
Конан пожал плечами:
— Я слышал боевой клич. Однако это может быть ложным сигналом.
Ливия кивнула:
— Чары тенелица были запрещены в Аргосе одними из первых. Если б я прибегла к ним для убийства, то тоже постаралась бы скрыть свои следы.
— Я не такой уж плохой следопыт, — сказал Конан. — С вашего разрешения я задам некоторым из пленников несколько вопросов.
— А если они откажутся отвечать?
Конан снова пожал плечами:
— То, сколь долго они будут отказываться, зависит от того, что вы позволите мне с ними делать.
Ливия сглотнула и пристально посмотрела на Конана. Миг спустя она, казалось, поняла, что никакой апелляции на приговор в холодных голубых глазах воина не будет. Ее голова дернулась.
— Закон насчет пыток строг. Но он также строг и по части вторжения в чужой дом с целью грабить, калечить и убивать! Даю тебе разрешение сделать все, что должно быть сделано.
— Благодарю вас, сударыня.
Киммериец повернулся к выходу, усталый, но довольный. Он служил хозяйке, которая знала, что на войне знание — половина победы.
Глава 7
Госпожа Ливия сидела на постели, держа на коленях золотое блюдо, и потягивала вино из чаши. Большую часть мебели в ее покоях пустили на сооружение баррикад, за исключением тумбочки. Та находилась теперь внизу на кухне, где Кирос-целитель хранил в ней свои лекарства и инструменты.
Все, что ни требовалось Киросу из имеющегося во дворце Паласиос, он получит. Поднятый с постели посланцем Ливии, он явился тотчас же, и привел с собой еще одного слугу. Он узнает или догадается, что случилось, так как мало в Мессантии домов, которые могли что-то скрыть от Кироса. Но то, что он знает, никогда не сорвется с его уст, что бы там ни пустили в ход — золото, пытки или магию.
Из внешних покоев донесся долгий вой, а за ним — рыдания. Некоторые раны не поддавались исцелению даже для Кироса. Мертвых он воскрешать не умел, равно как и уменьшить горе тех, чьи любимые лежали в погребе, накрытые одеялами.
Сквозь вой девушки прорвался голос одной из горничных Ливии, говоривший утешающие слова, твердый и лишенный ложного успокаивания. Обе горничные выдержали второе нападение намного лучше, чем первое, служа примером для всех женщин дома и даже для некоторых мужчин.
В скором времени ей надо будет позаботиться о хороших мужьях для обеих. Ливия не питала никаких иллюзий насчет того, что мужчины примут ее старых слуг с распростертыми объятиями. Одну горничную, повара-другого, и, возможно, конюхов и садовников, если ее новому дому будет не хватать прислуги, — но это и все. Что же касается принятия на службу Резы — с таким же успехом можно добиваться звания архонта.
Горничная внезапно умолкла, и Ливия поплотней завернулась в надетый поверх ночной рубашки халат, когда кто-то постучал в наружную дверь. Миг спустя она услышала знакомый глухой голос, а затем почти столь же знакомую поступь пантеры.
— Доброе утро, капитан Конан.
Киммериец посмотрел в сторону окна. Небо бледнело от близящегося рассвета.
— Вы… их трудно было заставить говорить? — Она обнаружила, что у нее как-то язык не поворачивается произнести слово "пытать". Она презирала себя за такую щепетильность, тем более что Конан наверняка отнесся бы к этому именно так, а она обнаружила, что ей очень дорого хорошее мнение о ней.
— Кром побери, нисколько, — искренно ответил пораженный Конан. — В бою прошлой ночью мне не отшибло ум, и его хватило, чтобы не пытать граждан Аргоса. Правда, большинство из них, госпожа, совсем не делают чести Аргосу. Но…
Ливия сделала глубокий вдох:
— Если вы их не пытали…
— То что же мы сделали? Достаточно просто. Я сказал им, что если они хотят умереть настоящими мужчинами, а не евнухами, то им лучше заговорить, и по-быстрому. А затем вывел одного из них в соседнее помещение, а один из моих ребят может изобразить голосом все что угодно и кого угодно.
Ливия схватила блюдо обеими руками, но ее пальцы, казалось, обессилели. Блюдо соскользнуло у нее с коленей, расплескав по ковру масло и кусочки рыбы. Конан изящно опустился на колени и поднял его, а затем подал госпоже чашу с вином. Их пальцы на мгновение соприкоснулись. От этого прикосновения по руке Ливии, казалось, пробежал огонь, к горлу подступил комок. Пару секунд она не могла сглотнуть.
Наконец к Ливии вернулся дар речи:
— Значит, они заговорили. И что же они вам рассказали?
Конан изложил кратко, но не оставил за скобками ничего, что требовалось узнать. Когда она увидела, как тяжело поводит плечами северянин, почувствовала исходящий от него запах пота и засохшей крови, — наверняка чужой! — то поняла, что даже этот железный киммериец может устать.
— Ну, Конан, "благодарю тебя" — это только слова, да притом слабые, — сказала наконец Ливия. — Когда я чуть больше соберусь с мыслями, то придумаю какую-нибудь награду получше для тебя и для твоих бойцов. А теперь мы должны заняться подготовкой дома к визиту госпожи Дорис и господина Арфоса…
Конан перебил ее всего лишь покашливанием, но все же перебил. Ливия нахмурилась.
— Простите меня, госпожа Ливия, но, по-моему, вам следует отправить гонца в Дом Лохри и предложить им наведаться как-нибудь в другой раз. В крайнем случае завтра. А еще лучше — послезавтра.
Ливия постаралась не допустить в свой голос немилостивый холодок. И, увидев выражение лица киммерийца, поняла, что ей это не удалась. Конан, как барсук в своей норе, окапывался, готовясь к бою.
— Я знаю, что это поможет заставить их думать, что нас ничто не может выбить из колеи. Но нашим людям надо обыскать дворец и прилегающий к нему участок. Кто-то ведь мог и забиться в щель, — может, случайно, а может, и нарочно. Что если он выскочит сегодня вечером и всадит нож в Арфоса?
Ливия кивнула:
— Но ведь госпожа Дорис использует свое знание о том, что с нами случилось.
— Пусть! — отрезал Конан. — Мне хотелось бы показать ей тела! Может, это достаточно напугает ее, чтобы развязать ей язык. Что-то связанное с ней заставило нашего врага думать, что мы поверили, будто она пытается похитить вас. И мне хотелось бы узнать, что же это такое.
Он говорил дело, но сказанное словно доносилось издалека, словно она находилась на дне глубокого колодца, а он стоял наверху. Она чувствовала на себе его взгляд, а затем северянин шагнул вперед и сильные руки обхватили Ливию. Киммериец обнимал ее как брат сестру. Он нес ее на руках в постель, как больного ребенка, затем укладывая и накрывая халатом…
— Отправьте гонца, капитан Конан. Госпожа Дорис может подождать…
Наблюдая за тем, как караван Дома Лохри вливается в ворота дома Дамаос, Конан с удовольствием дал бы госпоже Дорис подождать еще месяц. Ее люди будут шнырять по всей территории, как стадо обезьян. К тому времени, когда они уберутся, любые оставшиеся следы происшедшего две ночи назад нападения будет так же трудно найти, как кости атлантов.
Конан с Резой сделали все, что могли. За любым из людей Дома Лохри, который забредет в сад, будут следовать по пятам, на почтительном расстоянии, но тем не менее по пятам. Всех будут развлекать по-царски, насколько позволяли дворцовые запасы пищи и вина, чтобы занять их делом насыщения и, наверно, развязать им языки.
Никто даже не заподозрит, что дворец недавно пережил отчаянную битву. Все поврежденное в бою либо починили, либо убрали. Каждый участок пространства, где хватило бы места укрыться затаившемуся убийце с кинжалом, тщательно обыскали и либо замуровали, либо охраняли.
— Видят боги, мы сделали все, что в наших силах, — доложил Конан Резе. Перед самым рассветом они сидели за столом, ужиная разбавленным вином и ячменными лепешками, прежде чем отправиться спать. — Если богам не безразлично, то, возможно, они вознаградят нас, запечатав уста госпожи Дорис. А если и нет, мы по-прежнему можем уповать на это. — Он хлопнул по рукояти меча.
Конан вспомнил, как мажордом тяжело кивнул, но вид у него при этом был болезненный. Киммериец гадал, не мог ли Реза ревновать к прочному положению, занятому в доме новым человеком. В доме, где много лет царил иранистанец. Конан видывал, как такие вещи в знатных семьях приводили к жуткой резне.
Если подобное случится и в этот раз, то какая-то часть той крови, возможно, будет его. И определенно не выиграет никто, кроме господина Акимоса. Значит, он будет при Резе держать язык за зубами, а руку — подальше от меча. Надо беречь себя для боя с настоящими врагами Дома Дамаос.
Теперь караван Лохри целиком прошел ворота. Конан следил, как один всадник слез с кобылы, нагруженной позолоченной сбруей, весившей почти столько же, сколько наездник. Попытка всадника изящно спрыгнуть с лошади обернулась тем, что он растянулся на свежеунавоженной цветочной клумбе. И когда он поднялся, то являл собой весьма жалкое зрелище.
Госпожа Ливия подошла и остановилась рядом с Конаном. Она надела платье, которое можно было назвать простым только в том смысле, в каком прост кусок чистого золота. Сшитое из белого шелка с бледно-розовой каймой и перехваченное кушаком того же цвета, оно выгодно подчеркивало ее рост, ее грациозную фигуру и властную осанку. Ливии, решил Конан, следовало бы родиться дочерью какого-нибудь царствующего дома, той, кому суждено повелевать могучими царствами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32