— Позвольте отрезать вам говядины, миссис Эллиот? — спрашивал адмирал. — Хорнблауэр, сделайте милость, займитесь утками, они перед вами. Это говяжьи языки, Болтон, местный деликатес — впрочем, вам это, конечно, известно. Попробуете, или вам больше приглянулась говядина? Эллиот, предложите дамам рагу. Может, им по душе заграничные выкрутасы, а я вот не люблю, чтобы мясо мешали с овощами. Там на буфете холодный мясной пирог — хозяин уверял, что прославился именно этими пирогами. Копченая баранина, такую нигде, кроме как в Девоншире, не сыщете. Миссис Хорнблауэр? Барбара, дорогая?Хорнблауэр в это время нарезал утку. При звуке святого для него имени, столь небрежно оброненного, защемило сердце, и нож, которым он отделял от утиной грудки длинную полосу мяса, застрял посреди надреза. С усилием Хорнблауэр продолжил сие занятие и, поскольку никто за столом жареной утки не пожелал, положил отрезанное себе на тарелку. По крайней мере, ему не пришлось ни с кем встречаться глазами. Мария и леди Барбара все так же беседовали. У Хорнблауэра разыгралось воображение. Ему мерещилось нечто нарочитое в том, как леди Барбара повернула к нему плечо. Быть может увидев Марию и убедившись в его дурном вкусе, она сочла, что его любовь не делает ей чести. Только бы Мария не наговорила чего-нибудь уж совсем глупого и неловкого — он почти не слышал их разговора. Он едва прикоснулся к обильной трапезе — по обыкновению скромный аппетит улетучился совсем. Он жадно пил вино, которое подливал и подливал слуга, потом вдруг сообразил, что делает, и остановился — напиваться он любил еще меньше, чем переедать. После этого он только возил вилкой в тарелке, притворяясь, что ест. К счастью, его соседка миссис Болтон не страдала отсутствием аппетита и молча нажимала на еду — если бы не это, смотреть на них было бы уж совсем тоскливо.Убрали со стола, освободили место для сыра и сладкого.— Ананасы, конечно, не те, что в Панаме, капитан Хорнблауэр, — сказала леди Барбара, внезапно поворачиваясь к нему. — Но, может, все-таки попробуете?Он так смешался от неожиданности, что еле-еле разрезал ананас серебряным ножом и положил ей кусок. Теперь он мог говорить с ней, мало того, страстно желал говорить, но слова не шли — вернее, он поймал себя на желании спросить, нравится ли ей замужем. Хотя ему хватило ума удержаться от подобной глупости, он ничего не мог измыслить взамен.— Капитан Эллиот и капитан Болтон, — сказала леди Барбара, — непрестанно выпытывают у меня подробности сражения между «Лидией» и «Нативидадом». На большинство вопросов я не могу ответить по незнанию предмета, тем более что, как я объясняю, вы заточили меня в кубрике, откуда я решительно ничего не видела. Но, похоже, даже это не умерило их зависти.— Ее милость права, — объявил Болтон через весь стол. Теперь он стал еще громогласнее, чем в бытность свою молодым лейтенантом. — Расскажите нам, Хорнблауэр.Хорнблауэр, чувствуя на себе взгляды собравшихся, покраснел и затеребил галстук.— Давайте, выкладывайте, — нажимал Болтон: человек явно несветский, он за весь вечер почти не открывал рта и только сейчас, предвкушая рассказ о морском сражении, оживился.— Доны дрались лучше обычного? — спросил Эллиот.— Ну, — начал Хорнблауэр, понемногу теряя бдительность. Все слушали, то один, то другой из мужчин задавали вопросы. Мало-помалу Хорнблауэр разговорился. История разворачивалась, вечно сдерживаемая Хорнблауэром говорливость переросла в красноречие. Он рассказывал о долгом поединке в безбрежном Тихом океане, о тяготах, о кровавом и мучительном побоище, о том, как, устало опершись на шканцевый поручень, торжествующим взглядом провожал в ночи идущего ко дну неприятеля.Он смущенно смолк, осознав, что впал в непростительный грех хвастовства. Его бросило в жар. Он оглядел лица собравшихся, ожидая прочесть неловкость или открытое неодобрение, жалость или презрение. Он изумился, увидев вместо этого выражение, которое иначе как восхищенным назвать не мог. Болтон, старше его по службе лет на пять, а по возрасту и на все десять, смотрел на него широко открытыми глазами. Эллиот, командовавший в эскадре Нельсона линейным кораблем, с явным одобрением кивал массивной головой. Когда Хорнблауэр решился взглянуть на адмирала, то увидел — Лейтон все еще сидит, как громом пораженный. На смуглом красивом лице угадывалось легкое сожаление, что, столько прослужив на флоте, он ни разу не имел подобного случая отличиться. Но и его заворожило незатейливое мужество рассказа. Он заерзал и глянул Хорнблауэру в глаза.— Вот и тост, — сказал он, поднимая бокал. — Пусть капитан «Сатерленда» превзойдет капитана «Лидии».Тост был встречен одобрительным гулом, Хорнблауэр краснел и запинался. Трудно было снести восхищение людей, чьим мнением он дорожил, особенно теперь, когда он начал осознавать, что завоевал его нечестно. Только сейчас в памяти всплыл тошнотворный страх, с которым он ожидал неприятельских бортовых залпов, ужас перед увечьем, преследовавший его на протяжении всего боя. Он презренный трус, не то что Лейтон, Болтон и Эллиот, ни разу в жизни не испытавшие страха. Если б он рассказал им все, если б поведал не только о маневрах, но и о переживаниях, они бы пожалели его, словно калеку, его слава рассеялась бы, как дым. От смущения его избавила леди Барбара. Она встала, остальные дамы последовали ее примеру.— Не засиживайтесь за вином, — сказала леди Барбара, когда мужчины встали их проводить. — Капитан Хорнблауэр — прославленный игрок в вист, нас еще ждут карты. IV Из «Ангела» они шли в кромешной тьме. Мария прижималась к мужу.— Замечательный вечер, — говорила она. — Леди Барбара очень мила.— Рад, что тебе понравилось, — сказал Хорнблауэр. Побывав где-нибудь, Мария всегда с наслаждением перемывала косточки гостям. Хорнблауэр съежился, чувствуя, что надвигается критический разбор леди Барбары.— Она прекрасно воспитана, — неумолимо продолжала Мария, — гораздо лучше, чем выходило по твоим рассказам.Порывшись в памяти, Хорнблауэр сообразил, что, говоря о леди Барбаре, больше нажимал на ее отвагу и умение свободно держаться в обществе лиц противоположного пола. Тогда Марии приятно было воображать графскую дочку этаким мужчиной в юбке. Теперь ей приятно вернуться к привычным представлениям: восторгаться тем, как леди Барбара воспитана, радоваться ее снисхождению.— Очень приятная женщина, — осторожно сказал он, стараясь попасть в тон Марии.— Она спросила, собираюсь ли я с тобой, я объяснила, что это было бы неразумно, учитывая те надежды, которые мы уже начали питать.— Ты сказала ей это ? — спросил Хорнблауэр резко. В последний момент он сдержался, чтоб не выплеснуть всю внезапно закипевшую в нем злость.— Она пожелала мне счастья, — сказала Мария, — и просила тебя поздравить.Хорнблауэра невыносимо раздосадовало, что Мария обсуждала с леди Барбарой свою беременность. Он не позволял себе думать, почему. Значит, леди Барбара знает. У него и до того голова шла кругом — теперь за короткую прогулку до дома ему уже точно не привести свои мысли в порядок.— Ох, — сказала Мария уже в спальне, — какие же тесные туфли!Сидя на низком стуле, она поводила ступнями в белых нитяных чулках, тень ее, отбрасываемая свечой на туалетном столике, плясала на стене. Тень балдахина над постелью мрачным черным прямоугольником лежала на потолке.— Аккуратно вешай парадный мундир, — сказала Мария, вынимая из волос шпильки.— Я спать не хочу, — в отчаянии произнес Хорнблауэр. Сейчас он отдал бы что угодно, лишь бы улизнуть, укрыться в одиночестве кормовой галереи. Но это было невозможно — слишком поздний час для побега, да и наряд несоответственный.— Спать не хочет! — (Что за дурацкая привычка повторять его слова). — Очень странно! Вечер был такой утомительный. Может, ты жареной утки переел?— Нет, — сказал Хорнблауэр. Невозможно объяснить Марии, что творится у него в голове, невозможно сбежать. Заговорив об этом, он бы смертельно ее обидел. Нет, на это он не способен. Он вздохнул и начал отстегивать шпагу.— Ты только ляг, и сразу заснешь, — сказала Мария — она говорила по собственному опыту. — Нам так недолго осталось быть вместе.Это была правда. Адмирал сообщил, что «Плутону», «Калигуле» и «Сатерленду» назначено сопровождать до Тахо Ост-Индский конвой, который уже формируется. Опять встает проклятый вопрос о команде — как, черт возьми, к сроку набрать матросов? С выездной сессии в Бодмине, возможно, пришлют еще нескольких осужденных. Лейтенанты вернутся со дня на день, хоть нескольких добровольцев да привезут. Но ему нужны марсовые, а марсовых не сыщешь ни втюрьмах, ни на ярмарочных площадях.— Суровая у нас жизнь, — сказала Мария, размышляя о предстоящей разлуке.— Лучше, чем обучать счету за восемь пенсов в неделю, — с натужной веселостью произнес Хорнблауэр.До замужества Мария преподавала в школе — за обучение чтению родители платили четыре пенса, письму — шесть, счету — восемь.— Да, конечно, — сказала Мария. — Я стольким обязана тебе, Горацио. Вот твоя ночная рубашка. Помню, мисс Вентворт разнюхала, что я учу с Алисой Стоун таблицу умножения, хотя ее родители платят только четыре пенса. Как меня тогда ругали! А потом эта же неблагодарная девчонка подговорила маленького Хопера выпустить в классной мышей. Но я бы стерпела все, милый, если б могла этим тебя удержать.— Долг неумолим, дорогая, — сказал Хорнблауэр, ныряя в ночную рубашку. — Но не пройдет и двух лет, я вернусь с мешком золотых гиней. Попомни мои слова!— Два года! — жалобно повторила Мария. Хорнблауэр делано зевнул. Мария клюнула на искусно брошенную наживку — Хорнблауэр наверняка знал, что так оно и будет.— А говорил, что спать не хочешь! — воскликнула она.— Что-то меня и впрямь сморило, — сказал Хорнблауэр. — Может, подействовал адмиральский портвейн. Глаза слипаются. Спокойной ночи, любовь моя.Он поцеловал ее, еще сидящую за туалетным столиком, и быстро забрался в большую кровать. Здесь, лежа на самом краю, он стойко не шевелился, пока Мария задувала свечу, устраивалась рядом с ним, пока дыхание ее не сделалось тихим и размеренным. Только тогда он расслабился, перелег по-другому и дал волю проносящимся в его голове мыслям.Сегодня вечером они с Болтоном в какой-то момент оказались рядом, остальные были далеко и слышать их не могли. Болтон подмигнул и, кивнув в сторону адмирала, заметил:— За ним шесть голосов в правительстве.Болтон туп, как и пристало хорошему моряку, но он недавно из Лондона, там поприсутствовал на утренних королевских приемах и поднабрался слухов. Бедный король снова помешался, надвигается регентство, значит, власть может от вигов перейти к тори. Шесть принадлежащих Лейтону голосов — вещь немаловажная. Маркиз Велели — министр иностранных дел, Генри Велели — посол в Испании, сэр Артур Велели — как его новый титул? Ах да, конечно, герцог Веллингтон — командует британскими силами на Пиренейском полуострове. Нечего удивляться, что леди Барбара Велели выходит за сэра Перси Лейтона, а сэру Перси немедленно дают эскадру в Средиземном море. Влияние оппозиции день ото дня растет, и судьба мира висит на волоске.Хорнблауэр беспокойно заворочался в постели и тут же замер — это пошевелилась Мария. Лишь немногие — и в первую очередь Велели — готовы и дальше противостоять всевластному корсиканцу. Маленький просчет — на суше, на море или в парламенте — и они полетят с высоких постов, рискуя лишиться головы, а Европа падет.В конце вечера леди Барбара разливала чай, Хорнблауэр ждал с чашкой в руке, рядом никого не было.— Мне было приятно услышать от мужа, — сказала она тихо, — что вас назначили на «Сатерленд». Сегодня как никогда Англия нуждается в лучших своих капитанах.Возможно, она подразумевала больше, чем произнесла вслух. Возможно, она намекала, что Лейтона надо поддержать. Из этого, впрочем, никак не следовало, что она способствовала его назначению на «Сатерленд». Но приятно думать, что она вышла за Лейтона не по любви. Она не должна никого любить! Хорнблауэр припоминал каждое ее слово, каждый обращенный на мужа взгляд. Да, она не походила на счастливую новобрачную. И все же — все же она жена Лейтона, в эту самую минуту она с ним в постели. От этой мысли у Хорнблауэра сделались корчи.Так не пойдет. Он рассудочно убеждал себя, что на этом пути его ждут лишь муки и безумие, и, ухватившись за первую пришедшую в голову мысль, принялся разбирать заключительную партию в вист. Не прорежь он так неудачно на заход Эллиота, он бы спас роббер. Сыграл он правильно — вероятность была три к двум — но азартный картежник не стал бы об этом задумываться. Он бы взял свою взятку, я, в данном случае, оказался прав. Но только азартный картежник понадеялся бы, что король окажется бланковым. Хорнблауэр всегда гордился научной выверенностью своей игры. Так-то оно так, но сегодня вечером он расстался с двумя гинеями, и в его теперешнем положении это большая потеря.Прежде, чем «Сатерленд» снимется с якоря, надо купить пяток поросят, две дюжины кур, да и пару барашков, кстати. Без вина тоже не обойтись. В Средиземноморье он купит дешевле, но на первую пору надо иметь на борту хотя бы пять-шесть дюжин. Капитан ни в чем не должен иметь нужды, иначе это может дурно сказаться на дисциплине. Кроме того, путешествие предстоит долгое, надо будет принимать других капитанов — да и адмирала, вероятно. Те будут неприятно удивлены, если он угостит их корабельной провизией, которой обыкновенно довольствуется сам. Список необходимых покупок все удлинялся. Портвейн, херес, мадера. Яблоки и сигары. Не меньше дюжины рубашек. Еще четыре пары шелковых чулок — похоже, предстоит много официальных поездок на берег. Ящичек чаю. Перец, корица, гвоздика. Инжир и чернослив. Восковые свечи. Все, что необходимо капитану для поддержания достоинства — и самоуважения. Он не желал выглядеть нищим.Он мог бы потратить жалование за следующие три месяца, и много бы не показалось. Марии придется поэкономить эти три месяца, но ей, по счастью, не привыкать к бедности и назойливым кредиторам.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5