Этого урока было довольно, с тех пор никто не старался узнать тайну капитана.
Едва последние распоряжения при устройстве лагеря были сделаны, как раздался конский топот и два всадника галопом подъехали к людям.
— Вот и капитан! — сказали друг другу работники.
Подъехавшие бросили поводья стоявшим поблизости людям и, соскочив с лошадей, быстрым шагом подошли к палатке. Подойдя к ней, человек, идущий впереди, остановился и обратился к своему спутнику:
— Кабальеро, — сказал он ему, — прошу вас быть нашим дорогим гостем; хотя сами мы и не богаты, но то, что имеем, охотно разделим с вами.
— Благодарю, — ответил с поклоном его спутник, — я не употреблю во зло ваше гостеприимство; завтра, на рассвете, я думаю, что буду в состоянии продолжать свой путь.
— Поступайте как сочтете нужным. Располагайтесь у этого костра, разложенного для меня, а я пока загляну на несколько минут в эту палатку; скоро я выйду к вам, и тогда мы поговорим.
Гость поклонился и сел у огня рядом с палаткой, в которой скрылся капитан, тщательно опустив за собой полог.
Человек этот имел выразительные черты лица; его коренастые члены обличали в нем значительную силу; несколько морщин, заметных на его лице, говорили о том, что половина жизни была у него позади, хотя в нем не было заметно ни малейшего признака дряхлости и в его густых черных волосах не светилось ни единого седого волоса. На нем была одежда богатого мексиканского фермера: бархатная куртка, вышитая пестрыми шелковыми нитками, бархатные панталоны, доходившие до колен, мягкие сапоги, шляпа из вигоневой шерсти с золотым галуном и богатым пером, прикрепленным драгоценным бриллиантом; у его правого бока висела сабля, а из-за пояса виднелись два пистолетных дула; на траве подле него лежало американское ружье, великолепно отделанное серебром.

После того как капитан оставил его одного, он расположился у огня как можно удобнее и украдкой огляделся так подозрительно, что если бы кто из людей каравана заметил этот взгляд, то не оставил бы его без внимания; но все были заняты своими делами, более того, отдаваясь непреложному закону гостеприимства в прериях, никто и не думал наблюдать за гостем, приглашенным к их очагу.
Наконец после минутного размышления незнакомец встал и подошел к капканщикам, разговаривавшим с большим оживлением и при этом ужасно жестикулировавшим.
— Да вот, — сказал один из них, завидев гостя, — этот господин одним словом рассудит нас.
Гость, так ясно вызванный быть судьей, обратился к говорившему.
— Что у вас случилось, господа? — спросил он.
— Очень простая вещь, — ответил капканщик. — Ваш конь, прекрасное животное, нужно в этом сознаться, сеньор, не хочет мирно жить с нашими конями, он брыкается и скалит на них зубы.
— А-а! Это и в самом деле очень простая вещь, — шутливо заметил другой капканщик, — тот конь барский, он оскорблен, что его поставили вместе с нашими рабочими лошадками.
При этом замечании все работники разразились громким хохотом.
Незнакомец лукаво улыбнулся.
— Может быть, и по этой причине, а может, и по другой, — сказал он кротко. — Во всяком случае, есть легкий способ разрешить этот спор, способ, к которому я и прибегну.
— Ага! — сказал второй капканщик. — И какой же это способ?
— Вот какой, — ответил незнакомец тем же спокойным тоном.
Подойдя к коню, которого с трудом удерживали два работника, он произнес:
— Отпустите его!
— Как же его отпустить? Да он тут может таких бед натворить!
— Отпустите его, я отвечаю за последствия. Потом он обратился к коню:
— Лелио! — сказал он.
При этом имени конь поднял свою благородную голову, устремил глаза на своего хозяина, затем, сильно рванувшись, повалил державших его работников, которые при общем хохоте покатились по траве, и с радостным ржанием подошел к хозяину и стал тереться головой о его грудь.
— Видите, — сказал незнакомец, лаская доброе животное, — это совсем не трудно!
— Гм! — сердито проговорил поднявшийся с земли капканщик, потирая ушибленное плечо. — Это просто какой-то демон, которому я не доверю свою шкуру, как она ни стара и ни жестка теперь.
— Не беспокойтесь больше о нем, я займусь им сам, — сказал гость.
— Клянусь святым Доминго, я и так уж доволен тем, что получил. Это благородное животное, но в его теле сидит черт!
Незнакомец, не отвечая, пожал плечами и возвратился к костру, у которого сидел раньше; следом за ним шел его конь, не выказывая ни малейшего желания возобновить проделки, так удивившей капканщиков. Конь этот, чистых арабских кровей, вероятно, стоил своему владельцу чрезвычайно дорого и поступки его казались странными людям, привыкшим к американским лошадям. Хозяин дал ему овса, поставил его подле себя, после чего снова уселся перед огнем.
В ту же минуту у входа в палатку показался капитан.
— Простите, кабальеро, — произнес он с любезностью, свойственной всем испано-американцам, — извиняюсь, что на столько времени покинул вас, но важное дело требовало моего присутствия. Теперь я весь к вашим услугам.
Гость поклонился.
— Напротив, это я должен просить вас принять мои извинения за бесцеремонность, с какой я злоупотребляю вашим гостеприимством.
— Ни слова больше об этом, если вы не хотите оскорбить меня.
Капитан сел подле своего гостя.
— Сейчас мы будем обедать, — сказал он. — Я могу предложить вам очень скромное кушанье; но в походе — по-походному, лично я ограничиваюсь куском мяса с красными бобами и индейским перцем.
— Это превосходно! Я сделал бы честь этому блюду, если бы чувствовал хоть малейший аппетит; но в настоящую минуту я не в состоянии проглотить ни малейшего кусочка.
— А-а! — протянул капитан, устремляя на гостя недоверчивый взгляд.
Но он увидел такую ясную физиономию, такую откровенную улыбку, что устыдился своих подозрений, и лицо его, омраченное за секунду до этого, тотчас же прояснилось.
— Очень сожалею об этом и прошу у вас позволения обедать одному, так как, в противоположность вам, я буквально умираю от голода.
— Я был бы в отчаянии, если бы вы из-за меня еще промедлили.
— Доминго! — крикнул капитан. — Мой обед!
Капканщик, которого лошадь незнакомца так сильно ушибла, немедленно появился, немного прихрамывая, неся в деревянной чашке обед своего начальника; несколько маисовых лепешек, которые он держал в руке, довершали этот умеренный, почти монастырский обед.
Доминго был метис, малый угрюмого вида и с лукавой физиономией. На вид ему казалось около пятидесяти лет, насколько можно судить о возрасте индейца. Доминго сердился на незнакомца за бесцеремонное обращение с ним его коня.
— С вашего позволения, — сказал капитан, разламывая лепешку.
— А я закурю сигару, чтобы не оставаться в бездействии, — ответил гость с приятной улыбкой.
Капитан вежливо поклонился и принялся за свой ужин с быстротой, которая доказывала продолжительное воздержание. Воспользуемся этим обстоятельством, чтобы познакомить читателя с начальником каравана.
Дон Мигель Ортега — имя, под которым он был известен своим товарищам, — был изящный и красивый молодой человек двадцати шести лет, с бронзовым цветом лица, тонкими чертами, с гордыми блестящими глазами, высокого роста, стройный. Без сомнения, на всем протяжении древних испанских поселений трудно было найти молодого человека лучше его. Однако строгий наблюдатель нашел бы взгляд дона Мигеля слишком уж глубоким, сжатие бровей слишком суровым и улыбку слишком притворной и изменчивой для того, чтобы этот человек за внешней привлекательностью не скрывал испорченную душу и дурные инстинкты.
Обед охотника, подправляемый большим аппетитом, всегда скор; и этот был быстро окончен.
— Вот и конец, — сказал капитан, вытирая пальцы пучком травы, — теперь сигару для облегчения пищеварения, и затем я буду иметь честь пожелать вам доброй ночи. Вы, без сомнения, не думаете покинуть нас раньше восхода солнца?
— Не могу сказать вам наверняка, это будет зависеть от погоды., какая будет в эту ночь, — я очень тороплюсь, и вы, кабальеро, знаете, что говорят наши соседи янки: время — деньги.
— Вы лучше меня знаете, что вам следует делать, кабальеро. Позвольте мне пожелать вам доброй ночи и полного успеха в ваших предприятиях. Позвольте еще перед разлукой задать вам один вопрос, на который, понятно, вы можете не отвечать, если найдете его нескромным.
— Нескромность со стороны такого совершенного человека, признаюсь, удивила бы меня; я попрошу вас объясниться.
— Меня зовут дон Мигель Ортега.
— А меня — дон Стефано Коэчо. Капитан поклонился.
— Позволите ли вы и мне в свою очередь предложить вам один вопрос? — осведомился гость.
— Прошу вас.
— К чему этот обмен именами?
— К тому, что в прериях не мешает уметь отличать врагов от друзей.
— Это справедливо. И что же теперь?
— Теперь я уверен, что могу вас не считать в числе первых.
— Кто знает! — со смехом возразил дон Стефано. — Бывают такие странные случайности!
Обменявшись еще несколькими красноречивыми дружескими заявлениями и рукопожатиями, они расстались. Дон Мигель вошел в палатку, а дон Стефано, протянув ноги к огню, заснул — или, может быть, только закрыл глаза.
Час спустя в лагере царило полнейшее спокойствие. Костры едва горели, караульные, опираясь на свои ружья, пребывали в той дремоте, которая еще не сон, но и не бодрствование.
Вдруг сова, сидевшая, вероятно, в зелени соседнего густого дерева, печально крикнула два раза.
Дон Стефано мгновенно открыл глаза. Не изменяя положения, он пытливо огляделся и, убедившись, что пистолеты и кинжал у него за поясом, взялся за ружье и в свою очередь крикнул совой. Ему ответил такой же крик.
Гость уложил на свое место накидку таким образом, чтобы она походила на человеческое тело, приласкал коня и тихо сказал ему что-то, потом лег на землю и ползком, осторожно направился к ограде лагеря, временами останавливаясь, чтобы оглядеться вокруг.
Все было по-прежнему спокойно. Достигнув ограды лагеря, состоящей из тюков, он выпрямился, перескочил через них, словно тигр, и скрылся в чаще.
В ту же минуту с земли поднялся другой человек, который также перескочил через тюки и устремился вслед за ним.
Человек этот был Доминго.
ГЛАВА III. Ночная беседа
По-видимому, дон Стефано Коэчо отлично знал прерии. Стоило ему только очутиться в лесу и, как он полагал, вне всяких наблюдений, как он гордо поднял голову, походка его приобрела уверенность, его глаза мрачно сверкнули, и он скорым шагом направился к группе пальм, засохшие зонтичные листья которых представляли собой ненадежное убежище во время дневного жара от жгучих лучей солнца.
Однако он не пренебрегал никакими мерами предосторожности: временами он вдруг останавливался, прислушивался к малейшему подозрительному звуку или пытливым взглядом всматривался в глубь леса, потом, успокоенный окружавшей его тишиной, продолжал свой путь тем же скорым шагом, каким вышел из лагеря.
Доминго шел буквально по его следам, подстерегая каждое его движение с искусством, свойственным метисам, стараясь иметь возможность укрыться при каждом неожиданном повороте преследуемого. Доминго был человек, каких множество на границах; он обладал многими добрыми качествами и многими пороками, и хотя был способен на добрые дела, но легче повиновался дурным инстинктам.
Он следил за незнакомцем, не давая себе ясного отчета в том, зачем это делает, не зная еще, будет ли он за него или против него, ожидая, чтобы дело разъяснилось и чтобы он мог точно для себя решить, выгоднее ли изменить или исполнить свой долг; старался же он скрыть свое присутствие потому, что надеялся проникнуть в чью-то тайну, тем самым поставив себя в наиболее выгодное положение.
Таким образом оба человека шли друг за другом около часа, и дон Стефано даже ни на секунду не подозревал, что один из самых ловких негодяев идет по его следам.
После бесчисленных кругов и поворотов в густой траве дон Стефано подошел к реке Колорадо, которая в этом месте была широка и спокойна, как озеро; по берегам ее рос густой хлопчатник и высокий тополь, корни которых скрывались в воде. Подойдя к берегу, незнакомец остановился, с минуту прислушивался и, наконец, поднеся пальцы ко рту, завыл по-волчьи. Немедленно в тростнике послышался такой же вой, и у берега появилась легкая пирога из березовой коры, управляемая двумя охотниками.
— Э-э! Я уже не надеялся встретить вас! — сказал дон Стефано сдержанным голосом.,
— Разве вы не слышали нашего сигнала? — ответил один из сидевших в лодке.
— Как бы я пришел без этого! Только мне кажется, что вы могли бы ближе подойти ко мне.
— Это было невозможно.
Пирога врезалась в песок. Оба человека, находившиеся в ней, легко соскочили на землю и через секунду подошли к дону Стефано. Оба были в одежде и в полном вооружении охотников.
— Гм! — заметил дон Стефано. — Отсюда до лагеря далеко, боюсь, что мое отсутствие заметят.
— Да, вы рискуете, — ответил тот, который уже говорил, — человек высокого роста, с открытой, важной и строгой физиономией, седые волосы которого рассыпались по плечам густыми прядями.
— Но так как вы уже здесь, объяснимся как можно короче, время дорого. Что сделали вы после нашей разлуки?
— Не много: мы только издали следили за вами, готовые в случае надобности явиться к вам на помощь.
— Благодарю. Новостей нет?
— Никаких. Кто мог бы сообщить их нам?
— Справедливо; а вашего друга Верного Прицела вы не обнаружили?
— Нет.
— Досадно. Если предчувствия меня не обманывают, нам скоро придется взяться за ножи.
— И возьмемся!..
— Я это знаю, Вольная Пуля, ваша храбрость мне давно известна; но вы, ваш товарищ, Руперто, и я — в итоге нас только трое.
— Так что ж тут такого?
— Как что такого? Когда приходится биться против тридцати или сорока приученных к войне охотников, право, Вольная Пуля, вы меня изумляете вашими суждениями. Вы не задумываетесь ни над чем! Вспомните, что на этот раз нам приходится биться не с плохо вооруженными индейцами, а с белыми, разбойниками и бродягами, которые скорее умрут, но не отступят ни на шаг, и мы вынуждены будем неизбежно погибнуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32