Потому что все правила аскетики, все правила нашего церковного устава – правила жизни беременного человека, беременной души, в которой уже, по слову апостола Павла "не я живу, но живет во мне Христос". И существуют эти правила для того, чтобы выкидыш не произошел. Если в человеке есть это ощущение, что в его сердце зародилась новая искорка, появилась новая жизнь – тогда ему все понятно.
Ему понятно, почему, например, не надо хохотать… Рациональных аргументов, способных объяснить, почему переедание жванецкими дурно, ведь не найдется. Но можно обратить глаза зрачками внутрь и предложить прислушаться к самоощущению души: подожди, ты вот отхохотал, а душа–то тусклее стала, опустошеннее. Но ведь для этого надо, чтобы было с чем сравнивать!
У человека должно появиться ощущение своей собственной души. Без этого ощущения души Православие останется непонятным.
Иначе – нарушается основной закон педагогики: не отнимай прежде, чем дать. И вот мы слишком часто не успеваем людям "дать" Христа, чтобы человек понял радость жизни во Христе, а уже пробуем что–то из его жизни вырвать. И человек протестует: "Во имя чего вы меня живого приносите в жертву вашим мертвым правилам?".
Представьте, что православный миссионер пересекает границы Китая. И Китайский пограничник его спрашивает – какова цель его путешествия. Миссионер честно говорит о себе как о миссионере, проповеднике Евангелия. "А в чем суть этой вашей веры, – настаивает пограничник, – что именно ты желаешь возвестить моему народу?".
А в ответ услышит: я хочу возвестить китайцам, что по Апостольским нашим правилам "Взявший в супружество вдову, или отверженную от супружества, или блудницу, или рабыню, или актрису, ни епископом, ни пресвитером, ни диакон, ни никем в списке священного чина… Имевший в супружестве двух сестер, или племянницу, не может быть в клире… Кто из клира даст себя порукою за кого–либо, да будет извержен".
Глупо с этого начинать проповедь Христа язычникам? Ну столь же неумно и к современным светским детям идти, нагрузясь запретами.
Слишком часто мы предлагаем у людей что–то отнять, не пояснив, что мы им принесли, не объяснив, чем живет христианство (а оно же ведь не запретами живет!).
То же самое могу пояснить другой притчей. Представим, что у меня урок не с девочками, а с мальчиками. Представьте, что я ношу не рясу, а какой–нибудь серенький китель с погонами. В общем, я – гаишник. Прихожу я к детям в школу и говорю: “Знаете, ребята, вы ни в коем случае не нарушайте правила дорожного движения. Обязательно их выучите: когда и как совершать обгон, как перестраиваться из ряда в ряд и прочее. Все это жизненно важно.”
Я требую от них наизусть знать весь дорожный кодекс, а назавтра грожу им экзаменом. Будут ли мои ученики стремиться к исполнению правил, изложенных им в столь навязчивой форме? Естественно, школьники не придадут никакого серьезного значения моим речам. Ведь пока у человека нет своей машины, пока он сам не умеет водить, то рассказывать ему, как вести себя в такой–то дорожной ситуации – занятие довольно–таки бесполезное, а изучение правил им воспринимается как чистейшая зубриловка, как сообщение принципиально бесполезной информации. Ведь не имеющий машины человек просто не знает, к чему эту информацию применить.
Вот я – человек безлошадный[122], и потому мне глубоко все равно, кто кому должен дорогу уступать: шестисотый мерседес «Икарусу», или наоборот. Зачем мне это все? Я одно правило знаю: если я дорогу перехожу, все должны подождать! Батюшка идет, подождите, куда торопитесь?!
Другое дело, если однажды у меня "жигуленок" свой появится. Вот тогда я пойму, что, оказывается, правила дорожного движения написаны не только для того, чтобы гаишники взятки брали. Тогда (но не раньше) я пойму, что на самом деле каждое из этих правил написано кровью и болью человеческой. Но чтобы понять их смысл – надо жить в движении. Вот также и правила церковной жизни. Они рассчитаны на тех, кто движется, кто осознал цель своего движения и теперь старается не повредить свое средство передвижения.
Подобно правилам дорожного движения есть и правила религиозной безопасности. И эти правила тоже написаны кровью, написаны судьбами людей. Потому что слишком много было катастроф – много было и удач, но много и катастроф. Вот поэтому эти правила лучше соблюдать, если вы не хотите потерять что–то гораздо более важное, чем минутная эйфория "свободной любви".
Итак, в мире, в котором люди еще не знают о Христе, не знают, зачем надо стремиться жить во Христе, важно верно выбирать темы для бесед. К интонации назидательно–обличающей стоит обращаться лишь в последнюю очередь[123].
Как–то в Италии гостил я в одном монастыре. Возглавлял его человек, который был католическим священником, потом перешел в Православие. Этот удивительный человек содержит монастырь на зарплату, которую сам получает в качестве преподавателя философии в местной городской школе. И вот однажды я спрашиваю его послушника: "Я не понимаю, почему в монастыре молодежи нет? Ведь батюшка преподает в школе философию. Сам он человек талантливый. Преподает хорошо. И ребята тоже замечательные. Я там несколько уроков провел, и видел, что у ребят была очень хорошая реакция. Почему же их не видно в монастыре? У меня такое ощущение, что, если бы я с этими ребятами хотя бы месяц поговорил, так они бы у меня строем сюда в монастырь на службы ходили". И слышу в ответ от этого русского послушника: "Понимаете, отец Андрей, дело в том, что у него все–таки католическое воспитание. То есть – с некоторыми целибатскими комплексами. И поэтому, проведя прекрасный урок с детьми, под конец он обязательно скажет: “Да, дети, и главное – запомните, чтобы на дискотеку – ни шагу!”. Дети, конечно, реагируют на эту последнюю фразу, и у них остается в памяти, что Церковь – это те, кто у них все время что–либо вырывает из рук".
Библейский змей использовал уловку, которая стала классикой атеистической пропаганды: он свел религию к системе запретов: "Бог запретил вам". Редуцирование христианства к системе запретов и поныне остается главным аргументом московских комсомольцев: "Ребята! Попы хотят запретить вам радости жизни, они хотят запретить веселиться, жить, танцевать, колоться, аборты делать! Долой ортодоксию!".
Но христианство – не система запретов. Это позитив. Место аскетических запретов в христианской жизни можно сравнить с той ролью, которую играют в рождении ребенка правила безопасности, которым должна следовать беременная женщина. Да, у женщины, что носит под своим сердцем ребеночка, есть ограничения: она не должна в это время употреблять алкоголь, и будет лучше, если она не будет курить и не станет поднимать тяжести. Но если некая девушка решит, что эти правила есть сам путь к рождению ребенка, то ее ждет разочарование. Если она не будет ни пить, ни курить, ни поднимать тяжести – это не значит, что в силу этого воздержания она через девять месяцев такой аскезы родит ребенка. Само по себе воздержание от водки ребенка ей не даст. Нужен супруг. Также воздержание от грехов само по себе не даст человеку Христа. Для этого нужно нечто совершенно иное: Сам Христос.
Запреты вторичны и служебны по отношению к самому главному – рождению Христа в душе. Змей же редуцирует отношения человека и Бога к системе запретов.
Мир души нетехнологичен. И поэтому прежде, чем вторгаться туда с инструкцией, попробуем для начала познакомить детей с ними самими: "я не есть одно это тело; во мне живет это странное существо по имени душа, – это то, что болит, когда все тело здорово". У этого незнакомца есть свои потребности и есть свои болячки. И вот для того, чтобы накормить вашу новооткрытую душу и чтобы защитить ее от ее болезней, вот для этого к вам и приходит Церковь. Знаете, Башлачев об этом писал так: "Отпусти мне грехи! Я не помню молитв. Если хочешь – стихами грехи замолю. Но объясни – я люблю оттого, что болит, Или это болит оттого, что люблю?".
– То есть запретами ничего не добьешься, и ретроградство не лучший способ воспитания?
– Ну нет, я совершенный ретроград, сторонник многих запретов и отнюдь не либерал. Запрет – это условие роста. Когда дереву ставят запреты, обрезая веточки, ему не дают расползаться вширь, и тогда дерево взмывает к небесам. Также и с человеком. Другое дело, что запреты должны быть обоснованы, понятны тому, к кому они обращены. Я против того, чтобы детям что–то запрещать, не поясняя, в чем угроза.
– Давайте, в таком случае, поговорим о нетехнологических тайнах души…
– Давайте. Открытие в себе своей души – это важнейшее и неожиданнейшее открытие в мире торжествующего дарвинизма. Вот сказка Григория Остера об этом:
"Один шестиклассник шел из школы мимо помойки и нашел там толстую старинную книгу про то, как надо вызывать демонов на дом. Родители шестиклассника еще не вернулись с работы, и мальчик подумал, что, пока дома никого нет, надо вызвать на минуточку какого–нибудь демона, а то мама с папой придут и не разрешат. Сначала шестиклассник хотел вызвать демона огня, но оказалось, что для этого надо поджечь на полу шестнадцатиконечную звезду, сложенную из шестисот шестидесяти шести спичек. Спичек у мальчика не хватило, и он стал перелистывать страницы книги, чтобы узнать, как вызывать каких–нибудь других демонов. К сожалению, все способы были очень трудные: надо было иметь под рукой всяких сушеных змей и вареных жаб. Кроме того, нужны были скелеты черных кошек, черепа белых крокодилов и разные настои ядовитых трав. Ничего этого у мальчика не было. Толькоучебники и тетради. К счастью, на последней странице мальчик нашел один не очень трудный способ. Надо было положить на пол стопочкой шесть никем еще не читанных учебников для шестого класса, на них шесть чистых тетрадей, а сверху шесть не–заточенных карандашей. И когда из шести учебников, шести тетрадей и шести карандашей сложится магическое число 666, воскликнуть:
Откройся, бездна, книг полна!
Ученья демон, встань со дна!
Шестиклассник, не долго думая, так и сделал. И мгновенно в полу его квартиры открылась мрачная дыра. Но не к нижним соседям, а в потусторонний мир знаний. И из этого кошмарного мира по пояс высунулось чудовищное существо. Демон учебы. Глаза его пылали жаждой знаний, а когтистые пальцы тянулись к шестикласснику.
– А! – раздался хриплый голос чудовища. – Так это ты меня вызвал?! Ну что ж, хорошо! Я сделаю тебя лучшим учеником в твоей школе, а ты за это отдашь мне свою душу. Согласен?
В тот же миг раздался железный скрежет, и двери квартиры стали медленно открываться. Скрежетал ключ в замке, потому что пришли родители с работы. Шестиклассник побледнел. Он испугался, что папа с мамой увидят, чем он тут занимается, замахал на демона руками и зашептал: –Берите! Берите все, что хотите, только исчезайте скорей.
И демон учебы исчез. Провалился в пол. Бездна знаний тут же закрылась, и родители ничего не заметили. А буквально на следующий день их сын стал круглым отличником. И до самого окончания школы учился на одни пятерки. НЕ ТО ЧТО тройки, у него даже ни одной четверки и до самого последнего класса никогда не было. За это на выпускном вечере ему вручили золотую медаль. Сын принес свое золото домой папе с мамой, положил перед ними на стол и упал бездыханный. Он лежал на полу как живой, но не дышал.
Вызвали "скорую помощь", но доктор сказал родителям, что их сын уже не сможет жить, потому что в его теле больше нет души, а жить без души невозможно"[124].
Без души не только жить невозможно, но без нее невозможно ничего понять в христианстве. Одна из самых загадочных фраз в Евангелии: “Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую”. Конечно, требовать этого от человека сразу совершенно невозможно. На такое поведение человек способен, когда он уже живет во Христе. Нет, лучше сказать – если человек ощущает, что Христос уже живет в нем… Тогда он понимает, что если начнет мстить, то что–то важное при этом потеряет.
Но страх потерять возможен только в том случае, если у человека уже есть ощущение того, что он что–то приобрел.
Не ощутив вкус слов “Царствие Божие внутрь вас есть”, никто никогда не стал бы монахом, никто не пошел бы в священнослужители, никто не остался бы на всю жизнь христианином. До аскетического труда, до личного подвига человеку, который чистым взором смотрит на Церковь, дается пережить радость прикосновения ко Христу. Иисус перестает быть персонажем “Истории древнего мира”, Он входит в мою жизнь.
И вот, когда человек ощущает, что ему что–то дано, а значит есть, что терять, тогда рождается естественная осторожность, как естественная осторожность рождается у беременной женщины.
Пока у человека нет реального чувства любви, все то, что любовь сопровождает, кажется ему ненужным и даже болезненным. А вот когда женщина чувствует, что в ней началась новая жизнь, она естественным образом, сама по себе начинает вырабатывать некие правила безопасности. Потому что она уже ощущает, ради чего нужно это делать. Она понимает, что если сейчас она эти правила не будет соблюдать, потом ей и другому существу придется страдать всю жизнь.
Вот таким же образом должен ощущать себя христианин: "Уже не я живу, но живет во мне Христос". Когда человек чувствует, что у него в сердце зашевелилась какая–то другая жизнь, а не только его, вот тогда человек уже начинает понимать, что можно эту новую жизнь потерять и начинает думать над тем, как же избежать этой утраты.
Что может быть этим более важным? Каждый знает, что радость бывает разная: бывает радость внешняя, бывает внутренняя, бывает радость телесная, уходящая, а бывает радость гораздо более глубокая…
Сравните два ощущения: ощущение плотского удовольствия и ощущение того, что бывало в вашей душе, когда вы в своем сердце прощали человека, когда смогли примириться с тем, с кем долгое время были в ссоре. Все, я уверен, переживали это ощущение сердечной радости: от обретения человека, который, казалось, был уже потерян, радость от обретения друга, радость понимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62