Если предал ты веру свою, друзей, Землю Матушку — то гореть в пламени Пекельном, мучаться в огне Муспельхейма у Ящера. Коли жил по Правде, не кривил душою, примет тебя Сварга божественная, жить лучшим в хоромах Одина — Гимле.
Водчий остановился на берегу, у самой кромки воды. Олег с Игорем встали за ним, чуть поодаль. Поверхность озера была совершенно спокойной, как и застывший воздух над ней. Казалось, все вокруг замерло в ожидании чего-то ужасного. Со стороны леса не раздавалось ни звука — ни шелеста листьев, ни скрипа веток, ни криков ночных птиц, ничего. И терем, наверное, уж дошел, куда следовало, да затаился там.
Влас стоял неподвижно, смотря под ноги. Олег тоже был недвижим, глаза он так и не открыл. По спине у Игоря пополз холодок.
Неожиданно Влас повернулся к старому волхву и взял посох. Игорю померещилось, что Хозяин вознес ладони до самых небес, но вот одним ловким движением Древний погрузил посох в землю почти до конца, не воткнул, а именно погрузил, так утопает шест в болотной трясине, если щупать брод, — и тут же извлек обратно. Дерево вспыхнуло, и Влас протянул Игорю большой полуторный [13] меч, с лезвий которого вниз стекал мягкий мерцающий зеленый свет. Обоюдоострый крепкий клинок со средним ребром ромбического сечения был длиной локтя [14] два с половиною, а рукоять больше полулоктя. Дужки, образуя над рукоятью крест, слегка искривлялись на концах гарды кверху, а отточенные, как бритвы, лезвия шли к острию, принимающему в пяти-шести дюймах от конца трехгранную форму.
Хозяин или пел, или говорил нараспев, да и его ли то были слова? Может, просто послышалось? Но три четверостишия намертво въелись в память Игоря:
Ненависть волей приручена,
Взяли ее под уздцы.
Все, что ни сбудется — к лучшему!
В Пекло пойдут подлецы…
Ночь наступает за вечером,
Вечер приходит за днем -
Сталь не предаст, словно женщина,
Вспыхнув зловещим огнем!
Меч, помоги Человеку
Лживый подрезать язык!
Сильным станет калека!
Юным очнется старик!
— Не след тебе, Игорь, уходить с пустыми руками. Возьми-ка, русич, этот кладенец. От твой, пока не захочешь, гм, вернуться… Только помни, что меч — продолжение руки, а она — лишь слуга головы.
Игорь, стараясь не встречаться с Хозяином взглядом даже на мгновение, ухватил протянутую рукоять, медленно теряющую колдовской блеск. Его поразило не то, что сделал Влас с посохом, а полное отсутствие эха у такого зычного Власова баса. Окружающая тишина поглотила голос, как и все прочие звуки.
Склонившись в поясном поклоне, он запоздало осознал, что Влас говорил, не разжимая губ. Распрямившись, человек обнаружил, что Хозяин уж стоит к нему спиной, протянув руки к воде, как дирижер к оркестру. Олег же находился совсем рядом и, казалось, пристально смотрел на внука сквозь опущенные веки.
— Что означает руна «зет»? — спросил Игорь, глядя на основание клинка.
Его на самом деле не столько интересовал ответ на этот вопрос, сколько хотелось нарушить тягостное молчание старика.
— Этого тебе лучше не знать! — Олег взял внука за левое запястье.
Сухие и твердые стариковские пальцы неприятно впились между сухожилий.
И тут Влас действительно запел. Это не была песня в обычном понимании слова. Несомненно, в ней присутствовала и музыка, и какой-то текст, но Игорь не мог различить, где кончается одно и начинается иное. Таинственные трескучие слова бились друг об друга, ломаясь и крошась на отдельные слоги. Слога эти незаметно выстраивались в простой ритм. Ритм нарастал, усложнялся, умножаясь отражением самого в себе. Сквозь него постепенно проступила едва заметная мелодия, которую тут же подхватил оживший лес. Она растворяла ритм в плавных переливах, размывала его на отдельные гремящие аккорды и, казалось, сейчас от него вообще ничего не останется. Но вдруг ритм ожил в плеске волн, шипение которых сливалось с его шепотом, превращаясь в удивительный, гипнотизирующий речитатив, который звучал все громче, все грознее, вовлекая в неудержимый, громыхающий перекат окружающее пространство.
Игорю представлялось, еще немного, он сможет понять смысл этой песни. Ему чудилось, что уже начал различать отдельные слова, и всего лишь незначительное усилие воли отделяет его от полного понимания. Однако голос Олега вернул внука к действительности.
— Осталось очень мало времени, Ингвар. То, что ты держишь в руках — оружие Нави. Там, у себя, это — копье, в мире Прави — лук, только у нас — это клинок. Много воды утекло с тех пор, как Перс отрубил Гаргоне голову, а двадцать веков назад вождь ругов этим же мечом отразил готонов и спас Аркону. Но владелец оружия, сам того не желая, темным служит Богам, и короток его век.
Эти слова не слишком насторожили Игоря. Он полагал, что миссия спасителя древностей долго не продлится, и поэтому Навь его коснуться не успеет. Гораздо большее впечатление произвело то, что дед говорил, как и Влас, с закрытым ртом.
Олег продолжал:
— Немногое устоит перед сталью Власа, сам клинок разрушению не подвластен. Когда ты колешь им, он длинен, когда вытаскиваешь — короток, когда поднимаешь — легок, когда рубишь — тяжел. При этом меч войдет в любые ножны, однако, и разрубит их изнутри без труда, если возникнет такая надобность. Он обоюдоостр, однако, если ты посмотришь на него сбоку, ты увидишь прямое лезвие, если глянешь вдоль — изогнутое. Это позволяет без труда обойти любую фехтовальную защиту.
Только тогда Игорь заметил, что с каждым словом деда волна непередаваемого в словах, неясного ощущения прокатывается по его руке, начиная от запястья, которое старик так неудобно защемил пальцами. Но прервать Олега или освободить руку он не посмел. К тому же и ощущение нельзя было назвать неприятным.
— Самое главное! Тень меча, отброшенная в свете Солнца, или живого Огня, еще более смертоносна, чем сам кладенец. Все, до чего она дотронется, лишается жизни. Умирают и друзья, и враги, и соратники, и противники, родичи и инородцы. Гибнет живой мир.
Нет от этого для тебя другой защиты, кроме как держать рукоять самого оружия — за что и приходится платить высокой возможностью смерти от всех остальных, самых никчемных причин. Тому, кто владеет мечом, не улыбаются больше светлые боги.
Помни об том всегда! Вот почему обладатель меча долго не живет. Тень можно отделить от клинка, и сражаться ей точно вторым мечом…
При этих словах Влас взмахнул руками, и его песня, на мгновение полностью затопив сознание Игоря, резко оборвалась. Парень аж присел от неожиданности, попытавшись опереться на меч. Сталь пошла в землю, словно в пустоту. Игорь поспешно выпрямился, озираясь по сторонам.
Звуки полностью вернулись на поляну. Лес тихонько бормотал на сотни различных голосов. Под легким ветерком покорно гнулась и шелестела трава. Только волны на озере никак не могли успокоиться, да берег изменил очертания, желтея нанесенным песком.
«Озеро ли это? Уж больно велико!» — испугался Игорь, всматриваясь в темноту, повисшую над ширью вод.
Но, то была река, не отмеченная ни на одной карте, то был Океан по имени Незнаемое. От тяжелых валов, с шумом набегавших на этот новый, колдовской брег, пахло солью и бескрайним морским простором. Игорь тщетно вглядывался в сумерки, пытаясь угадать противоположную сторону мнимой реки на том конце лунной дорожки. Вместо этого он разглядел лишь киль ладьи, стремительно вынырнувшей из мрака. Вечные Волосожары [15] безразлично взирали на смертного с неизмеримых высот.
Ладья неумолимо приближалась к берегу. Парус на ней был спущен, но лодка шла быстро и ровно, надменно разрезая разбегающиеся волны. Было в этом что-то неизбежное, как в течении Времени.
— Не Садка ли лодья?
— Скорей Харона, чем Садка! — буркнул Олег. — Это все! Будем прощаться!
Дед обнял внука. Но куда исчезла его силушка? Старик менялся на глазах. Он сгорбился, осунулся, высох. «Не дождется, дед,» — пронеслось в голове у Игоря:
— Прощай! Век науку твою помнить буду! Не посрамлю предков моих славных!
— Верю, Ингвар! И имя твое древнее свидетель тому. Били русы римлян с греками, и сарматов били. Мы аварское иго сбросили, да хазар с печенегами перемололи. Пережила Русь монголов. Победили мы и франков, и немцев, и с японцами сладили. То ли еще станется… Ругами зовут русов арконских. Языка они словенского [16]. Ты поймешь — непонятым не останешься… И еще! Ради меня, ради нас всех! Ради жертвы моей! Не пытайся спасти Аркону! — выдохнул Олег, и его пальцы на запястье Игоря разжались.
Одновременно к ним повернулся Влас:
— Вот и Перекресток. Мешкать нельзя! Иначе все станет по-старому! Усаживайся, добрый молодец, в мою лодью. Она вывезет, куда следует. Богумиров [17] это челн, что Ману звался в Индии, Девкалионом [18] — в Греции, Бергельимиром [19] — у мурманнов. Ступай смело! Под лавкою найдешь одежды чистые, не басурманские, не иноземные, а словенские. Чуть добудешь письмена заветные — закинь кладенец в море синее, лодья за тобой мигом явится.
— Где ж искать мне священные книги? — спросил Игорь.
— Лодка пронзит Пространство и Время. Чуть забрезжит рассвет, ты ступишь на берег Буяна. Жрец Свентовидова Храма узнает посланца, и меч мой — порука тому. Зрав будь и удачлив! Мы, Игорь, еще встретимся, так или иначе… — окончил наставления Влас. — Я буду там следить за тобой, — вдруг добавил он.
— Не поминайте лихом!
Игорь пошел было опять к деду, но тот неловко отшатнулся, чуть приподняв веки, из-под которых глянула на Игоря безбрежная тьма. Олег уже боле не принадлежал этому миру.
Парень ступил в воду. До борта рукой подать, всего несколько шагов, но пока Игорь брел по дну, преодолевая сопротивление набегающих волн, миллионы мыслей и образов пронеслись у него в голове.
Великие Боги! Неужели это он, недавний студент-физтеховец, археолог и спортсмен, идет сейчас сквозь валы сказочного моря? А какое еще море могло разлиться здесь, недалеко от Старой Руссы? Идет к суденышку, место которому только среди декораций исторического фильма или, в лучшем случае, в музее? И зачем? Чтобы отправиться в далекое прошлое? В город, от которого осталась лишь память? Спасать волховские писания, которых, скорее всего, и не было никогда?
Игорь перебрался через борт, бросил на скамью меч, уселся сам, и тут только сообразил, что так толком ничего и не выяснил о содержании этих самых книг или «дощек». Но поздно!
Ладья, развернувшись носом к морю, плавно заскользила навстречу Луне, быстро набирая скорость. Брег таял в сумерках.
Тяжело махнув рукой, он привязал меч к скамье первой подвернувшейся веревкой — чтобы не прорезал невзначай своим чародейским лезвием доски, и, поколебавшись немного, прикрыл его краем паруса, дабы утром случайно не познакомиться с тенью клинка. Решив при первой же возможности сделать ножны, Игорь улегся на дно и завернулся в другой край парусины. Втайне он верил, что проснется на собственной кровати в московской квартире. Но Макошь [20] распорядилась иначе…
* * *
Олег еще долго стоял на том берегу и сквозь веки смотрел вслед волшебной лодке. Пусть глаза незрячи, он видел отныне дальше и лучше.
— Пора и нам! — молвил Велес [21], и его тяжелая властная длань легла на плечо волхва.
Старик кивнул и почувствовал дуновение последнего утра Срединного мира. То спускалась к ним птица Сирин сладкоголосая, ее крылья рождали ветер, а песня дарила Смерть.
— Если в реку Времени вошел дважды — значит, более не человек! — молвил древний бог, поднимая жезл.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ВОЗВРАЩЕНИЕ В АРКОНУ
Снова и снова возвращался Игорь в мыслях к тем дням, когда мудрый Олег еще бродил по Матушке-Земле. Теперь-то он совершенно по-новому, по-другому осмысливал скупые прощальные слова старого волхва, отпечатавшиеся в Памяти… Как наяву, вставала пред глазами Игоря-Ингвара картина их недолгого расставания с дедом на берегу таинственных вод под названием Время. Теперь он догадался, кто таков этот Влас на самом деле, но толку-то…
«Не токмо против недругов своих отстаивалися крепко, но и около острова многие грады под свою державу подвели, потому всем окрестным государствам грозны и противны были», — вспоминал Игорь рассказ старика. Впрочем, уже, конечно, не Игорь, а именно, Ингвар — так называл его дед Олег, под этим именем знали его побрательнички, Ратич и Сев, дружинники да гридни, князь со княжною.
Даже жрец Свентовита, Любомудр, и тот не заметил, не заподозрил подмены. А минуло почти два дня с тех пор, как лодка Власа ткнулась носом в прибрежный песок неподалеку от Арконы — строптивого града язычников. И никто не удивился чудесному появлению Игоря, будто только что вернулся из дальнего похода за море…
А Холодное море было жестоким. Оно убивало страшными ударами валов, заглатывало бездной глубин и отнимало жизнь пронизывающим холодом. Оно заманивало корабли в туманы и бросало их на скалы. Оно притворялось тихим и умиротворённым, но стоило поверить ему, как море коварно обманывало ожидания, относя утлые людские посудины вдаль от родных берегов, перебрасывая их с течения на течение и отдавая в конце концов на растерзание подводным чудищам.
Холодное море было и справедливым. Оно покорялось сильным и отважным, лучшим воинам и умелым мореходам. Никогда не лишая надежды, оно всегда оставляло шанс на спасение. Неохотно, но подчинялось оно и воле волхвов, смиряясь по их призыву или наоборот, вскипая безудержной яростью.
Холодное море было добрым. Оно щедро делилось с людьми своими богатствами — рыбой и перламутром, янтарём и горькой морской солью. Оно поило мореходов дождями и отводило глаза безжалостной погоне. Оно защищало жителей острова от врагов, живущих на других берегах, и носило на себе быстрые варяжские корабли.
Холодное море было… Оно было везде, во все стороны от острова, но и здесь, на суше, никуда нельзя спрятаться ни от его мощного дыхания, ни от вольного морского духа, что пронизывал всю жизнь свободолюбивых островитян…
Триста лет минуло с тех пор, как здешний князь Рюрик [22] взял в жены Ефанду — дочь северного конунга и, наверное, из желания порадовать тестя, а может — позлить мать Умилу, нарек первенца своего в честь Ингви, сына Одина [23].
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43