Ч Понятно. А в квартире обыкновенного инженера можно? Я с интересом взгл
янул на нее, потом сказал:
Ч Эх, Леночка, мне бы вашу беспечность. От нее независимая смелость ваших
суждений.
Ч Подобный выпад нельзя рассматривать как серьезный аргумент в споре,

Ч спокойно сказала Лаврова.
Ч Это верно, нельзя. Скажите, вам никогда не приходило в голову, что наша р
абота в чем-то похожа на шахматную игру?
Ч А что?
Ч А то, что нельзя играть в шахматы, видя перед собой только следующий хо
д. В шахматах побеждает тот, кто может намного вперед продумать свои ходы
и их железной логикой навязать противнику удобную для себя контригру Ч
чтобы она ложилась в рамки продуманной тобой комбинации…
Ч Какой же вы продумали ход?
Ч К сожалению, в наших партиях противник всегда играет белыми Ч первый
ход за ним. Причем, вопреки правилам, ему удается сделать сразу несколько.

Ч Ну, е2 Ч е4 он сделал. Каковая связь с нашим спором? Я задумался, будто заб
ыл о ней, потом спросил:
Ч Не понимаете? Сейчас приедет хозяин квартиры Ч народный артист СССР,
лауреат всех существующих премий, профессор консерватории Лев Осипови
ч Поляков. Он, как вам это известно, гениальный скрипач. Теперь он еще назы
вается потерпевший. И подаст нам заявление, которое станет документом по
д названием лист дела номер два. Вот тут мы с вами можем узнать, что есть ещ
е один потерпевший… Этого я боюсь больше всего…
Ч Кто же этот потерпевший?
В прихожей хлопнула дверь. Я обернулся. В комнате стоял Поляков.

Глава 2. Гений

От нестерпимого блеска солнца болели глаза, и вся Кремона, отгородившись
от палящих лучей резными жалюзи, погрузилась в дремотную сиесту. Горяче
е дыхание дня проникало даже сюда, в покрытый виноградной лозой внутренн
ий дворик: каменные плитки пола дышали жаром. Прохладно плескал лишь всп
ыхивающий искрами капель маленький фонтанчик посреди двора, но у Антони
о не хватало смелости спросить воды. Великий мастер, сонный, сытый, сидел п
еред ним в деревянном кресле, босой, в шелковом турецком халате, перевяза
нном золотым поясом с кистями, и мучился изжогой.
Ч Нельзя есть перед сном такую острую пиццу, Ч сказал мастер Никколо гр
устно.
Ч Да, конечно, это вредит пищеварению, Ч готовно согласился Антонио, у к
оторого с утра во рту крошки не было.
Мастер Никколо долго молчал, и Антонио никак не мог понять Ч спит или бод
рствует он, и нетерпеливо, но тихо переминался на своих худых длинных ног
ах, и во дворике раздавался лишь ласковый плеск холодной воды в фонтане и
скрип его тяжелых козловых башмаков. На розовой лысине мастера светилис
ь прозрачные круглые капли пота.
Ч Чего же ты хочешь Ч богатства или славы? Ч спросил наконец мастер.
Ч Я хочу знания. Я хочу познать мудрость ваших рук, точность глаза, глуби
ну слуха. Я хочу познать секрет звука.
Ч Ты думаешь, что возможно познать и подчинить себе звук? И по желанию из
влекать его из инструмента, как дрессированного сурка?
Антонио облизнул сухие губы:
Ч Я в этом уверен. И вы это умеете делать. Мастер засмеялся:
Ч Глупец! Сто лет мы все Ч мой дед Андреа, дядя Антонио, мой отец Джиролам
о и я сам Ч Никколо Амати Ч пытаемся научиться этому. Но умеет это, видим
о, только господь бог, и всякого, кто приблизится к этому умению, покарает,
как изгнал Адама из рая за познание истины. Если ты превзойдешь меня в уме
нии своем, то приблизишь к себе кару божью. Тебя не пугает это?
Антонио подумал, затем качнул головой:
Ч Ищите и обрящете, сказано в писании. Если бы я знал, что вы дьявол, обретш
ий плоть великого мастера, я бы и тогда не отступился.
Старик оживился:
Ч Ага, значит, и ты уже наслушался, что Никколо Амати якшается с нечистой
силой? Не боишься геенны огненной?
Ч Нет ада страшнее, чем огонь неудовлетворенных страстей и незнания…
Ч Ты жаден и смел, и это хорошо. Но ты хочешь моей мудрости и моего умения.
Что ты дашь мне взамен?
Ч Разве спрашивает об этом оливковое дерево у молодой ветви своей, на ко
торой еще не созрели плоды?
Ч Но ты не ветвь древа жизни моей, Ч сурово сдвинул клочкастые седые бр
ови Амати.
Ч Вы богаты и славны, великий мастер. Богатство и слава щедро напоили вет
ви древа жизни вашей. Но ветви не дали плодов. Сто лет ищет род Амати секре
т звука…
Ч Мой сын Джироламо продолжит мое дело. И моя рука еще тверда, а глаз точе
н.
Ч Джироламо, я уверен, укрепит славу вашего дома. Но он еще ребенок. И тако
е богатство нельзя держать в одном месте. Разумнее его было бы разделить
…
Ч Ты уже был резчиком и музыкантом. Почему я должен верить, что ты не разд
умаешь быть скрипичным мастером?
Ч То были необходимые ступени к саду ваших знаний. Нет мечты у меня более
сильной и святой, чем работать у вас.
Ч А что ты умеешь?
Ч Учиться…
Учеником был принят Антонио Страдивари к Никколо Амати Ч без оплаты, за
еду и науку…

* * *

Я сразу узнал Полякова. Тысячи раз я видел его по телевизору и в киножурна
лах, портреты в газетах и на афишах, и я был готов к тому, что он появится с м
инуты на минуту, и хорошо знал, кто он такой. А мы были для него неизвестным
и пришельцами Ч посторонние, чужие люди, которые почему-то хозяйничают
в его доме, где все перевернуто, развалено, намусорено Ч по всей квартире
до самых дверей, у которых предупреждением о беде стоял постовой милицио
нер.
От этого замерло на лице Полякова досадливое удивление, хотя в глазах ещ
е плавала, постепенно угасая, надежда: все это чья-то нелепая шутка, глупы
й и злой розыгрыш от начала до конца Ч не было никакой кражи, и не было зво
нка из милиции на дачу с просьбой срочно явиться в Москву на квартиру, или
, наоборот, был звонок, но это какой-то дурак решил так его разыграть, и проп
ало воскресное утро, вырванное, наконец, из сумасшедшего потока повседне
вной суеты, утомительной работы, невозможности подумать спокойно и в оди
ночестве, погулять в замерзшем солнечном лесу. И я видел, как растаяла эта
надежда Ч будто льдинка на жарком июльском асфальте. Ушло выражение дос
адливого удивления, и лицо его Ч худое, усталое лицо с тяжелым подбородк
ом боксера и грустными глазами апостола Ч затопила обычная человеческ
ая растерянность, и кривая жалобная улыбка помимо его воли наискось пере
резала лицо.
Так мы и стояли молча, лицом к лицу, не зная, что надо сказать в этой ситуаци
и, а он все улыбался этой невыносимой улыбкой, которая для меня была пытко
й. Потому что только мы двое знали сейчас масштаб случившегося несчастья
. Но пока мы говорили с Лавровой, я старательно отгонял от себя эту мысль. А
теперь, глядя на его жалкую кривую улыбку, я понял, что произошло именно эт
о. Так бессмысленно и страшно улыбаются люди, которым миг назад принесли
разящую весть о потере кого-то очень близкого. Он облизнул пересохшие гу
бы и хрипло спросил:
Ч Скрипка?!. В шкафу?..
Ч …Постарайтесь вспомнить, что еще пропало из квартиры?..
Он сидел в глубоком кресле, высоко задрав худые колени, которые выпирали
сквозь серую ткань брюк, и ладонями держал себя за лицо, отчего казалось, б
удто голова его украшена двумя белыми ветками. Поляков меня не слышал. По
том он поднял голову и сказал:
Ч Да-да, конечно, наверное… Что вы сказали, простите?
Ч Мне нужно, чтобы вы перечислили пропавшие из дома вещи. Поляков пожал п
лечами:
Ч Я затрудняюсь так, сразу… Жена попозже приедет, она, наверное, точно ск
ажет. Но это все не имеет значения. Пропала скрипка… Скрипка моя пропала !..
Ч сказал он сдавленным голосом, и весь он был похож на горестно-нахохлен
ную, измученную птицу.
Я не знал, что сказать, и неуверенно спросил:
Ч Вы, наверное, привыкли к этому инструменту? Он поднял голову и посмотре
л на меня удивленно, и по взгляду его я понял, что сказал нечто невероятное
.
Ч Привык ? Ч переспросил он. И голос у него все еще был удивленно-раздумч
ивый. Ч Привык? Разве человек к рукам своим или к глазам, или ушам своим пр
ивыкает? Разве к детям или родителям привыкают?..
Желая выкрутиться из неловкого положения, я брякнул следующую глупость:

Ч Да, это, видимо, редкий инструмент-Поляков встал так стремительно, буд
то его выбросила из кресла пружина. Он быстро прошел по комнате, достал из
письменного стола пакет, раскрыл его:
Ч Это паспорт моей скрипки. Позвольте задать вам вопрос, молодой челове
к… Я кивнул.
Ч Вы дежурный следователь или будете заниматься этим делом до конца?
Ч Я старший инспектор Московского уголовного розыска и буду вести дело
по краже в вашей квартире. Моя фамилия Тихонов.
Поляков походил по комнате в задумчивости, потом резко повернулся ко мне
:
Ч Перед тем как вы приступите к своему делу, я хочу поговорить с вами. Я ув
ерен, что наговорю массу банальностей, как всякий неспециалист. Но об одн
ом все-таки я хочу вас попросить: сделайте все, что в ваших силах, для отыск
ания скрипки. Я уже вижу, что украли большую сумму денег, много вещей, но кл
янусь вам жизнью, если бы у меня потребовали все имущество и вернули инст
румент, я был бы счастлив…
Он говорил сбивчиво, слова накипали у него в горле и, стремясь одновремен
но вырваться наружу, сталкивались, застревали, речь от этого получалась
хриплая, задушливая. Он был бледен той особой синеватой бледностью, что з
атопляет лица внезапно испуганных или взволнованных нервных людей, и ск
возь эту бледность особенно заметно проступала неживым коричневым цве
том кожная мозоль на шее под левой щекой Ч печать усердия и терпения ген
ия, след тысяч часов упражнений на скрипке.
Поляков прижал паспорт к груди и сказал:
Ч Я понимаю, что говорю какие-то совсем не те слова, но мне очень важно, чт
обы вы поняли масштаб несчастья. Дело в том, что скрипка Ч единственная в
ещь, не принадлежащая мне в этом доме…
Ч То есть как? Ч спросила незаметно вошедшая Лаврова.
Ч Моя скрипка Ч общенациональное достояние. Владеть, хозяйствовать на
д ней одному человеку так же немыслимо, как быть хозяином Царь-пушки. Скри
пка, на которой я играю… Ч он запнулся, и губы его болезненно скривились,
Ч на которой я играл, принадлежит всему народу, она собственность госуд
арства…
Поляков достал из кармана металлический тюбик, трясущимися пельцами от
винтил крышку и достал плоскую белую таблетку, кинул ее под язык, и по легк
ому запаху мяты я догадался, что это валидол.
Ч Этой скрипке, Ч сказал он, тяжело вдохнув, Ч двести сорок восемь лет.
Последние тридцать шесть лет на ней играл я. Взгляните, Ч протянул он мне
паспорт скрипки.
Но у него не было времени ждать, пока я прочту, он торопливо заговорил снов
а:
Ч Это «Страдивари» периода расцвета. Одно из лучших и самых трудных тво
рений мастера. Он изготовил ее в 1722 году и назвал «Сайта Марией». На нижней
деке его знак Ч год, мальтийский крест и надпись «Антониус Страдивариус
». Скрипка темно-красного цвета, с резным завитком. У инструмента есть как
ая-то формальная международная страховая цена, но это ведь все символик
а Ч скрипка цены не имеет. Звук ее уникален, он просто неповторим…
В изнеможении Поляков сел в кресло, и снова стал похож на больную птицу.
Он посидел в задумчивости, потом заговорил, но мне было понятно, что слова
его сейчас Ч лишь легкий, полустершийся отпечаток проносящихся в голов
е мыслей и воспоминаний:
Ч …Когда я впервые взял ее в руки, меня охватило предчувствие счастья, хо
тя я еще не тронул струн. Она была нежна, как ребенок, и загадочно-трепетна,
как женщина. Такое бывает в первой любви. И еще Ч когда впервые берешь на
руки своего ребенка… Но свой ребенок и первая любовь Ч это мир, открываю
щийся в общении… Я провел смычком по струнам… Она заплакала, закричала, з
асмеялась, запела, заговорила… Она открыла мне новый свет, я долго-долго ж
дал свидания с ней… Мое сердце тогда не выдержало этой встречи, и я заплак
ал от счастья и надо мной все смеялись, но они не знали, что я встретил ее, ка
к находит лодку плывущий в океане. Я читал этот мир в нотах, я слышал его в д
уше, но без нее я не мог рассказать о нем людям… Я играл, играл, часами без ос
тановки, и она открывала мне все новые горизонты звука… Мы никогда не раз
лучались, она объехала со мной весь мир, и я видел, как люди плакали, слушая
ее волшебный голос. Она была всемогуща и беззащитно-хрупка, как ребенок…
Тридцать шесть лет назад мне вручил ее нарком, и мы с ней не расставались…

Да, это были отраженные вслух мысли, потому что так можно говорить или с са
мим собой, или играя на публику, но Поляков не играл на нас, я полагаю, он нас
вообще не замечал. Воцарилось долгое тягостное молчание. Потом из прихо
жей вошел Халецкий, держа в руках вывинченные дверные замки.
Ч Вам придется сегодня ночевать, закрыв дверь на цепочку, Ч сказал он П
олякову. Ч Замки мы должны взять с собой для исследования. На сутки.
Поляков кивнул. Я сказал ему сухо, чтобы вывести его из транса официально
стью обстановки:
Ч Мы сделаем все возможное для того, чтобы найти преступника. Но вы должн
ы нам помочь… Поляков развел руками:
Ч Чем я-то могу вам помочь!
Он сидел в своем кресле, совершенно раздавленный случившимся, торчали во
все стороны угловатые острые локти, колени, причудливо были заломлены к
исти, черные озера тоскующих глаз, подбородок на плече Ч будто эту диков
инную птицу разобрали на части и как попало набросали в глубокое плюшево
е гнездо кресла. На мгновенье во мне шевельнулось недоброе чувство, смеш
анное с недоумением Ч это был не гений и не великий маэстро Ч это был пот
ерпевший, самый обычный потерпевший. Я сказал строго:
Ч Ну-ка, Лев Осипович, соберитесь, пожалуйста! Нельзя так распускаться! Б
ез вашей помощи я не смогу найти вора.
Поляков очень грустно взглянул на меня, и я подумал, что мне не надо смотре
ть ему в глаза Ч они, как омуты, поглощали меня, замедляли реакцию, это был
и глаза не потерпевшего, удрученного кражей, а скорбящего Демона, доброг
о фанатика, страдающего гения.
1 2 3 4 5 6 7 8