https://wodolei.ru/catalog/rakoviny/mojki-dlya-vannoj/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

А тут приходите вы и говорите, что вынырнули из Замученных болот и что где-то там, в своей земле, встречались с тремя старыми склочниками, братьями Волохами, которые шут знает сколько не могут поделить отцовское наследство!
– Да, это точно они, стайеры песочные!.. – скрипнул я зубами.
– Параська! – произнесла Чертова. – Чувствую я, что сыскные мои навыки тут бессильны. Тряхнем стариной, ладно! Принеси сюда мое зеркало Истинного Зрения!
– Только не очень трясите… – выдавил Макарка. – А то… превратите нас в хомячков каких-нибудь, вот.
– Что?
– Не очень трясите… стариной. – Телятников так напитал брюхо, что почти не мог говорить, и потому продолжал что-то жевать, хотя вакантных мест в каком-нибудь укромном уголке желудка явно не было. Чертова махнула рукой, а расторопная Параська Дюжина поставила перед ней овальное зеркало размером больше себя самой. Зеркало было в массивной деревянной раме, но Дюжина управлялась с ним так легко, что можно было предположить, будто зеркало Истинного Зрения ничего не весило. Чертова дунула на зеркальную поверхность, протерла это место уголком шали и пробормотала:
– Запылилось… давно в употреблении не было. Подойди сюда, девочка.
Нинка подошла. Превозмогая сытую расслабленность во всем теле, я тоже поднялся со скамьи и быстро заглянул в зеркало.
Никого отражения не было. Нинка НЕ отражалась на зеркальной поверхности, она показывала лишь высокую женщину в платье и черной шали, хозяйку дома. На лице переквалифицировавшейся ведьмы появилась тревога. Она глянула в лицо Нинке, потом поманила рукой Макарку Телятникова:
– Теперь ты.
– А может, не надо? – благодушно протянул Макарка, крутя в руках крылышко и примериваясь, с какой стороны его лучше отработать. – Движение… н-не способствует пищеварению.
Чертова взглянула куда-то поверх телятниковской головы и сердито вздернула верхнюю губу, показывая свои очаровательные клыки. Макарка бросил крылышко и, недовольно бурча, потащился к зеркалу. Оно тотчас же заботливо отразило круглую физиономию человека в покривившихся очках и с перемазанным ртом. Отражение отличалось от оригинала разве что тем, что контуры зеркального Макарки ощутимо подрагивали и расплывались, потом вновь обретали четкие, ясные очертания, а настоящий Телятников стоял неподвижно и вовсе не трясся. Чертова цыкнула и с чрезвычайно ответственным видом заявила:
– Ну, вот это другое дело. Это полный порядок и полное соответствие. Нормальный человек без признака порчи и омраченности. Ты, должно быть, счастлив в своей земле, – заметила Чертова, чуть касаясь плеча Макарки.
– Угу… очень, – буркнул тот и пополз обратно на свое место, впрочем, довольный этим своеобразным диагнозом. Чертова еще долго вглядывалась в зеркало, словно пытаясь считывать с него нечто такое, что укрывается при прямом взгляде на человека. Может, так оно и было. Но только я перевел дух и, подумав, налил себе и Макарке тминной водки («Портвейн 666» получил временную отставку!), клыкастая сыщица повернулась ко мне и глухо выговорила:
– Ну что же, а теперь ты.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ, БОЕВАЯ
Пища к размышлению


1

– Ты, Илья, ты, – повторила Чертова. – Ступай ко мне. Да перестань ты пить водку, с самого болота не просыхаешь!
Эта вдвойне справедливая фраза вызвала у меня смутное: «А она-то откуда знает?.. » Впрочем, она у нас сыщица, могла и поупражняться в дедуктивном методе по славному образу и подобию мистера Холмса. Я поднялся и, подумав, все-таки прежде выпил рюмочку отличнейшей и душистейшей тминной, поддел на двузубую вилочку кусок свининки, закусил и только после этого отправился к зеркалу. Чертова ждала меня, скрестив руки на груди. Вид имела строгий и глубокомысленный. Зеркало, прислоненное к стене, пускало по своей поверхности какие-то концентрические круги, а в глубине его что-то тускло мерцало, разгораясь.
– Перестань жевать, – сказала Чертова. – И что ты пьешь на ходу?.. Стань сюда. Вот так. Смотри в зеркало. Не смейся! Лично я не вижу в вашем деле ничего смешного.
«Да я, собственно, тоже. А если бы не пил, так рано или поздно протрезвел бы и спятил от всего этого окончательно. Зеркало. О! Меня оно отражает. Прямо как Телятникова. Мы отразимы, а вот Нинка – она неотразима. Кррасавица растет, стало быть. Значит… проблема в одной Нинке, так? Ведь ее в зеркале НЕТ. Как будто ее нет и вовсе. То ли девочка, а то ли видение… Ну и рожа у меня! Побриться бы не мешало, кстати. Э-э… э-это еще что такое?»
С зеркалом стало происходить что-то странное. Мое изображение вдруг подмигнуло мне и начало обволакиваться зеленоватой дымкой. В ней проскакивали длинные желтоватые искры, их становилось все больше, и вскоре они стали заплетаться в какую-то прихотливую сеточку, живую паутину, непрерывно подергивающуюся и меняющую свои очертания. Отраженные в зеркале черты моего лица, еще не затянутые этой дымкой и сотканной из длинных желтых искр паутиной, вдруг исказились мучительным сомнением, разорвался рот… И оттуда вырвалось белое облако – кипенно-белое, словно молоко, а не как выдыхаемый на зимнем морозе пар. Мой двойник засмеялся и, протянув руку, смял загустевшее белое облачко, как пачку ваты. Отражение хмыкнуло и начало таять. Когда же от моего двойника, ведущего себя столь возмутительным образом, остались только ворот рубашки, две руки и прядка полос над уже исчезнувшим лбом, правая рука неожиданно сжалась в кулак. Неуловимым движением этот кулак был выброшен вперед. Ох! Мне показалось, что меня настоящего треснули по башке чем-то вроде оглобли или еще каким предметом со сходными весовыми характеристиками! Я едва устоял на ногах, попятился и со всего маху растянулся на обеденном столе. Словно в замедленной съемке, падали на пол жаркое, плюшки, кулебяки, графинчики с водкой – один, другой третий. Как городки, разбитые меткой городошной битой, разлетелись кости объеденного гуся, вывалившись из перевернутого деревянного блюда.
– Так, – произнесли надо мной строгим голосом моей покойной бабушки. – Какое безобразие. Придется пока поставить в угол…
Я хотел было возразить, что я уже не в том возрасте, чтобы меня ставить в угол, это удел, скорее, Нинкин, нежели ее дядюшки. Но тут мне резко полегчало, и я понял, что говорит вовсе не моя бабушка, тем паче покойная, а Чертова. И в угол придется поставить вовсе не меня, а – зеркало. Я поднял голову со столешницы, буквально вырвав затылок из расплющенного мною пирога со сладкой и липкой начинкой, и, увидев, что сталось с зеркалом Истинного Зрения, присвистнул. По его поверхности пробежала сквозная трещина, и оно раскололось бы надвое, если бы не было оправлено в прочную дубовую раму. И – создалось такое впечатление, что его закоптили, что ли. Зеркало НИЧЕГО не отражало. Лично у меня оно вызвало не самую здоровую ассоциацию с черными очками, надетыми на глаза слепца. Я слез со стола, коснулся рукой затылка и немедленно прилип. Начинка в пироге липкая, вязкая… Наверняка у них тут не найдется хорошего шампуня, а? Я произнес, озираясь:
– Так… Совсем плохо, да? Если Нинка выходит чертенком, то я, если судить по этому зеркальному катаклизму, чуть ли не сам главный управитель адской канцелярии, герр Люцифер?
Чертова выглядела скорее озадаченной, чем разозленной. Она склонила голову к плечу и наконец ответила:
– Да нет, что ты. Какой там еще… Люцифер – не более чем категория, персонифицированное представление людей о природе зла, – отчеканила она, тут очень напомнив мне Макарку Телятникова, рассуждающего о происхождении и значении философского термина «демиург». Впрочем, сыщица тут же добавила более мягко: – Хотя, конечно, весьма поэтическое представление. Так что Люцифера не существует, если что.
Никогда не приходилось видеть ведьм с натуральными такими клыками, которые доказывают, что дьявола не существует в природе, причем делают это с употреблением научных терминов. Впрочем, какая Чертова ведьма? Вот тетя Глаша по кличке Лысая Мясорубка, это да… Между тем хозяйка дома продолжала излагать своим размеренным низким голосом:
– Впрочем, даже если бы Люцифер и существовал, то, отразись он в зеркале, оно не только бы не треснуло, а рассыпалось радужными бликами, засияло бы от радости, так сказать! Все-таки я, как бывшая ведьма, относилась к темным силам, а владыкой их символически считался как раз Люцифер. Вот… Это я утверждаю, так сказать, гипотетически. В порядке чистой теории. Так вот… Ладно, молодые люди. Вот я что хочу вам рассказать. Началось ЭТО лет пятнадцать назад. Нашего царя тогда звали Иоанном Федоровичем, а вовсе не Ураном II Изотоповичем, как он себя заставляет сейчас титуловать.
– Ураном Изотоповичем?
– Ага. Это еще ничего. Раньше у него дочку, цесаревну, звали нормальным русским именем – Анастасия. А теперь знаешь как он ее переименовал, когда она еще под стол ходила? Никогда не угадаешь. Лантаноида! Это же с ума сойти можно, хоть пешком, хоть бегом и вприпрыжку. Лантаноида – так даже самая завалящая кикимора из самого мутного омута не станет свое семя называть. Теперь ее по-домашнему, говорят, сокращенно зовут Лана, или Таня, или даже Ида. Что делается в других государствах, я знаю только понаслышке, но говорят, что там не лучше, хотя и просвещеннее они нас, – убежденно продолжала Чертова. – Вот все собираюсь поехать путешествовать, а то сколько живу, ни разу из своих краев не выезжала, хоть и маленькое государство. Но это я так… отошла от темы. Да что о государстве толковать, если можно увидеть большое в малом масштабе? – важно и выспренно добавила она. – Знаешь, как я стала сыщицей-то? Задумала я однажды сделать отвар для наведения особо хитрой порчи на тараканов. Замучили они меня совсем, а тараканы у нас такие живучие, что никаким разрешенным химикатом их не вытравишь! Сделала все, как положено. Начертала формулические письмена, взяла словник и только начала вычитывать нужное заклинание, ка-а-а-ак бахнет!!! – До сего момента строгая и куда как сдержанная глава « Чертовой дюжины» тут всплеснула руками и даже взвизгнула как-то по-девчоночьи, искренне и звонко. – Из котла, где я отвары смешивала и ингредиенты куда клала, все испарилось к чертям свинячьим, а словник мой наговорный превратился в какую-то дурацкую книжечку некой сочинительницы Дарьи Волгодонцевой, красненькую такую. Я не поняла. У нас даже в столице таких книг не было отродясь, а тут вдруг – получите, любезная Елпидофория Федотовна. Книжка называлась «детектив». Я, конечно, сразу догадалась, что выхватила ее из какого-то другого мира, а это удается только большим магам. У нас таких уже и не осталось почти. Конечно, я возгордилась. Прочитала книжку, в ней говорится про догадливую и смекалистую женщину, которая занимается частным сыском. И я подумала, что это предначертание и предопределено мне сменить ведьмовство на занятие, более нужное в…
«Вроде серьезная, умная баба, ведьма к тому же, – подумал я, – а что бывшая, так бывших ведьм не бывает. А теперь говорит, прости господи, какую-то чушь! Книжечка! Детектив! И не пила почти… Ее бы ко мне в квартиру, да усадить перед телевизором и заставить смотреть все эти идиотские сериалы, непонятно, в кого бы она тогда переквалифицировалась?.. » Вслух же я сказал очень вежливо:
– Уважаемая сударыня, я понимаю, что у вас могут вызывать некоторое затруднение обстоятельства этого дела. Лопнувшее зеркало, «невидимая» девочка с рожками и ножками… Но это еще не все. Я не понимаю, почему я и Нина могли дышать под водой в болоте, а Макарка – никак. Как всякий нормальный человек, впрочем…
– Есть у меня некоторые соображения, – уклончиво ответила Чертова, глядя куда-то в сторону, – но мне кажется, что о них лучше на свежую голову вам послушать.
– Да «глухарь», Федотовна, «глухарь»! – совсем по-ментовски пропищала экс-кикимора Дюжина. Господи, а она-то каких книжек начиталась?..
– Быть может, быть может… – поглаживая себя длинными белыми пальцами по подбородку, ответила ее старшая коллега. – Ладно! Нечего терзать головушку, если животы полны! Недаром наши пращуры, хоть они, как я подозреваю, были и низкой квалификации, говорили: сытое брюхо к учению глухо. Вот я что скажу тебе, Илюша. К Трилогию Горынычу тебе надо, – продолжала преобразившаяся ведьма, а ныне ударница сыскного фронта Чертова, – он у нас голова! Хм… голова. Голова! Кто бы мог подумать, что его так называть можно будет… А ведь был дурак дураком, одна извилина на три башки, да и та разве что при трепанации черепов обнаружится. А теперь философом и аналитиком в одном лице сделался.
– Не в одном лице, в трех препротивных мордах, – подсказала кикимора Дюжина. – Правда, он ошки напялил. Для пущего благородштва, вот фто. Только все равно страфный, как моя жизнь.
– Я завтра сама к нему за консультацией поеду, – сказала Елпидофория Чертова, – к кладезю мудрости трехголовому. Да еще касательно вас троих свое мнение выскажу. Нехорошо это. Только не посчитайте меня за альтруистку. Ведьма-альтруистка – это для вас, наверно, что-то вроде черта-вегетарианца, разводящего настурции и орхидеи. Нет, просто я чувствую, что вы появились тут неспроста. Так что вместе к нему отправимся. Неспроста вы тут появились, неспроста… – повторила она.
– Да мы сами так чувствуем, честное слово! – вырвалось у меня. – Хотелось бы еще понять, каким манером нас сюда угораздило попасть и как бы еще отсюда выбраться! А кому вы нас сватаете? Аналитику вроде Майкрофта Холмса?
– Трилогию Горынычу какому-то, – сонно клюя носом, подсказал мне Макарка тревожным шепотом, – имя вполне… вполне филологическое, а вот отчество мне не нравится, даром что генезисом былин попахивает. К тому же тут, кажется, про ТРИ головы упоминали… Трилогий… гм… хр-р-р-р… фью!.. Хррр… фью!..
Звучно захрапев, Макарка Телятников свалился под стол и там уснул. Дюжина скосила на него огромные разноцветные глаза и пропищала:
– А ведь и вправду, на отдых бы уже пора шклоняться!
– И то дело, – сказала Чертова, – бери своего друга, Илья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41


А-П

П-Я