Рассказы –

OCR Roland
«Вождь окасов: Роман. Дикая кошка; Периколя; Профиль перуанского бандита: Рассказы»: Терра; Москва; 1995
ISBN 5-300-00159-7
Густав Эмар
Профиль перуанского бандита
ГЛАВА I
Попутчик
В мае месяце 1840 года дела мои вынудили меня немедленно выехать из Вальпараисо, где я прожил уже несколько месяцев, и поспешить в Лиму:
Так как дела эти не терпели отлагательства и я не мог ждать английского парохода, который в это время делал рейсы между Вальпараисо и Мазаланом и заходил во все главные порты берега, я отправился на мексиканской шхуне, которая теперь же отправлялась в Калао. Случай мне благоприятствовал, переезд был непродолжительный, и через несколько дней шхуна бросила якорь на Калаоском рейде.
Я прибыл в порт через столько времени, сколько его потребовалось для того, чтобы добыть лошадь и условиться с арьеро о перевозке моего багажа, которого хотя было и немного; но им нагрузили двух мулов.
От Лимы до Калао около трех лье; это расстояние можно было проехать на лошадях в один час. Теперь там проведена железная дорога.
Я мог бы взять место в дилижансе, который в то время ходил два раза в день; но эти экипажи были неудобны, дурно устроены, ходили весьма медленно и по непонятной причине путешественники, которые в них ездили, всегда теряли дорогой половину своего багажа.
Поэтому я решился, как уже сказал выше, отправиться верхом.

Мне чрезвычайно трудно было найти арьеро; не потому, чтобы их не было в Калао; их в нем было свободных до двадцати пяти или тридцати.
Но в народе распространились зловещие слухи.
На дороге, говорили они, орудовала шайка отважных сальтеадоров, которые грабили и беспощадно убивали всех неосторожных путешественников, которые отваживались одиноко ехать в Лиму. Ежедневно совершались убийства. Дилижансы отправлялись только с конвоем двадцати пяти солдат; часто этот конвой уничтожался бандитами. Самое ужасное в этом деле было то, что в продолжение шести месяцев несмотря на тщательнейшие розыски, полиция не могла схватить ни одного из них, и она выбивалась из сил.
У меня есть та дурная или хорошая сторона, что раз задумав что-либо, я никогда не отступаю; то что я задумал, должно исполниться, каковы бы не были последствия.
Я не испугался рассказов, более или менее преувеличенных страхом, которые мне надоели, и продолжал упорно искать арьеро.
Наконец я нашел его. Правда, я очень дорого заплатил ему, и этот честный человек, как он пренаивно признался мне, не зная, не буду ли я убит или ограблен в пути, потребовал, чтобы я заплатил ему вперед; для того, разумеется, чтобы не потерять заработок за такую отважную экспедицию.
Это замечание было весьма справедливо, и я заплатил.
Он переменил своих мулов, я сел на свою лошадь, и через десять минут мы были уже в дороге.
Я был вооружен с ног до головы и решился силой пробиться сквозь разбойников, если бы они заградили мне путь.
Я хотел дать саблю и ружье моему арьеро; но он отказался и ответил мне насмешливо, подобно всем индейцам:
– Нет, нет, сеньор, пусть защищаются богатые люди; но я беден и на меня не нападут.
Я был спокоен; я знал насколько в случае нападения я мог полагаться на моего попутчика. Я захохотал и не обращал более на это внимания.
Едва мы миновали последние дома Калао, как вдруг за нами послышался громкий крик; я обернулся и увидал всадника, который мчался к нам во весь опор, делая нам знак, чтобы мы остановились.
– Поедем скорее, сеньор, – крикнул мой арьеро, подходя ко мне.
– Глупый! – ответил я ему. – Разве ты не видишь, что этот всадник один? Осмелятся ли они напасть на нас вблизи порта?
– Квиен сабе? Как знать? – шепнул он, покачивая головой.
– Ну, остановись, и спросим, чего хочет от нас этот кабальеро.
Я остановил лошадь, и арьеро сделал то же, ворча себе под нос.
Я рассматривал всадника, который мчался к нам, это был молодой человек лет не более двадцати пяти; черты его лица были красивы и выразительны; большой нос, широкий лоб, проницательный взор и насмешливая улыбка составляли физиономию, в который ничего не было вульгарного; он был высок и строен, жесты его были изящны; на нем был богатый и со вкусом сшитый костюм. Он хорошо сидел в седле и чрезвычайно грациозно управлял великолепной лошадью, черной как вороново крыло, которая по-видимому была очень высокой цены.
Я припомнил, что я видел эту личность два или три раза в фонде, в которой я останавливался и даже разговаривал с ним.
– Извините меня, кабальеро, – сказал он мне, весело поклонившись и останавливая свою лошадь, поравнявшись со мною, – за то, что я позволяю себе остановить вас в пути; не более четверти часа, как я узнал о вашем намерении отправиться в Лиму и так как чрезвычайно важные дела вызывают меня в город сегодня, я вам откровенно предлагаю принять меня своим попутчиком.
– Я принимаю ваше предложение также откровенно, как откровенно вы делаете его мне, сеньор, – ответил я, – и мне будет очень приятно проехать этот путь в вашем обществе.
– Ну, так это дело кончено, мы можем отправиться в путь.
И мы пустили лошадей вскачь, и наше путешествие продолжалось.
ГЛАВА II
Путешествие
Знакомство быстро завязывается между мужчинами ровесниками; моему новому товарищу и мне, нам обоим не было и пятидесяти лет.
Между нами завязалась живая беседа и не проехали мы и десяти минут вместе, как уже мы знали один о другом все, что мы могли знать.
Дон Дьего Рамирез, так назывался молодой человек, был сын богатого гачиандеро в окрестностях Лимы. Как единственный сын он был воспитан своим отцом, который обожал его. Год или два он служил офицером в Перуанской армии; но строгая дисциплина скоро надоела ему; он вышел в отставку для того, чтобы заняться оптовой торговлей.
В то время он ухаживал за прелестной молодой девушкой в Лиме, по имени донна Круз де Табоада, на которой хотел жениться. И теперь, с целью ускорить приготовления к свадьбе, он, несмотря на предупреждения, что дороги были не безопасны, решился присоединиться ко мне, чтобы скорее прибыть в Лиму.
– Ах!.. – сказал я ему, заметив только тогда, что он не был вооружен. – Чем станете вы защищаться в случае, ежели нас атакуют?
– Ба! – ответил он мне, улыбаясь. – Разве здесь есть разбойники? Неужели вы боитесь их, дон Густаво?
– Конечно, я боюсь их, – ответил я, – но видите ли вы, когда понадобится, – добавил я, показывая свое оружие, – я могу им ответить.
– Как, вы станете защищаться?
– Я думаю, – возразил я.
– А если они убьют вас?
– Не думаю! – сказал я. – Ваши перуанские разбойники, я убежден в этом, не так жестоки, как хотят казаться. Я видел и не таких; но я еще жив.
Дон Дьего бросил на меня странный взор и промолчал.
Спустя пять минут, мы прибыли в довольно бедную корчму, которую туземцы называют Легуа, то есть место, потому что она находится на полпути из Калао в Лиму.
Эта корчма пользовалась здесь, справедливо или нет, пресквернейшей репутацией, которую ее положение близ густого леса несколько оправдывало.
На опушке этого пресловутого леса, служившего неприступным убежищем для бандитов, по рассказам, останавливали и убивали путешественников.
Очевидно было, что хозяин этой корчмы был в сговоре с сальтеадорами. Этот человек был хитрый и пронырливый индеец, который до сих пор умел так хорошо принимать все меры предосторожности, что несмотря на то, что полиция знала об этом сговоре, ей никогда не удавалось уличить его, и она поневоле должна была оставлять его на свободе.
Подъехав к корчме, дон Дьего, остановив свою лошадь, соскочил с нее и весело сказал мне:
– В ожидании, пока нас не зарежут, недурно было бы выпить чего-нибудь, как вы думаете?
С этим я не мог не согласиться. Я также сошел с лошади и вошел в корчму с притворным спокойствием, в сущности же, сознаюсь, я сильно струсил.
– Держи лошадей, плут, – грубо сказал дон Дьего арьеро, который подошел ко мне и хотел что-то сказать.
Бедняга потупил голову с испугом и остался на дворе.
Внутренность трактира отвечала внешности и действительно походила на притон.
В темной и низкой зале, за хромыми столами, сидело семь или восемь человек подозрительной наружности, попивая водку, они ругались как язычники и играли в монте; но на столе перед ними ничего не лежало.
Когда мы вошли, они украдкой оглядели нас, что мне показалось очень дурным предзнаменованием.
Я должен сознаться, что тогда горько раскаивался в своей неосторожности, с какой бросился один в этот притон.
Но отступать уже было невозможно; надо было взять смелостью; я так и поступил.
В то время, как дон Дьего приказывал трактирщику подать нам два стакана водки, я свернул сигаретку и подошел к игроку, у которого попросил огня.
Этот человек поднял голову с удивлением и некоторое время всматривался в меня, как будто не понял моей просьбы. Наконец он решился вынуть из своего рта сигару и подать ее мне.
Я спокойно закурил свою сигаретку и возвратился к моему попутчику.
– Ну! – сказал я дон Дьего, остановив его в то время, когда он хотел выпить. – У нас во Франции так водится, что когда мы пьем с человеком, которого мы уважаем, то мы чокаемся своим стаканом об его стакан и пьем за его здоровье; это вроде освящения дружбы, которую мы питаем к нему.
– Не хотите ли вы, любезный дон Дьего, – продолжал я, протягивая свой кубок, – выполнить этот обычай моей родины?
Молодой перуанец слегка покраснел; но тотчас же опомнился.
– Хорошо, – сказал он, чокнувшись своим стаканом об мой, – за ваше здоровье, дон Густаво.
– За ваше здоровье, дон Дьего! – ответил я. И я опорожнил свой стакан.
Когда я оборотился, игроки исчезли; они вышли так тихо, что я не заметил.
– Теперь, – сказал молодой человек, – мы можем, мне кажется, продолжать наш путь.
– Как вам угодно, – ответил я, бросив два реала на стойку.
Несмотря на все уверения и насмешки дона Дьего, я проехал через лес, держа в руках пистолеты на всякий случай.
Между тем, несмотря на то, что я слышал в чаще таинственный шорох, ничто не подтверждало моих опасений, и это весьма подозрительное место я проехал беспрепятственно.
Через четверть часа мы подъехали к триумфальным воротам города Лимы.
– Тут мы расстанемся, – сказал мне дон Дьего, – благодарю вас кабальеро за вашу приятную компанию во время этого короткого переезда.
Потом он добавил с насмешливой улыбкой.
– Я теперь надеюсь, что вы не верите этой нелепой сказке о разбойниках, которой вам забили голову в Калао.
– Правда, что я не видал их; но из этого еще не следует, чтобы почтенных бандитов, о которых мне так много рассказывали, не было, – ответил я, засмеявшись. – Как знать, не были ли они заняты где-нибудь в другом месте?
– Может быть.
– Я надеюсь, – сказал он, – что я буду иметь удовольствие видеть вас скоро у дона Антонио де Табоада, на которого, как мне известно, у вас есть векселя. Вы увидите его дочь донну Круз, это ангел!
И не дожидаясь моего ответа, он поклонился мне, пришпорил свою лошадь, пустился рысью и вскоре исчез в городе.
ГЛАВА III
Лима
Последние слова моего попутчика сильно заинтересовали меня; я рассказывал ему только поверхностно о моих делах и прекрасно помнил, что не сказал ни слова о векселях на большие суммы, которые были у меня на банкира Табоада. Откуда узнал он об этом?
Его внезапный отъезд и почти угрожающий взгляд, который он бросил на моего арьеро при расставании со мной, сильно пробудили мое любопытство.
Тщетно расспрашивал я своего арьеро; этот честный человек со времени нашей встречи с доном Дьего по выезде из Калао буквально сделался глухим и немым. На все мои вопросы он только покачивал головой, с испугом осматриваясь вокруг и дрожа всем телом; я не мог ничего добиться от него.
Потеряв надежду получить от него желаемые сведения, я поспешил отпустить его по прибытии в Колле Меркадес в фонду Копулы, где я обыкновенно останавливался во время моих поездок в Лиму.
Дела, призывавшие меня в древнюю резиденцию Пи-зарро, были, повторяю, очень важны; они заняли меня в продолжение нескольких дней.
Я часто бывал у дона Антонио де Табоада и был счастлив видеть дочь его донну Круз.
Портрет ее, сделанный мне доном Дьего, был гораздо хуже оригинала. Это действительно была красавица – девушка, не более пятнадцати лет; я вполне понимал, что она должна была внушить столь же сильную страсть, какую этот молодой человек питал к ней.
Торговые отношения, поддерживаемые в продолжение многих лет, упрочили между мной и доном Антонио де Табоада откровенную и неразрывную дружбу; я бывал у него почти ежедневно, часто он оставлял меня завтракать или обедать у себя; наконец я был принят у него как свой.
Мое положение в этом доме дозволяло мне узнать характер молодой девушки; я часто разговаривал с нею.
Характер ее был ангельской кротости; она более походила на ребенка, чем на молодую девушку. А между тем я легко мог заметить сильную любовь, которую она питала к дону Дьего Рамирезу.
Эта целомудренная любовь была также чиста как любовь ангела; она была полна самоотвержения и преданности молодой девушки. Любил ли ее так же молодой человек? Не знаю; во когда донна Круз говорила о нем, то чувствовалось по вибрациям ее голоса, по блеску ее прекрасных глаз и румянцу ее щек, что в этой любви она видела все свои радости и надежды жизни.
Я рассказал донне Круз о странной своей встрече с ее женихом, о том как мы ехали вместе из Калао в Лиму и нашей внезапной разлуке у городских ворот.
Молодая девушка слушала меня с величайшим вниманием; потом она ответила мне дрожащим от волнения голосом:
– Ох! Это истинный кабальеро; любите ли вы его, дон Густаво?
Как я узнал, дон Дьего весьма часто теперь приезжал к своей невесте, потому что их свадьба приближалась.
Странно, но мы никогда не встречались у дона Антонио де Табоада; он всегда уходил, как только я приходил или возвращался через несколько минут после меня.
Это заинтриговало меня и еще более усилило мое любопытство.
К тому же, хотя я и имел в Лиме обширные знакомства, но слышал о доне Дьего только от одной донны Круз.
1 2 3 4