https://wodolei.ru/catalog/drains/Viega/
даже несколько птиц, еще не улетевших на юг, которые чирикали о дневных приключениях, внезапно смолкли, а в верхушках деревьев затих ветер. Внутри избы Мануэль зажег четыре свечи и поставил их под каждый зонтик заранее предписанным образом. Его шаги по бронзовому полу и шуршание одежды, пока он ходил по избе, делая то, что требуется, казались на редкость резкими и гулкими в полной тишине и беспредельном уединении.
Затем послышался тоненький голосок:
– Мануэль, отвори дверь!
Мануэль повиновался, но во мраке леса ничего не увидел. Бурые и желтые деревья застыли, как нарисованные. Его конь стоял на привязи совершенно неподвижно, разве что дрожал.
Кто-то заговорил у ног Мануэля:
– Мануэль, перенеси меня через порог!
Дон Мануэль, отступив, глянул вниз и в пятне света от свечей между своих ног увидел человеческую голову. Он поднял голову и внес ее в избу. Он увидел, что голова сделана из белой глины, и из этого заключил, что земная Беда, которую некоторые называют Кручиной, пришла к нему.
– Ну, Мануэль, – говорит Беда, – подавай ужин.
Мануэль усадил голову за стол, поставил перед ней миску с похлебкой и накормил Беду золотой ложкой.
Когда голова поела, она приказала Мануэлю положить ее в бамбуковую колыбельку и велела Мануэлю потушить свет. Многие бы не осмелились очутиться в темноте один на один с Бедой, но Мануэль повиновался. Он преклонил колена и начал читать на ночь молитву, но последовавшее за этим заставило его остановиться. Поэтому без своего обычного обращения к Богу дон Мануэль лег на бронзовый пол избы под одним из зонтиков, а вместо подушки свернул свой коричневый плащ. Вскоре голова начала храпеть, а потом заснул и Мануэль. Позднее он говорил, что ему снилась Ниафер.
Глава XX
Месяц за годы
На утро, выполнив необычные приказы головы, Мануэль пошел кормить своего коня и обнаружил, что к дубу привязан лишь обглоданный костяк скакуна.
– Печально, – сказал Мануэль, – но думаю, лучше не жаловаться. На самом деле, жаловаться было некому, потому что Беда после того, как Мануэль перенес ее через порог, отправилась на Север распространять там чуму.
И Мануэль жил, прислуживая Беде, в этой особенно удивительной части леса (по оценкам людей, находившихся в более веселых местах) месяц и один день. О службе лучше и не говорить. Но голова была удовлетворена службой Мануэля, поскольку Беда любит общество, а они вдвоем обычно вели долгие дружеские беседы, когда служба Мануэля и работа Беды на этот день заканчивались.
– И как же ты, сударыня, пребываешь вот так в голове без туловища? – спросил однажды Мануэль.
– Понимаешь, когда Яхве сотворил человека наутро шестого дня, он собрался слепить меня в полдень из оставшейся глины. Но его прервало начало субботы, ибо Яхве в те дни был, конечно же, весьма правоверным евреем. Так что я получилась незавершенной и должна оставаться такой всегда.
– Тогда я делаю вывод, сударыня, что вы – венец Небесной работы и последний, окончательный штрих творения.
– Так мне и говорят пессимисты, – подтвердила, зевая, глиняная голова. – Но у меня был тяжелый день со всей этой бубонной чумой в Глатионе, и войнами между Императором и Миланцем, и всеми этими октябрьскими холодами, поэтому давай больше не будем говорить на философские темы.
Вот так Мануэль прислуживал голове Беды в течение месяца и одного дня. Примечательная особенность этой части леса – особенность, хорошо известная всем, хотя неоднозначно объясняемая учеными мужами, – заключалась в том, что каждый день, проведенный там, проходил, как год, поэтому Мануэль внешне очень быстро старел. Это было не совсем приятно, особенно когда у него стали болеть зубы, поскольку поблизости не найти зубных врачей, но его интерес к другим Злосчастьям, посещавшим этот лес, оставлял Мануэлю мало времени, чтобы думать о личных заботах. Беду посещало множество ее родичей, такие, как Миктлан, Кали, Фрагнар, Пуйл, Апоп и другие злые начала, которые постоянно приходили в серую избу на сбор всей семьи, чтобы прорепетировать все, кроме одного, двести сорок тысяч заклинаний. И именно тогда Мануэль впервые увидал Склауга, с которым у него позднее возникли известные неприятности.
Так прошел месяц, дни которого длились, как годы. Немногое известно относительно того, что творилось в серой избушке, но это, вероятно, к лучшему. Дон Мануэль никогда об этом не рассказывал. Но известно, что каждый день глиняная голова бродила по свету, распространяя завистливые слухи, пожирая царства, раздувая патриотизм и реформы, нашептывая пагубные советы и принося людям боль, печаль, отчаянье и всевозможные несчастья; а вечером, когда на закате за работу принимался Фобетор, Беда, довольная, возвращалась в Дан-Валахлон, где ее ждал услужливый Мануэль и заслуженный ночной отдых. По вечерам в избе собиралось неописуемое общество, но никто никогда не оставался на ночь. А после каждой ночи, проведенной наедине с Бедой, утро находило Мануэля выглядевшим еще старше.
– Сударыня, я дивлюсь бессердечности и веселости, с какими вы обделываете свои жуткие дела, – сказал однажды Мануэль После того, как вытер текущую по подбородку Беды слюну.
– Ох, ведь у меня есть только голова и нет сердца, и я не могу жалеть человеческие существа, которые извожу согласно возложенному на меня долгу.
– Это похоже на правду, – сказал Мануэль, – и я понимаю, что если исходить из внешности, вас лично винить нельзя. Все же я не могу удивляться, почему мир людей предоставлен в полное распоряжение Беды, если Кощей Бессмертный, который создал все таким, какое оно есть, действительно заботился о людях.
– Относительно того, что происходит над головой, Мануэль, ты должен спросить других. Я знаю, что существуют некие власти, но они еще никогда не разрешали Беде подняться до их высот, ибо я среди них непопулярна: такова печальная истина.
– Понятно, но тем не менее я удивляюсь, почему Беда была сотворена, чтобы пожирать человеческий род.
– Вероятно, коровы, овцы и цыплята на ваших дворах, куропатки и зайцы в ваших силках и даже рыба на вашем крючке находит время точно так же удивляться по поводу вас, дон Мануэль.
– Но человек – высшая форма жизни.
– Допустим это замечательное предположение, но неужели любой человек может подняться над Бедой? Поэтому, как видите, логично, что я питаюсь вами.
– Все же я считаю, что земная Беда была создана в качестве испытания нас на пригодность к некоей прекрасной и вечной последующей жизни.
– Почему вы все в этом мире так думаете? – спросила голова с неподдельным любопытством.
– Потому что у меня есть бессмертный дух, сударыня, и…
– Милый мой, это замечательно. И где же он, Мануэль?
– Он где-то внутри меня, сударыня.
– Тогда давай его вынем – мне охота на него взглянуть.
– Нет, его точно нельзя вынуть, сударыня, до тех пор, пока я не умру.
– Но какой тебе от него прок? – спросила Беда. – И как ты можешь, еще ни разу не побывав мертвым, быть уверенным относительно того, что произойдет после смерти?
– В общем, я всегда слышал именно это, сударыня. Голова с сомнением закачалась.
– Интересно, от кого же из Леших ты мог услышать такие фантастические истории? Боюсь, над тобой, Мануэль, кто-то подшутил.
– О нет, сударыня, это догмат, которого придерживаются мудрейшие и наиболее уважаемые из людей.
– Понятно. Был один человек, рассказывавший вам всем эти анекдоты о вечной важности человечества, – заметила голова, теряя интерес к беседе. – Понятно. И опять-таки можешь заметить, что коровы, овцы и цыплята тоже сильно негодуют по поводу своей смерти.
– Но это лишь земные твари, сударыня, тогда как вокруг некоторых личностей в любом случае существует ореол божественности. Разве вы не находите?
Голова помрачнела.
– Да, Мануэль, в большинстве молодых людей есть божественная искра, но жизнь в основном гасит ее, не утруждая Дедушку Смерть сниманием кожуры с духа, как с банана. Нет, большинство из вас уходят в могилу с крохотным количеством духа, если вообще его имеют, и, конечно же, с недостаточным его количеством, чтобы жить вечно. Нет, Мануэль, я никогда не ссорилась с религией, поскольку это мой сильный союзник, но подобные религиозные взгляды порой вызывают у меня отвращение. Ведь, если люди были бы бессмертны, бессмертной бы была и Беда, а я никогда бы этого не перенесла.
– Вы говорите ерунду, сударыня, – решительно сказал Мануэль. – И нет ничего хуже подобного цинизма.
– Ни в коей мере, – ответила голова, – так как, очевидно, еще больший цинизм утверждать, что Всемогущий, потеряв рассудок, собрался провести с вами, людьми, всю вечность. Нет, Мануэль, боюсь, твоя странная теория о том, что вы внутри набиты неким неизменным веществом и так далее, не очень правдоподобно описывает нашу с тобой жизнь, и мы оба остаемся загадками без разгадки.
– Все же, сударыня, – сказал Мануэль, – постольку, поскольку существует только одно, что грабежи Смерти никогда не отняли у жизни, и это – земная Беда…
– Твоя предпосылка бесспорна, но какой ты делаешь из нее вывод?
Мануэль улыбнулся вяло и сонно.
– Я делаю вывод, сударыня, что вы, никогда не бывавшая мертвой, тоже не можете быть уверены в том, что происходит после смерти. И, таким образом, я остаюсь при своем мнении о грядущей жизни.
– Но ясно же, что твое мнение абсурдно.
– Вполне может быть, сударыня, но с ним намного удобнее жить, нежели с вашим, а непосредственно сейчас мое занятие – жизнь. В свое время я уделю внимание смерти, а из двух мнений с моим умирать приятнее. А впоследствии, даже если ваше мнение верно, я никогда не узнаю, что был неправ, зато могу крупно выиграть при такой точке зрения и вообще ничего не теряю, привязываясь к дурацкой, любимой, старой вере, которая до меня была у моих отцов, – сказал Мануэль так же твердо, как и всегда.
– Да, но откуда в этом мире…
– Ах, сударыня, – сказал Мануэль, по-прежнему улыбаясь, – здесь, в этом мире, люди питаются своей верой, и вполне может статься, что там еда та же самая.
Но в этот момент появился Реери (малиновый голый человек с обезьяньей головой) с петухом в одной руке и палкой в другой. И прибытие Кровавого Демона, конечно же, положило конец разговору.
Глава XXI
Плата за службу
Вот так уходила от Мануэля молодость, а его отношения с Бедой становились все ближе, и между ними возникла своего рода привязанность, и они вдвоем обсуждали все дела Мануэля. Они часто говорили об августейших особах, которых раньше любил Мануэль, а теперь уже не любил.
– Одно время, – признался Мануэль, – я определенно думал, что влюблен в принцессу Алианору, а потом я был влюблен в королеву Фрайдис. И даже сейчас они мне весьма нравятся, но ни одна из августейших особ не смогла заставить меня забыть служанку Ниафер, которую я полюбил на Врейдексе. Кроме того, принцесса и королева любили во всем поступать по-своему, и они хотели властью, богатством, высоким положением и другими подобными вещами помешать осуществлению моих помыслов и моих желаний. Я не мог вынести вечных выяснений отношений, к которым это вело, и они всегда мне напоминали, по контрасту, спокойные милые поступки Ниафер и наслаждение, которое я от них получал. Поэтому мне показалось самым наилучшим порвать и с Фрайдис, и с Алианорой.
– Что касается этих женщин, – оценила голова, – ты по некоторым причинам вполне мог от них избавиться. Однако у этой Алианоры красивые глаза и несомненная власть.
– Она – принцесса Апсар, – ответил Мануэль, – и поэтому у нее власть над бабочками, птицами, летучими мышами и всеми воздушными тварями. Я это знаю, поскольку она раскрыла мне некоторые из тайн Апсар. Но над своим языком и темпераментом у Алианоры нет никакой власти, и, если б я женился на ней, она в конечном счете сделала бы меня королем, и моя жизнь была бы отдана политике и господству над людьми.
– У этой Фрайдис прекрасные черные волосы… и несомненная власть…
– Она была когда-то королевой Аудельской и поэтому удерживала власть над всеми земляными фигурами. Я это знаю, поскольку она открыла мне несколько тайн Ауделы. Но злейший враг Фрайдис тоже ходит в красном и живет между белыми зубками Фрайдис, и именно он ее и погубил. И, если б я женился на ней, она бы вскоре уговорила меня стать великим создателем образов и отдать свою жизнь подобным искусствам.
Беда же сказала:
– Ты завоевал любовь этих женщин, ты набрался благодаря этим женщинам знаний и сил. И ты их оставил, чтобы бежать за еще какой-то женщиной, которая не даст тебе ни власти, ни знаний, но лишь создаст множество неприятностей. Это не героизм, Мануэль, но это по-человечески, и твои доводы вполне соответствуют твоему возрасту.
– Верно, что я еще молод, сударыня.
– Нет, уже не так молод, мое общество сделало тебя зрелым человеком, и ты уже замысливаешь глупости, свойственные пожилым мужчинам.
– Неважно, каков мой возраст, сударыня, я всегда помню, что, когда впервые стал героем, бросив жизнь скромного свинопаса, я полюбил служанку Ниафер. Она умерла. Я же не умер. Вместо этого я уступил Ниафер Дедушке Смерти и такой ценой сохранил свою жизнь и добыл рецепт, с помощью которого невероятно преуспел, так что сегодня я – дворянин в красивых одеждах с лакеями, собственными заливными лугами и замками, если б только мне удалось ими завладеть. И я больше не хожу с дырами на локтях, и августейшие особы смотрят на меня благосклонно, а я нахожу их достаточно милыми. Но радость, которую доставила мне Ниафер, ни с чем этим не сравнится.
– Это тоже старая человеческая история, – сказала голова, – а у тебя заблуждение, которое посещает большинство пожилых людей. Однако ты верно служил мне месяц, идущий за годы, за исключением того, что дважды насыпал мне в похлебку недостаточно яду и забывал принести лед, когда здесь бывал Черный Старик. Впрочем, кто без греха? Время твоей службы прошло, и я должна с тобой расплатиться. Будешь ли ты тогда счастлив и наступит ли вечный разрыв между нами?
– Я видел лишь одного счастливого человека, – отвечал Мануэль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Затем послышался тоненький голосок:
– Мануэль, отвори дверь!
Мануэль повиновался, но во мраке леса ничего не увидел. Бурые и желтые деревья застыли, как нарисованные. Его конь стоял на привязи совершенно неподвижно, разве что дрожал.
Кто-то заговорил у ног Мануэля:
– Мануэль, перенеси меня через порог!
Дон Мануэль, отступив, глянул вниз и в пятне света от свечей между своих ног увидел человеческую голову. Он поднял голову и внес ее в избу. Он увидел, что голова сделана из белой глины, и из этого заключил, что земная Беда, которую некоторые называют Кручиной, пришла к нему.
– Ну, Мануэль, – говорит Беда, – подавай ужин.
Мануэль усадил голову за стол, поставил перед ней миску с похлебкой и накормил Беду золотой ложкой.
Когда голова поела, она приказала Мануэлю положить ее в бамбуковую колыбельку и велела Мануэлю потушить свет. Многие бы не осмелились очутиться в темноте один на один с Бедой, но Мануэль повиновался. Он преклонил колена и начал читать на ночь молитву, но последовавшее за этим заставило его остановиться. Поэтому без своего обычного обращения к Богу дон Мануэль лег на бронзовый пол избы под одним из зонтиков, а вместо подушки свернул свой коричневый плащ. Вскоре голова начала храпеть, а потом заснул и Мануэль. Позднее он говорил, что ему снилась Ниафер.
Глава XX
Месяц за годы
На утро, выполнив необычные приказы головы, Мануэль пошел кормить своего коня и обнаружил, что к дубу привязан лишь обглоданный костяк скакуна.
– Печально, – сказал Мануэль, – но думаю, лучше не жаловаться. На самом деле, жаловаться было некому, потому что Беда после того, как Мануэль перенес ее через порог, отправилась на Север распространять там чуму.
И Мануэль жил, прислуживая Беде, в этой особенно удивительной части леса (по оценкам людей, находившихся в более веселых местах) месяц и один день. О службе лучше и не говорить. Но голова была удовлетворена службой Мануэля, поскольку Беда любит общество, а они вдвоем обычно вели долгие дружеские беседы, когда служба Мануэля и работа Беды на этот день заканчивались.
– И как же ты, сударыня, пребываешь вот так в голове без туловища? – спросил однажды Мануэль.
– Понимаешь, когда Яхве сотворил человека наутро шестого дня, он собрался слепить меня в полдень из оставшейся глины. Но его прервало начало субботы, ибо Яхве в те дни был, конечно же, весьма правоверным евреем. Так что я получилась незавершенной и должна оставаться такой всегда.
– Тогда я делаю вывод, сударыня, что вы – венец Небесной работы и последний, окончательный штрих творения.
– Так мне и говорят пессимисты, – подтвердила, зевая, глиняная голова. – Но у меня был тяжелый день со всей этой бубонной чумой в Глатионе, и войнами между Императором и Миланцем, и всеми этими октябрьскими холодами, поэтому давай больше не будем говорить на философские темы.
Вот так Мануэль прислуживал голове Беды в течение месяца и одного дня. Примечательная особенность этой части леса – особенность, хорошо известная всем, хотя неоднозначно объясняемая учеными мужами, – заключалась в том, что каждый день, проведенный там, проходил, как год, поэтому Мануэль внешне очень быстро старел. Это было не совсем приятно, особенно когда у него стали болеть зубы, поскольку поблизости не найти зубных врачей, но его интерес к другим Злосчастьям, посещавшим этот лес, оставлял Мануэлю мало времени, чтобы думать о личных заботах. Беду посещало множество ее родичей, такие, как Миктлан, Кали, Фрагнар, Пуйл, Апоп и другие злые начала, которые постоянно приходили в серую избу на сбор всей семьи, чтобы прорепетировать все, кроме одного, двести сорок тысяч заклинаний. И именно тогда Мануэль впервые увидал Склауга, с которым у него позднее возникли известные неприятности.
Так прошел месяц, дни которого длились, как годы. Немногое известно относительно того, что творилось в серой избушке, но это, вероятно, к лучшему. Дон Мануэль никогда об этом не рассказывал. Но известно, что каждый день глиняная голова бродила по свету, распространяя завистливые слухи, пожирая царства, раздувая патриотизм и реформы, нашептывая пагубные советы и принося людям боль, печаль, отчаянье и всевозможные несчастья; а вечером, когда на закате за работу принимался Фобетор, Беда, довольная, возвращалась в Дан-Валахлон, где ее ждал услужливый Мануэль и заслуженный ночной отдых. По вечерам в избе собиралось неописуемое общество, но никто никогда не оставался на ночь. А после каждой ночи, проведенной наедине с Бедой, утро находило Мануэля выглядевшим еще старше.
– Сударыня, я дивлюсь бессердечности и веселости, с какими вы обделываете свои жуткие дела, – сказал однажды Мануэль После того, как вытер текущую по подбородку Беды слюну.
– Ох, ведь у меня есть только голова и нет сердца, и я не могу жалеть человеческие существа, которые извожу согласно возложенному на меня долгу.
– Это похоже на правду, – сказал Мануэль, – и я понимаю, что если исходить из внешности, вас лично винить нельзя. Все же я не могу удивляться, почему мир людей предоставлен в полное распоряжение Беды, если Кощей Бессмертный, который создал все таким, какое оно есть, действительно заботился о людях.
– Относительно того, что происходит над головой, Мануэль, ты должен спросить других. Я знаю, что существуют некие власти, но они еще никогда не разрешали Беде подняться до их высот, ибо я среди них непопулярна: такова печальная истина.
– Понятно, но тем не менее я удивляюсь, почему Беда была сотворена, чтобы пожирать человеческий род.
– Вероятно, коровы, овцы и цыплята на ваших дворах, куропатки и зайцы в ваших силках и даже рыба на вашем крючке находит время точно так же удивляться по поводу вас, дон Мануэль.
– Но человек – высшая форма жизни.
– Допустим это замечательное предположение, но неужели любой человек может подняться над Бедой? Поэтому, как видите, логично, что я питаюсь вами.
– Все же я считаю, что земная Беда была создана в качестве испытания нас на пригодность к некоей прекрасной и вечной последующей жизни.
– Почему вы все в этом мире так думаете? – спросила голова с неподдельным любопытством.
– Потому что у меня есть бессмертный дух, сударыня, и…
– Милый мой, это замечательно. И где же он, Мануэль?
– Он где-то внутри меня, сударыня.
– Тогда давай его вынем – мне охота на него взглянуть.
– Нет, его точно нельзя вынуть, сударыня, до тех пор, пока я не умру.
– Но какой тебе от него прок? – спросила Беда. – И как ты можешь, еще ни разу не побывав мертвым, быть уверенным относительно того, что произойдет после смерти?
– В общем, я всегда слышал именно это, сударыня. Голова с сомнением закачалась.
– Интересно, от кого же из Леших ты мог услышать такие фантастические истории? Боюсь, над тобой, Мануэль, кто-то подшутил.
– О нет, сударыня, это догмат, которого придерживаются мудрейшие и наиболее уважаемые из людей.
– Понятно. Был один человек, рассказывавший вам всем эти анекдоты о вечной важности человечества, – заметила голова, теряя интерес к беседе. – Понятно. И опять-таки можешь заметить, что коровы, овцы и цыплята тоже сильно негодуют по поводу своей смерти.
– Но это лишь земные твари, сударыня, тогда как вокруг некоторых личностей в любом случае существует ореол божественности. Разве вы не находите?
Голова помрачнела.
– Да, Мануэль, в большинстве молодых людей есть божественная искра, но жизнь в основном гасит ее, не утруждая Дедушку Смерть сниманием кожуры с духа, как с банана. Нет, большинство из вас уходят в могилу с крохотным количеством духа, если вообще его имеют, и, конечно же, с недостаточным его количеством, чтобы жить вечно. Нет, Мануэль, я никогда не ссорилась с религией, поскольку это мой сильный союзник, но подобные религиозные взгляды порой вызывают у меня отвращение. Ведь, если люди были бы бессмертны, бессмертной бы была и Беда, а я никогда бы этого не перенесла.
– Вы говорите ерунду, сударыня, – решительно сказал Мануэль. – И нет ничего хуже подобного цинизма.
– Ни в коей мере, – ответила голова, – так как, очевидно, еще больший цинизм утверждать, что Всемогущий, потеряв рассудок, собрался провести с вами, людьми, всю вечность. Нет, Мануэль, боюсь, твоя странная теория о том, что вы внутри набиты неким неизменным веществом и так далее, не очень правдоподобно описывает нашу с тобой жизнь, и мы оба остаемся загадками без разгадки.
– Все же, сударыня, – сказал Мануэль, – постольку, поскольку существует только одно, что грабежи Смерти никогда не отняли у жизни, и это – земная Беда…
– Твоя предпосылка бесспорна, но какой ты делаешь из нее вывод?
Мануэль улыбнулся вяло и сонно.
– Я делаю вывод, сударыня, что вы, никогда не бывавшая мертвой, тоже не можете быть уверены в том, что происходит после смерти. И, таким образом, я остаюсь при своем мнении о грядущей жизни.
– Но ясно же, что твое мнение абсурдно.
– Вполне может быть, сударыня, но с ним намного удобнее жить, нежели с вашим, а непосредственно сейчас мое занятие – жизнь. В свое время я уделю внимание смерти, а из двух мнений с моим умирать приятнее. А впоследствии, даже если ваше мнение верно, я никогда не узнаю, что был неправ, зато могу крупно выиграть при такой точке зрения и вообще ничего не теряю, привязываясь к дурацкой, любимой, старой вере, которая до меня была у моих отцов, – сказал Мануэль так же твердо, как и всегда.
– Да, но откуда в этом мире…
– Ах, сударыня, – сказал Мануэль, по-прежнему улыбаясь, – здесь, в этом мире, люди питаются своей верой, и вполне может статься, что там еда та же самая.
Но в этот момент появился Реери (малиновый голый человек с обезьяньей головой) с петухом в одной руке и палкой в другой. И прибытие Кровавого Демона, конечно же, положило конец разговору.
Глава XXI
Плата за службу
Вот так уходила от Мануэля молодость, а его отношения с Бедой становились все ближе, и между ними возникла своего рода привязанность, и они вдвоем обсуждали все дела Мануэля. Они часто говорили об августейших особах, которых раньше любил Мануэль, а теперь уже не любил.
– Одно время, – признался Мануэль, – я определенно думал, что влюблен в принцессу Алианору, а потом я был влюблен в королеву Фрайдис. И даже сейчас они мне весьма нравятся, но ни одна из августейших особ не смогла заставить меня забыть служанку Ниафер, которую я полюбил на Врейдексе. Кроме того, принцесса и королева любили во всем поступать по-своему, и они хотели властью, богатством, высоким положением и другими подобными вещами помешать осуществлению моих помыслов и моих желаний. Я не мог вынести вечных выяснений отношений, к которым это вело, и они всегда мне напоминали, по контрасту, спокойные милые поступки Ниафер и наслаждение, которое я от них получал. Поэтому мне показалось самым наилучшим порвать и с Фрайдис, и с Алианорой.
– Что касается этих женщин, – оценила голова, – ты по некоторым причинам вполне мог от них избавиться. Однако у этой Алианоры красивые глаза и несомненная власть.
– Она – принцесса Апсар, – ответил Мануэль, – и поэтому у нее власть над бабочками, птицами, летучими мышами и всеми воздушными тварями. Я это знаю, поскольку она раскрыла мне некоторые из тайн Апсар. Но над своим языком и темпераментом у Алианоры нет никакой власти, и, если б я женился на ней, она в конечном счете сделала бы меня королем, и моя жизнь была бы отдана политике и господству над людьми.
– У этой Фрайдис прекрасные черные волосы… и несомненная власть…
– Она была когда-то королевой Аудельской и поэтому удерживала власть над всеми земляными фигурами. Я это знаю, поскольку она открыла мне несколько тайн Ауделы. Но злейший враг Фрайдис тоже ходит в красном и живет между белыми зубками Фрайдис, и именно он ее и погубил. И, если б я женился на ней, она бы вскоре уговорила меня стать великим создателем образов и отдать свою жизнь подобным искусствам.
Беда же сказала:
– Ты завоевал любовь этих женщин, ты набрался благодаря этим женщинам знаний и сил. И ты их оставил, чтобы бежать за еще какой-то женщиной, которая не даст тебе ни власти, ни знаний, но лишь создаст множество неприятностей. Это не героизм, Мануэль, но это по-человечески, и твои доводы вполне соответствуют твоему возрасту.
– Верно, что я еще молод, сударыня.
– Нет, уже не так молод, мое общество сделало тебя зрелым человеком, и ты уже замысливаешь глупости, свойственные пожилым мужчинам.
– Неважно, каков мой возраст, сударыня, я всегда помню, что, когда впервые стал героем, бросив жизнь скромного свинопаса, я полюбил служанку Ниафер. Она умерла. Я же не умер. Вместо этого я уступил Ниафер Дедушке Смерти и такой ценой сохранил свою жизнь и добыл рецепт, с помощью которого невероятно преуспел, так что сегодня я – дворянин в красивых одеждах с лакеями, собственными заливными лугами и замками, если б только мне удалось ими завладеть. И я больше не хожу с дырами на локтях, и августейшие особы смотрят на меня благосклонно, а я нахожу их достаточно милыми. Но радость, которую доставила мне Ниафер, ни с чем этим не сравнится.
– Это тоже старая человеческая история, – сказала голова, – а у тебя заблуждение, которое посещает большинство пожилых людей. Однако ты верно служил мне месяц, идущий за годы, за исключением того, что дважды насыпал мне в похлебку недостаточно яду и забывал принести лед, когда здесь бывал Черный Старик. Впрочем, кто без греха? Время твоей службы прошло, и я должна с тобой расплатиться. Будешь ли ты тогда счастлив и наступит ли вечный разрыв между нами?
– Я видел лишь одного счастливого человека, – отвечал Мануэль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29