https://wodolei.ru/catalog/shtorky/steklyannye/
Оба мы явились; теперь я жду, чтобы вы объяснили мне, вождь, для какой цели вы назначили мне это свидание.
— Мой брат прав, Черный Олень объяснит.
После этих слов лицо индейца омрачилось, он глубоко задумался, а его спутники терпеливо ожидали, когда он начнет свою речь.
Наконец, почти через четверть часа, вождь несколько раз провел рукою по лбу, поднял голову, бросил вокруг себя пытливый взгляд и стал говорить тихим и сдержанным голосом, как будто опасаясь, что даже в этом безлюдном месте его слова могут достичь вражеских ушей.
— Мой брат знает меня с детства, — сказал он, — так как его воспитали вожди нашего племени. Поэтому я ничего не скажу ему о себе. Великий бледнолицый охотник носит в своей груди сердце индейца. Черный Олень будет говорить с ним как брат с братом. Три месяца тому назад вождь охотился со своим другом за оленем и ланью в прериях по реке Миссури, как вдруг во весь опор прискакал охотник-пауни, отвел вождя в сторону и долгое время разговаривал с ним наедине. Помнит мой брат об этом?
— Конечно, вождь, я помню, что после продолжительного разговора Голубая Лисица, как звали этого пауни, уехал столь же быстро, как и приехал, а мой брат, бывший до того времени веселым и радостным, внезапно опечалился. Несмотря на мои расспросы, он не хотел объяснить мне причины своей внезапной грусти, а на следующее утро простился со мной, назначив мне на сегодня свидание на этом месте.
— Да, — ответил индеец, — все верно. Теперь я поведаю моему брату о том, чего я не мог тогда ему рассказать.
— Я слушаю, — отвечал охотник, наклоняя голову. — Я только боюсь, что брат мой сообщит мне лишь дурные вести.
— Брат мой увидит, — сказал Черный Олень. — Вот известия, принесенные мне Голубою Лисицей.
И Черный Олень начал рассказ:
«Однажды некий бледнолицый из страны Длинных Ножей явился на берег Оленьей реки, где было расположено селение пауни-змей, в сопровождении тридцати бледнолицых воинов, нескольких женщин и повозок, запряженных красными бизонами без горба и гривы. Этот бледнолицый остановился на расстоянии двух полетов стрелы от селения моего племени, стоявшего на другом берегу, развел костры и расположился лагерем.
Отец мой, как известно моему брату, был самым главным из вождей племени змей. Он сел на лошадь, переправился в сопровождении нескольких воинов через реку и явился к иностранцу поздравить его с благополучным прибытием на земли охоты нашего племени и предложить ему свежее мясо, в котором он мог иметь нужду.
Этот бледнолицый был человек высокого роста, лицо его было грубо, волосы серебрились от старости. Он засмеялся в ответ на слова моего отца и спросил его:
— Вы вождь краснокожих из этой деревни?
— Да, — сказал мой отец.
Тогда бледнолицый достал из своей одежды большой лист бумаги, на котором были нарисованы странные фигуры, и, показывая его моему отцу, сказал:
— Ваш бледнолицый дед, президент Соединенных Штатов, отдал мне в собственность все земли, простирающиеся от холма Падения Антилопы до озера Бизонов. А вот, — добавил он, ударяя ладонью своей руки по листу, — акт, подтверждающий мои права.
Мой отец мой и воины принялись смеяться.
— Наш бледнолицый дед, — ответил мой отец, — не может дарить того, что ему не принадлежит. Земля, о которой вы говорите, это земли охоты моего племени с тех пор, как великая черепаха вышла из морских недр, чтобы поддерживать мир на своей чешуе.
— Я не желаю слушать ваших объяснений, — возразил бледнолицый. — Я знаю только то, что земля эта уступлена мне и что, в случае вашего несогласия удалиться и добровольно предоставить ее в мое пользование, я сумею вас к этому принудить.»
— Да, — перебил Транкиль, — вот образ действия этих людей — убийство и разбой.
— Мой отец, — продолжал индеец, — удалился, уступая этой угрозе. Воины немедленно вооружились, а женщины укрылись в пещеру, и племя приготовилось оказать сопротивление. На другой день рано утром бледнолицые переправились через реку и напали на селение. Сражение было жарким и длилось долгое время, оно продолжалось от восхода солнца до его заката. Но какое сопротивление могли оказать бедные индейцы бледнолицым, вооруженным ружьями? Они были разбиты и вынуждены обратиться в бегство. Спустя два часа их селение было превращено в пепел, а кости их предков выброшены на все четыре стороны. Отец мой пал в схватке.
— О! — горестно произнес канадец.
— Это еще не все, — добавил вождь, — бледнолицые Разыскали пещеру, где укрывались наши женщины, которые и были все, или почти все, потому что десяти или двенадцати из них удалось с детьми спастись бегством, с полнейшим хладнокровием перебиты.
Произнеся эти слова, вождь накрыл себе голову своей бизоньей шкурой, и товарищи услышали рыдания, которые он тщетно старался подавить.
— Вот, — продолжал он минуту спустя, — какие известия сообщил мне Голубая Лисица. Мой отец умер на его руках, заклиная отомстить Длинным Ножам, а братья мои, преследуемые, как звери, своими дикими врагами и вынужденные укрыться в глубине самых непроходимых лесов, выбрали меня своим вождем. Я согласился, заставив своих воинов дать клятву отомстить бледнолицым, захватившим нашу деревню и убившим наших братьев, за то зло, которое они нам причинили. С минуты нашей разлуки я не потерял ни одного мгновения, готовясь отомстить. Теперь все приготовления окончены, бледнолицые погрузились в обманчивую беспечность, пробуждение их будет ужасно… Брат мой пойдет со мной?
— Да, конечно, я пойду с вами, вождь, и буду помогать вам изо всех сил, — решительно ответил Транкиль, — потому что дело ваше правое. Но только с одним условием.
— Какого условия требует мой брат?
— Закон прерий гласит: «око за око, зуб за зуб», но вы имеете возможность мстить, не позоря своей победы напрасной жестокостью. Не следуйте примеру, данному вам белыми, будьте человеколюбивы, вождь, Великий Дух одобрит ваши усилия и будет им благоприятствовать.
— Черный Олень не жесток, — ответил вождь. — Жестокость он оставляет бледнолицым. Он хочет лишь справедливости.,
— Ваши слова благородны, вождь, и я счастлив, что их от вас слышу. Но все ли меры вами приняты и достаточно ли у вас сил, чтобы рассчитывать на успех? Вы знаете, что бледнолицые многочисленны и ни одного нападения не оставляют безнаказанным. Что бы ни случилось, вы должны быть готовы к возмездию.
Индеец пренебрежительно усмехнулся.
— Длинные Ножи — собаки и малодушные трусы, женщины пауни отдадут им свои юбки, — ответил он. — Черный Олень со своим племенем уйдет к команчам, которые примут его как брата, и Длинные Ножи не будут знать, где нас найти.
— Довольно умно задумано, вождь. Но были ли у вас после вашего изгнания из селения лазутчики среди американцев, чтобы вам постоянно иметь свежие сведения об их действиях. Это необходимо для успеха вашего предприятия.
Черный Олень молча улыбнулся, из чего канадец заключил, что краснокожий со свойственными людям этой расы заботливостью и терпением принял все необходимые меры предосторожности, чтобы обеспечить верность удара, который он готовил для новых переселенцев.
Транкиль, благодаря полученному им полуиндейскому воспитанию и ненависти, которую он как истый канадец питал к англосаксонской расе, как нельзя более был расположен от всей души помочь вождю пауни блестяще отомстить североамериканцам за причиненное ими насилие, но, обладая глубоко коренившейся в его характере прямотой, он не хотел позволить индейцам подвергнуть врагов ужасным жестокостям, к которым они часто прибегают в первом упоении своей победой. Таким образом, принятое им решение имело двоякую цель: во первых, содействовать, насколько это возможно, успеху своих друзей, а затем, употребить все свое влияние на индейцев с целью сдержать их после битвы и не дать им утолить свою ярость над побежденными, в особенности над женщинами и детьми.
Впрочем, он и не скрывал этого от вождя и поставил, как мы видели, непременным условием своего содействия, которым, конечно, дорожили индейцы, чтобы не было допущено ни малейшей жестокости.
Квониам, со своей стороны, не обладал такой щепетильностью. Враг белых и в особенности североамериканцев, он был охвачен горячим желанием воспользоваться случаем причинить им наибольший вред и отомстить за то дурное обращение, которое они себе позволяли по отношению к нему, не давая себе труда подумать о том, что люди, с которыми он хотел сражаться, неповинны в совершенных по отношению к нему несправедливостях. Они были североамериканцами, этого повода было достаточно, чтобы определить в глазах мстительного негра линию поведения, которой он предполагал держаться, когда придет должное время.
По истечении нескольких минут канадец заговорил.
— Где ваши воины? — спросил он вождя.
— Я оставил их в трех днях пути от того места, где мы находимся. Если моего брата ничто здесь не удерживает, мы немедленно выступим в путь, чтобы поскорее к ним присоединиться: воины с нетерпением ждут моего возвращения.
— Так двинемся в путь, — сказал канадец, — день еще только начинается. Бесполезно, подобно старым сплетницам, терять время в разговорах.
Все трое встали, поправили свои пояса, вскинули ружья на плечо и, двинувшись большими шагами по тропе, протоптанной в лесу манадой бизонов, скоро исчезли в чаще.
ГЛАВА VI. Концессия
Пользуясь принадлежащей нам свободой изложения, покинем на некоторое время трех наших путников и перенесем действие нашего рассказа на несколько сот миль дальше, в богатую растительностью долину верхнего течения Миссури, этой величественной реки с чистыми и прозрачными водами, на берегах которой расположено в настоящее время множество цветущих городов и селений и которую бороздят по всем направлениям великолепные американские пароходы. Но в эпоху, к которой относится наше повествование, она была очень мало исследована и отражала в своих глубоких водах лишь высокие и густые ветви мрачных и полных таинственности девственных лесов, покрывавших ее берега.
На краю местности, разделенной двумя довольно значительными притоками Миссури, простирается обширная долина, ограниченная с одной стороны крутыми горами, а с другой — длинной линией высоких лесистых холмов.
Долина эта, укрытая почти со всех сторон густыми лесами, наполненными всевозможной дичью, служила излюбленным местопребыванием индейцев пауни, многочисленное племя которых, называвшееся иначе племенем Змеи, выбрало этот уголок для селения так, чтобы быть поближе к местам охоты. Деревня индейцев была довольно значительна, в ней насчитывалось около трехсот пятидесяти очагов, что было необычно для краснокожих, которые не особенно любят соединяться в одном месте для совместной жизни в большом числе, из боязни, что им придется голодать. Но место было так хорошо выбрано, что на этот раз индейцы поступились своими привычками. Действительно, с одного боку у них был лес, изобиловавший дичью в таком количестве, что они не в состоянии были ее уничтожить, с другого — река, в которой водилось множество всевозможной приятной на вкус рыбы, а прерии, окружавшие селение, в течение целого года покрыты были высокой густой травой, представлявшей превосходный корм для лошадей. В продолжение, быть может, нескольких столетий племя Змеи неизменно обитало в этой благословенной долине, которая, благодаря своему защищенному со всех сторон положению, обладала мягким климатом и была избавлена от грандиозных атмосферных явлений, производящих свое разрушительное действие на возвышенных американских равнинах. Индейцы жили там тихо, спокойно, никем не тревожимые, занимаясь охотой и рыбной ловлей и высылая ежегодно небольшие отряды молодых людей под предводительством самых знаменитых вождей племени на тропу войны.
Вдруг мирное течение жизни прервалось. Убийства и пожары окутали селение, подобно мрачному савану, деревня была разрушена до основания, а ее обитатели безжалостно перебиты.
Североамериканцы проведали наконец о существовании неведомого Эдема и, как всегда, ознаменовали свое присутствие в этом новом для них уголке земли и захват его в свою собственность грабежом, хищничеством и убийствами.
Мы не станем здесь возвращаться к рассказу, поведанному Черным Оленем канадцу, а ограничимся лишь подтверждением того, что рассказ этот был верен во всех подробностях и что, передавая его, вождь отнюдь не старался сгустить краски, а напротив, смягчил его с редкостной справедливостью и беспристрастием.
Мы проникнем в долину спустя около трех месяцев после столь рокового для краснокожих прибытия туда американцев и вкратце постараемся изобразить, как они устроились на той земле, с которой так жестоко прогнали законных владельцев.
Едва сделавшись бесспорными хозяевами этой земли, американцы уже приступили к тому, что принято называть разработкой.
Правительство Соединенных Штатов вознаграждало и до сих пор еще вознаграждает выходящих в отставку офицеров за их службу, уступая в их собственность пограничные земли республики, которым угрожает наибольшая опасность со стороны индейцев. Обычай этот представляет двоякую выгоду — постепенно расширять границы американской территории, прогоняя краснокожих в пустыню, и не оставлять храбрых солдат, проливавших кровь за отечество, на склоне дней без средств к существованию.
Капитан Джеймс Уатт был сыном офицера, отличившегося в войне за независимость. Полковник Лайонел Уатт, служивший под командой Вашингтона, рядом с этим знаменитым основателем американской республики участвовал во всех битвах с англичанами. Тяжело раненный при осаде Бостона, он, к крайнему своему сожалению, вынужден был выйти в отставку. Верный своим честным убеждениям, он, как только его сыну Джеймсу исполнилось девятнадцать лет, велел ему стать под знамена.
В то время, когда мы выводим его на сцену, Джеймсу Уатту было около сорока пяти лет, хотя выглядел он на десять лет старше, потому что в молодости жизнь его была полна бесчисленных лишений, которым ему приходилось подвергаться во время военной службы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
— Мой брат прав, Черный Олень объяснит.
После этих слов лицо индейца омрачилось, он глубоко задумался, а его спутники терпеливо ожидали, когда он начнет свою речь.
Наконец, почти через четверть часа, вождь несколько раз провел рукою по лбу, поднял голову, бросил вокруг себя пытливый взгляд и стал говорить тихим и сдержанным голосом, как будто опасаясь, что даже в этом безлюдном месте его слова могут достичь вражеских ушей.
— Мой брат знает меня с детства, — сказал он, — так как его воспитали вожди нашего племени. Поэтому я ничего не скажу ему о себе. Великий бледнолицый охотник носит в своей груди сердце индейца. Черный Олень будет говорить с ним как брат с братом. Три месяца тому назад вождь охотился со своим другом за оленем и ланью в прериях по реке Миссури, как вдруг во весь опор прискакал охотник-пауни, отвел вождя в сторону и долгое время разговаривал с ним наедине. Помнит мой брат об этом?
— Конечно, вождь, я помню, что после продолжительного разговора Голубая Лисица, как звали этого пауни, уехал столь же быстро, как и приехал, а мой брат, бывший до того времени веселым и радостным, внезапно опечалился. Несмотря на мои расспросы, он не хотел объяснить мне причины своей внезапной грусти, а на следующее утро простился со мной, назначив мне на сегодня свидание на этом месте.
— Да, — ответил индеец, — все верно. Теперь я поведаю моему брату о том, чего я не мог тогда ему рассказать.
— Я слушаю, — отвечал охотник, наклоняя голову. — Я только боюсь, что брат мой сообщит мне лишь дурные вести.
— Брат мой увидит, — сказал Черный Олень. — Вот известия, принесенные мне Голубою Лисицей.
И Черный Олень начал рассказ:
«Однажды некий бледнолицый из страны Длинных Ножей явился на берег Оленьей реки, где было расположено селение пауни-змей, в сопровождении тридцати бледнолицых воинов, нескольких женщин и повозок, запряженных красными бизонами без горба и гривы. Этот бледнолицый остановился на расстоянии двух полетов стрелы от селения моего племени, стоявшего на другом берегу, развел костры и расположился лагерем.
Отец мой, как известно моему брату, был самым главным из вождей племени змей. Он сел на лошадь, переправился в сопровождении нескольких воинов через реку и явился к иностранцу поздравить его с благополучным прибытием на земли охоты нашего племени и предложить ему свежее мясо, в котором он мог иметь нужду.
Этот бледнолицый был человек высокого роста, лицо его было грубо, волосы серебрились от старости. Он засмеялся в ответ на слова моего отца и спросил его:
— Вы вождь краснокожих из этой деревни?
— Да, — сказал мой отец.
Тогда бледнолицый достал из своей одежды большой лист бумаги, на котором были нарисованы странные фигуры, и, показывая его моему отцу, сказал:
— Ваш бледнолицый дед, президент Соединенных Штатов, отдал мне в собственность все земли, простирающиеся от холма Падения Антилопы до озера Бизонов. А вот, — добавил он, ударяя ладонью своей руки по листу, — акт, подтверждающий мои права.
Мой отец мой и воины принялись смеяться.
— Наш бледнолицый дед, — ответил мой отец, — не может дарить того, что ему не принадлежит. Земля, о которой вы говорите, это земли охоты моего племени с тех пор, как великая черепаха вышла из морских недр, чтобы поддерживать мир на своей чешуе.
— Я не желаю слушать ваших объяснений, — возразил бледнолицый. — Я знаю только то, что земля эта уступлена мне и что, в случае вашего несогласия удалиться и добровольно предоставить ее в мое пользование, я сумею вас к этому принудить.»
— Да, — перебил Транкиль, — вот образ действия этих людей — убийство и разбой.
— Мой отец, — продолжал индеец, — удалился, уступая этой угрозе. Воины немедленно вооружились, а женщины укрылись в пещеру, и племя приготовилось оказать сопротивление. На другой день рано утром бледнолицые переправились через реку и напали на селение. Сражение было жарким и длилось долгое время, оно продолжалось от восхода солнца до его заката. Но какое сопротивление могли оказать бедные индейцы бледнолицым, вооруженным ружьями? Они были разбиты и вынуждены обратиться в бегство. Спустя два часа их селение было превращено в пепел, а кости их предков выброшены на все четыре стороны. Отец мой пал в схватке.
— О! — горестно произнес канадец.
— Это еще не все, — добавил вождь, — бледнолицые Разыскали пещеру, где укрывались наши женщины, которые и были все, или почти все, потому что десяти или двенадцати из них удалось с детьми спастись бегством, с полнейшим хладнокровием перебиты.
Произнеся эти слова, вождь накрыл себе голову своей бизоньей шкурой, и товарищи услышали рыдания, которые он тщетно старался подавить.
— Вот, — продолжал он минуту спустя, — какие известия сообщил мне Голубая Лисица. Мой отец умер на его руках, заклиная отомстить Длинным Ножам, а братья мои, преследуемые, как звери, своими дикими врагами и вынужденные укрыться в глубине самых непроходимых лесов, выбрали меня своим вождем. Я согласился, заставив своих воинов дать клятву отомстить бледнолицым, захватившим нашу деревню и убившим наших братьев, за то зло, которое они нам причинили. С минуты нашей разлуки я не потерял ни одного мгновения, готовясь отомстить. Теперь все приготовления окончены, бледнолицые погрузились в обманчивую беспечность, пробуждение их будет ужасно… Брат мой пойдет со мной?
— Да, конечно, я пойду с вами, вождь, и буду помогать вам изо всех сил, — решительно ответил Транкиль, — потому что дело ваше правое. Но только с одним условием.
— Какого условия требует мой брат?
— Закон прерий гласит: «око за око, зуб за зуб», но вы имеете возможность мстить, не позоря своей победы напрасной жестокостью. Не следуйте примеру, данному вам белыми, будьте человеколюбивы, вождь, Великий Дух одобрит ваши усилия и будет им благоприятствовать.
— Черный Олень не жесток, — ответил вождь. — Жестокость он оставляет бледнолицым. Он хочет лишь справедливости.,
— Ваши слова благородны, вождь, и я счастлив, что их от вас слышу. Но все ли меры вами приняты и достаточно ли у вас сил, чтобы рассчитывать на успех? Вы знаете, что бледнолицые многочисленны и ни одного нападения не оставляют безнаказанным. Что бы ни случилось, вы должны быть готовы к возмездию.
Индеец пренебрежительно усмехнулся.
— Длинные Ножи — собаки и малодушные трусы, женщины пауни отдадут им свои юбки, — ответил он. — Черный Олень со своим племенем уйдет к команчам, которые примут его как брата, и Длинные Ножи не будут знать, где нас найти.
— Довольно умно задумано, вождь. Но были ли у вас после вашего изгнания из селения лазутчики среди американцев, чтобы вам постоянно иметь свежие сведения об их действиях. Это необходимо для успеха вашего предприятия.
Черный Олень молча улыбнулся, из чего канадец заключил, что краснокожий со свойственными людям этой расы заботливостью и терпением принял все необходимые меры предосторожности, чтобы обеспечить верность удара, который он готовил для новых переселенцев.
Транкиль, благодаря полученному им полуиндейскому воспитанию и ненависти, которую он как истый канадец питал к англосаксонской расе, как нельзя более был расположен от всей души помочь вождю пауни блестяще отомстить североамериканцам за причиненное ими насилие, но, обладая глубоко коренившейся в его характере прямотой, он не хотел позволить индейцам подвергнуть врагов ужасным жестокостям, к которым они часто прибегают в первом упоении своей победой. Таким образом, принятое им решение имело двоякую цель: во первых, содействовать, насколько это возможно, успеху своих друзей, а затем, употребить все свое влияние на индейцев с целью сдержать их после битвы и не дать им утолить свою ярость над побежденными, в особенности над женщинами и детьми.
Впрочем, он и не скрывал этого от вождя и поставил, как мы видели, непременным условием своего содействия, которым, конечно, дорожили индейцы, чтобы не было допущено ни малейшей жестокости.
Квониам, со своей стороны, не обладал такой щепетильностью. Враг белых и в особенности североамериканцев, он был охвачен горячим желанием воспользоваться случаем причинить им наибольший вред и отомстить за то дурное обращение, которое они себе позволяли по отношению к нему, не давая себе труда подумать о том, что люди, с которыми он хотел сражаться, неповинны в совершенных по отношению к нему несправедливостях. Они были североамериканцами, этого повода было достаточно, чтобы определить в глазах мстительного негра линию поведения, которой он предполагал держаться, когда придет должное время.
По истечении нескольких минут канадец заговорил.
— Где ваши воины? — спросил он вождя.
— Я оставил их в трех днях пути от того места, где мы находимся. Если моего брата ничто здесь не удерживает, мы немедленно выступим в путь, чтобы поскорее к ним присоединиться: воины с нетерпением ждут моего возвращения.
— Так двинемся в путь, — сказал канадец, — день еще только начинается. Бесполезно, подобно старым сплетницам, терять время в разговорах.
Все трое встали, поправили свои пояса, вскинули ружья на плечо и, двинувшись большими шагами по тропе, протоптанной в лесу манадой бизонов, скоро исчезли в чаще.
ГЛАВА VI. Концессия
Пользуясь принадлежащей нам свободой изложения, покинем на некоторое время трех наших путников и перенесем действие нашего рассказа на несколько сот миль дальше, в богатую растительностью долину верхнего течения Миссури, этой величественной реки с чистыми и прозрачными водами, на берегах которой расположено в настоящее время множество цветущих городов и селений и которую бороздят по всем направлениям великолепные американские пароходы. Но в эпоху, к которой относится наше повествование, она была очень мало исследована и отражала в своих глубоких водах лишь высокие и густые ветви мрачных и полных таинственности девственных лесов, покрывавших ее берега.
На краю местности, разделенной двумя довольно значительными притоками Миссури, простирается обширная долина, ограниченная с одной стороны крутыми горами, а с другой — длинной линией высоких лесистых холмов.
Долина эта, укрытая почти со всех сторон густыми лесами, наполненными всевозможной дичью, служила излюбленным местопребыванием индейцев пауни, многочисленное племя которых, называвшееся иначе племенем Змеи, выбрало этот уголок для селения так, чтобы быть поближе к местам охоты. Деревня индейцев была довольно значительна, в ней насчитывалось около трехсот пятидесяти очагов, что было необычно для краснокожих, которые не особенно любят соединяться в одном месте для совместной жизни в большом числе, из боязни, что им придется голодать. Но место было так хорошо выбрано, что на этот раз индейцы поступились своими привычками. Действительно, с одного боку у них был лес, изобиловавший дичью в таком количестве, что они не в состоянии были ее уничтожить, с другого — река, в которой водилось множество всевозможной приятной на вкус рыбы, а прерии, окружавшие селение, в течение целого года покрыты были высокой густой травой, представлявшей превосходный корм для лошадей. В продолжение, быть может, нескольких столетий племя Змеи неизменно обитало в этой благословенной долине, которая, благодаря своему защищенному со всех сторон положению, обладала мягким климатом и была избавлена от грандиозных атмосферных явлений, производящих свое разрушительное действие на возвышенных американских равнинах. Индейцы жили там тихо, спокойно, никем не тревожимые, занимаясь охотой и рыбной ловлей и высылая ежегодно небольшие отряды молодых людей под предводительством самых знаменитых вождей племени на тропу войны.
Вдруг мирное течение жизни прервалось. Убийства и пожары окутали селение, подобно мрачному савану, деревня была разрушена до основания, а ее обитатели безжалостно перебиты.
Североамериканцы проведали наконец о существовании неведомого Эдема и, как всегда, ознаменовали свое присутствие в этом новом для них уголке земли и захват его в свою собственность грабежом, хищничеством и убийствами.
Мы не станем здесь возвращаться к рассказу, поведанному Черным Оленем канадцу, а ограничимся лишь подтверждением того, что рассказ этот был верен во всех подробностях и что, передавая его, вождь отнюдь не старался сгустить краски, а напротив, смягчил его с редкостной справедливостью и беспристрастием.
Мы проникнем в долину спустя около трех месяцев после столь рокового для краснокожих прибытия туда американцев и вкратце постараемся изобразить, как они устроились на той земле, с которой так жестоко прогнали законных владельцев.
Едва сделавшись бесспорными хозяевами этой земли, американцы уже приступили к тому, что принято называть разработкой.
Правительство Соединенных Штатов вознаграждало и до сих пор еще вознаграждает выходящих в отставку офицеров за их службу, уступая в их собственность пограничные земли республики, которым угрожает наибольшая опасность со стороны индейцев. Обычай этот представляет двоякую выгоду — постепенно расширять границы американской территории, прогоняя краснокожих в пустыню, и не оставлять храбрых солдат, проливавших кровь за отечество, на склоне дней без средств к существованию.
Капитан Джеймс Уатт был сыном офицера, отличившегося в войне за независимость. Полковник Лайонел Уатт, служивший под командой Вашингтона, рядом с этим знаменитым основателем американской республики участвовал во всех битвах с англичанами. Тяжело раненный при осаде Бостона, он, к крайнему своему сожалению, вынужден был выйти в отставку. Верный своим честным убеждениям, он, как только его сыну Джеймсу исполнилось девятнадцать лет, велел ему стать под знамена.
В то время, когда мы выводим его на сцену, Джеймсу Уатту было около сорока пяти лет, хотя выглядел он на десять лет старше, потому что в молодости жизнь его была полна бесчисленных лишений, которым ему приходилось подвергаться во время военной службы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34