Когда он наконец очутился в ярко освещенном фойе, канадца нигде не было видно. Дмитрий даже прошел в мужской туалет, но Сент-Клер как сквозь землю провалился. Его не было ни в вестибюле, ни в буфете, ни в раздевалке.
Дмитрий почувствовал признаки надвигающейся паники. Неужели Сент-Клер воспользовался толчеей, чтобы покинуть театр? Ему было ясно, что назавтра же он станет посмешищем всего Юрлова, когда там узнают, как легко обвел его вокруг пальца простой любитель.
Раздался звонок, призывающий зрителей на второй акт, и из бокового прохода появился Сент-Клер собственной персоной. Он выглядел совершенно спокойным, даже каким-то удовлетворенным. Раздавив в высокой пепельнице толстую сигару, он вошел в зрительный зал и пробрался на свое место. Дмитрий, не спуская с него глаз, оставался в вестибюле, наблюдая за людьми, которые появлялись из того же коридора. В основном это были респектабельные супружеские пары, которые одна за другой спешили в зал, торопясь занять места. Когда прозвучал последний звонок и поток зрителей почти иссяк, в коридоре показался одинокий мужчина.
Дмитрий застыл на месте. Этого человека он знал, они встречались с ним несколько лет назад. Дмитрий помнил это красивое лицо, подбородок с ямочкой, шрам на скуле. Внезапно его осенило: это же полковник Калинин, офицер ГРУ, самый дружелюбный из членов государственной приемной комиссии, приезжавшей в детдом на собеседование с ним! Именно после его замечаний комиссия согласилась с тем, что лояльность Дмитрия не вызывает ни малейших сомнений.
Теперь же Дмитрий пристально уставился на полковника. Он не сомневался в том, что Олег Калинин тоже узнал его, так как, входя в зрительный зал, полковник улыбнулся ему и дружелюбно кивнул.
Теперь Дмитрий остался в пустынном фойе один. Интересно, что делал здесь Калинин? Неужели он встречался с Сент-Клером? Но ведь не меньше двух десятков человек тоже пришли с этой же стороны!..
Раздумывая об этом, Дмитрий медленно пошел по коридору. Он привел его к лестничному пролету, спускавшемуся на галерею, где были выставлены яркие афиши и большие фотографии со сценами из разных балетных спектаклей. В дальнем конце галереи он обнаружил две двери. Дмитрий подергал их, но обе двери оказались запертыми. Неужели у Калинина есть свой ключ? Может быть, он встречался с Сент-Клером в одной из этих комнат?
Нет, это предположение было уж слишком невероятным. Сент-Клер мог встречаться с любым человеком из двадцати с лишним мужчин и женщин, посетивших эту галерею.
После того как спектакль закончился, и Жизель с изяществом отошла в лучший мир, Дмитрий сопроводил Сент-Клера до его квартиры и поехал в Юрлове. Встреча с Калининым не шла у него из головы. Должен ли он упомянуть об этом в рапорте? Бросив тень необоснованных подозрений на офицера советской разведки, он рисковал многим: это могло стоить ему карьеры, если не головы. И он решил обдумать это еще раз, утром следующего дня, когда он должен будет готовить свой рапорт.
Однако его рапорт так никогда и не был написан.
– Морозов! Подъем!
Острое, зловещее лицо Октября выплыло из темноты в обрамлении тонких седых волос. “Мне снится плохой сон”, – подумал Дмитрий и отвернулся, стремясь укрыться от этого опаляющего взгляда, однако хриплый голос продолжал преследовать его, вторгаясь в сознание, подчиняя своей воле, своим приказам и распоряжениям, а в плечо впилась костлявая, сильная рука.
– Вставай! Одевайся! Форма парадная. Через десять минут быть у ворот. Повтори.
В своей неизменной черной рубашке, с нимбом развевающихся вокруг головы длинных седых волос, с лицом настолько худым, что оно напоминало череп, Октябрь походил на ангела смерти. Дмитрий сел на кровати, бессмысленно пялясь в темноту.
– Так точно, Октябрь! – Он повторил распоряжения своего наставника, однако тот уже склонился над его соседом по комнате Виктором Селецыным. Финн Арно Туоми – третий курсант, деливший с ними комнату, – уже одевался, действуя быстро и аккуратно.
Дмитрий отбросил одеяло. На часах было четыре часа пятнадцать минут. Октябрь уже исчез из комнаты, и Виктор просыпался, сыпля проклятиями.
– Твою мать! – гремел он. – Четыре утра! Черт бы побрал эту грёбаную школу, черт бы побрал грёбаную госбезопасность, черт бы побрал вас обоих, так вашу мать!
Последняя “мать” относилась к Арно с Дмитрием, которые снисходительно поглядывали на товарища.
Первой мыслью, пришедшей в голову Дмитрию, была мысль о войне, однако, когда около ворот Центра он увидел только “неприкасаемых”, он отказался от этой идеи. Должно быть, разразился правительственный кризис или кто-то умер. Он знал, что, когда умер Сталин, войска МГБ были размещены по всей Москве. Однако и это соображение не объясняло, почему среди ночи разбудили только их группу и почему остальные курсанты учебного Центра продолжают спокойно спать.
Снаружи, у самых ворот, стоял армейский “ЗИЛ”. Его двигатель негромко урчал и покашливал, а из выхлопной трубы тянулся синевато-белый дымок. Дмитрий вскарабкался в затянутый брезентом кузов и зябко ссутулился на скамейке в углу, закуривая сигарету. Виктор Селецын тяжело плюхнулся рядом с ним и проворчал:
– Готов поспорить, снова какое-то упражнение. Будь проклят тот день, когда мне встретился этот собачий сын Октябрь!
Когда все четырнадцать “неприкасаемых” забрались в кузов, грузовик взревел двигателем, загремел коробкой передач, зашипел гидравликой и тронулся. Они были слишком сонные, чтобы разговаривать, и в темноте кузова только тлели кончики нескольких сигарет. Когда машина проезжала через Юрлово, сонно залаяла собака, ее поддержали другие. Дмитрий раздавил недокуренную сигарету на полу и, завернувшись в шинель, продремал весь остаток пути.
Он проснулся, когда грузовик неожиданно резко затормозил. Луч мощного фонаря осветил кузов, скользнул по лицу Дмитрия и на мгновение ослепил его, вызвав в памяти ночь у каменоломни, когда он сражался с Кузьмой Буниным. Машина стояла у какой-то дорожной заставы. Очевидно, их остановили для проверки. Дмитрий слышал голоса, торопливые шаги, гул мощных моторов. Их грузовик тронулся с места и снова остановился, проехав совсем немного. Яркий свет, просачиваясь сквозь малейшие дыры в брезентовом тенте кузова, брызнул внутрь.
– Всем выйти! – раздалась резкая команда, и Дмитрий узнал хриплый голос их наставника.
Он выпрыгнул из кузова. Все вокруг было ярко освещено многочисленными мощными прожекторами и батареями красных, белых и синих огней, расположенных двумя ровными параллельными рядами на земле. Они были на взлетной полосе аэродрома. За их спинами высилось огромное здание терминала, выстроенного из бетона и стекла. Большинство окон было ярко освещено. На противоположной стороне взлетной полосы, в длинном здании, разделенном на открытые боксы, Дмитрий разглядел силуэты пожарных и буксировочных машин, а также несколько белых машин “скорой помощи”. Справа маячили в темноте огромные прямоугольные ангары, а на площадке по левую руку от них стояло несколько пассажирских самолетов. Один из них, принадлежавший, судя по надписи на борту, компании “Пан Американ”, обслуживали техники в светлых комбинезонах.
– Ё моё! – прошептал за спиной Дмитрия Селецын. – Это же Внуково!
В международном аэропорту кипела жизнь. То и дело проезжали военные грузовики, из которых выгружались солдаты в форме пограничных войск, немедленно занимая позиции внутри и вокруг здания аэровокзала. Милиционеры и люди в гражданском торопливо пробегали по летному полю. Громоздкие тягачи, взревев моторами, потянули от кишки перехода огромный лайнер, и сквозь высокие окна курсантам стало видно элегантное убранство депутатского зала.
– Взгляните-ка на флаги, – пробормотал Арно. Рядом с красным флагом СССР реяли на ветру огромные оранжево-бело-зеленые полотнища.
– Это чьи такие? – спросил Дмитрий.
– Индийские, – подсказал кто-то из темноты. – Индира Ганди прибывает с государственным визитом.
Арно и Дмитрий повернулись к Виктору Селецыну, и он не разочаровал их.
– Грёбаная Индира! – простонал он.
– Идите-ка за мной! – раздался совсем рядом резкий голос Октября.
Этот человек обладал, по-видимому, редкой и не слишком приятной способностью неожиданно возникать словно из-под земли, причем никто, как правило, не замечал, как и когда он приблизился. Придерживая на плечах развевающийся не по погоде легкий плащ. Октябрь ввел их в полутемный зал, похожий на зал отлета.
Курсанты сгрудились вокруг своего наставника.
– Московский центр постигла настоящая катастрофа. Офицер Тринадцатого отдела полковник Лялин оказался предателем, – сказал Октябрь, и его глаза странно блеснули в темноте. – Он передал английской “Интеллидженс сервис” имена ста пяти наших агентов. Всех их англичане выдворили из страны. – Помолчав, он продолжал: – Гораздо хуже другое. Лялин рассказал противнику о существовании Тринадцатого отдела. На протяжении нескольких лет нам удавалось скрывать существование подразделения, специализирующегося на террористических актах. Лялин раскрыл врагам имена наших сотрудников, работающих за рубежом, и всем им пришлось в спешке бежать, спасая свои жизни. Уже вечером все они оставили важнейшие города Европы и Америки. Надеюсь, им удастся добраться домой живыми.
– А что будет с нашим отделом? – спросил Арно.
Кто-то зажег спичку, прикуривая, и Дмитрий разглядел серьезные, напряженные лица товарищей.
– Нашего отдела больше не существует, – сказал Октябрь.
– Но его можно восстановить, – предположил Дмитрий.
– Вы правы, Морозов. – Октябрь как-то странно крякнул. – Но для этого нам нужны новые люди, совершенно неизвестные, чьих имен не было бы ни в одном из списков, к которым мог иметь доступ предатель Лялин. Нужна совершенно новая команда.
– Если хотите, мы станем этой новой командой, – сказал Дмитрий. Темнота и напряженная атмосфера кризисной ситуации позволили ему пренебречь субординацией.
– Я должен убедить политическое руководство в том, что это возможно.
– А политическое руководство... – начал Дмитрий.
– Товарищ Брежнев прервал свою поездку по Чехословакии. Его самолет сядет через несколько минут. Председатель КГБ Андропов и большинство членов Политбюро уже здесь. Я надеюсь, мы сумеем убедить их.
Дмитрий задумался, почему встреча происходит именно здесь, а не в Москве. Ответ казался очевидным: Октябрь хотел поговорить с Брежневым до того, как он встретится с другими руководителями КГБ, которые могут посоветовать ему нечто прямо противоположное. Лишь только он подумал об этом, как сразу весь план Октября стал ему предельно ясен: он пытался использовать ситуацию с изменой Лялина в свою пользу и возглавить Тринадцатый отдел. Может быть, он даже предложил Андропову представить членам Политбюро новое оперативное подразделение, способное заменить Тринадцатый отдел. У Андропова, должно быть, есть немало причин, чтобы принять его предложение; в частности, предложение Октября снимало лишнюю головную боль, связанную с ликвидацией последствий измены Лялина. “Неприкасаемых” же привезли во Внуково для того, чтобы доказать всему Политбюро, что у КГБ есть отлично подготовленные резервы, готовые выполнять любые сложные задания. Если Октябрю удастся убедить Брежнева, то на этом их подготовка закончится, и “неприкасаемые” станут новым “Управлением мокрых дел”. Одновременно закончится и ссылка Октября в Юрлово.
– А как же Индира Ганди? – спросил Босджанов, казах из Алма-Аты.
– Она прилетает сегодня, – объяснил Октябрь, – но центральная диспетчерская будет держать ее самолет в воздухе до тех пор, пока не закончится заседание Политбюро.
Оглядев свою маленькую армию, он добавил:
– Мне нужно идти. Оставайтесь здесь и ведите себя тихо.
На рассвете приземлился личный Ил-62 Брежнева. Самолет немедленно отбуксировали к входу в депутатский зал. Дмитрий и его товарищи смотрели из окна, как грузный Генеральный секретарь спускается по трапу, целуется и обнимается с товарищами из Политбюро. Крупные снежинки кружились над головами советских руководителей и опускались им на плечи.
Одним из последних к Брежневу подошел Андропов, но тот только холодно посмотрел на председателя КГБ и пожал ему руку. Затем все члены Политбюро вошли в депутатский зал. Октября нигде не было видно.
Курсанты сидели в неудобных пластиковых креслах и ждали. Арно и запасливый Босджанов принялись играть в карты, и некоторые из “неприкасаемых” присоединились к ним. Круглолицая стюардесса в белоснежном фартуке принесла им безвкусный кофе с печеньем.
Дмитрий не ел и не участвовал в карточной игре. Стоя у окна, он смотрел, как снег укрывает тонким покрывалом летное поле, серые взлетные полосы и шеренгу изящных самолетов на стоянке. Здесь, во Внукове, были ворота в другой мир, в другую жизнь.
– Товарищи офицеры!
В дверях комнаты стоял Октябрь, его лицо ничего не выражало.
– Оставить здесь шинели и построиться снаружи. Это ненадолго, – приказал он.
Дмитрий бросил взгляд через плечо. Несколько “чаек” медленно подруливали к депутатскому залу, чтобы забрать и развезти по домам членов Политбюро.
– Председатель Андропов хочет лично пожать вам руки – сказал Октябрь, и в его голосе проскользнула нотка триумфа. Потом он замолчал, однако налицо его вползала хитрая улыбка. – Поздравляю вас. Вы зачислены на службу в Тринадцатый отдел.

Глава 9

Нину увезли в Маунтзейский госпиталь с прободением язвы в тот же день, когда Алекс уехал в Браун. Это был прекрасный прозрачный теплый сентябрьский день. Утром она стояла у окна и смотрела, как он грузит сбои вещи в свой первый автомобиль – ярко-красный “мустанг” с откидным верхом. Этот подержанный автомобиль Алекс приобрел на свои деньги, проработав все лето на бруклинской мойке машин.
Первый приступ боли в животе Нина почувствовала в тот момент, когда Алекс внизу обменялся долгим прощальным поцелуем с Клаудией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79