Ч Я пропала! Так же, как и вы, Харри Бойд.
Ад, казалось, свелся к этой единственной испуганной паре, тогда как други
е угадываемые ею формы вполне могли бы означать отдыхающих в коровнике к
оров или овец в овчарне. Анжелика, уставшая от бреда, желая положить конец
злополучному абсурду, донимавшему ее этими странными видениями, попыта
лась привести в действие два века, которые ей надо было просто-напросто п
однять, и она вложила все силы в это трудное дело, ибо свинцовые веки ее сл
иплись, спаялись насмерть. И вот в нее проник свет. Невероятно медленно он
а открыла глаза, узнала полог над кроватью, вышитых шелковых птиц, неотст
упно преследовавших ее в страданиях и лихорадке.
Свет сладкий, как мед, в ночнике из тонированного стекла, озарял альков.
Музыкальные ноты… Это дождь, звонко капающий за окном.
С невыразимым усилием она повернула голову, чтобы не видеть больше птиц,
которые начали уже расправлять шелковые крылья, и увидела ангелов, на се
й раз в одиночестве сидящих у ее изголовья и наблюдающих за ней. Это не уди
вило ее. Из ада Ч в рай. Однако рай Ч это не Небеса, подсказал ей затуманен
ный рассудок, всегда отвергавший пассивность и вновь вступавший в свои п
рава.
Рай всегда на земле. Как, впрочем, и ад. Рай Ч это земное счастье, таинствен
ным образом отделившееся от вечного блаженства. Глядя на этих столь прек
расных существ, расположившихся у ее изголовья, склонившихся друг к друг
у, так что их белокурые волосы переплетались в самозабвенном порыве, сбл
ижавшем их усталые головы, она поняла, что ей было ниспослано откровение:
ничтожная часть чего-то запредельного, казалось, приоткрылась ей, возно
сившейся к вечному свету.
В этот миг небесные посланцы взглянули друг на друга. Свет, лучившийся из
их ясных глаз, преобразился в страстное выражение ослепительной призна
тельности, и по их тонким и таким близким очертаниям, вырисовывавшимся в
золоте горящей лампы, она поняла, что их губы, не ведающие проклятия телес
ности, часто сближаются. Буква А на их груди, лучистая пунцовая буква, разр
асталась до огромных размеров, образуя слово, красное, фосфоресцирующее
слово Ч ЛЮБОВЬ.
«Так вот оно, Ч сказала она себе, Ч это новое знамение. Я его не понимала
раньше Ч любовь».
Пронзительная правда, прежде искаженная, неполная, непризнанная, властн
о заявляла о себе, запечатлевалась в огненных буквах:
В духе, Но посредством тела Утверждается Любовь.
Ч Она проснулась!
Ч Она пришла в себя!
Ангелы перешептывались по-прежнему по-английски.
Ч Моя возлюбленная сестра, ты узнаешь нас?
Ее удивило это обращение на «ты», к которому, как ей говорили, прибегали на
английском, лишь обращаясь к Богу.
Они склонялись над ней, ее пальцы ощущали шелк их пышных волос.
Значит, это не сон. Следовательно, с их помощью она стала хранительницей в
еликой тайны.
Они обменялись взглядом, в котором сквозила ликующая радость.
Ч Она возрождается!
Ч Позовите Черного Человека.
Опять Черный Человек! Неужели ей снова предстоит погрузиться в это сумра
чное безумие? Анжелика устала от бреда, от бесконечных трансов.
Она ускользнула, вверившись сну, как вверяются материнской груди.
На сей раз она знала, что погружается в благодетельный сон, здоровый чело
веческий сон, глубокий и живительный.
От грохота повозки у нее раскалывалась голова. Надо было остановить этих
лошадей, которые тянули за окном тяжелые двухколесные тележки.
Она слишком много спала, слишком глубоко, слишком долго.
Ч Надо ее разбудить.
Ч Просыпайтесь, любовь моя…
Ч Просыпайся, малышка! Пустыня осталась далеко позади. Мы в Салеме.
Голоса взывали к ней, захлипали ее, тревожили, повторяли: «Салем, Салем, Са
лем. Мы в Салеме, в Новой Англии. Просыпайся!»
Она не хотела огорчать их, разочаровывать. Она открыла глаза и содрогнул
ась, ибо, как только ее взгляд привык к слепящей яркости солнца, увидела сн
ачала негритенка в тюрбане, размахивающего опахалом, затем заросшее све
тлой бородой лицо какого-то великана Ч Колен Патюрель, предводитель ра
бов Микенеза в королевстве Марокко.
Колен! Колен Патюрель! Она так вперилась в него взглядом, боясь вновь оказ
аться во власти галлюцинации, что Жоффрей де Пейрак сказал ей тихо:
«Душенька, разве вы не помните, что Колен приехал к нам в Америку и теперь
Ч губернатор Голдсборо?»
Он стоял у изножия постели, и она, узнав дорогие ей черты лица, окончательн
о успокоилась. Машинально она подняла руки, чтобы поправить свое кое-как
повязанное кружевное жабо.
Он улыбнулся ей.
Теперь она искренне хотела оказаться в Салеме, где царил мир на земле люд
ей доброй волн. Они наполняли комнату. В живом солнечном свете Ч стояла п
ревосходная погода Ч она различила, помимо негритенка, две остроконечн
ых пуританских шляпы, индейца с длинными косичками, обворожительную мал
енькую индианку, французского солдата в голубом рединготе, Адемара, множ
ество женщин в голубых, черных, коричневых юбках, белых воротничках и чеп
чиках.
Среди них находились три или четыре совсем юные девушки, сидящие у окна з
а работой; они шили, шили, словно от их прилежания зависело, пойдут или не п
ойдут они на бал, даваемый прекрасным принцем.
Ч А… Онорина? Онорина!
Ч Я здесь, Ч раздался звонкий детский голос. И головка Онорины появилас
ь у изножия кровати, эдакий бесенок с растрепанными волосами, возникла и
з-под стеганого одеяла, под которым она пряталась все эти долгие часы.
Ч А…
От тягостного воспоминания затрепетало ее уставшее сердце… Два птенчи
ка в гнездышке.
Ч Но… ворожденные?
Ч С ними все в порядке.
Мысли о близнецах вихрем закружились в ее голове.
Как прокормить их? Что с ее молоком? Лихорадка, должно быть, выжала его или
превратила в яд.
Догадываясь о причинах ее волнения, все присутствовавшие наперебой при
нялись заверять ее, успокаивать, затем, как по команде, смолкли, не желая о
глушать хором своих голосов.
Постепенно, отрывочными высказываниями и репликами ее осторожно ввели
в курс дела. Да, ее молоко перегорело, и это к счастью, ибо, если к охватившей
ее лихорадке добавилось бы воспаление молочных желез… О! Слава Пречисто
й Деве!
Нет, дети не пострадали. Им подыскали превосходных кормилиц. Одна жена Ад
емара, дородная Иоланда, вовремя подоспевшая со своим шестимесячным кре
пышом, другая Ч сноха Шаплея.
Ч Сноха Шаплея?
Мало-помалу ей все разъяснили. Ей следует не переутомляться, а думать о то
м, как восстановить силы. Постепенно выстраивалась последовательность
событий. Ей хотелось бы знать, как Шаплей… И почему негритенок?
Но она была еще слишком слаба.
«Я бы хотела увидеть солнце», Ч сказала она.
Две сильные руки: Жоффрея Ч с одной стороны. Колена Ч с другой, Ч помогл
и ей сесть и облокотиться на подушки. Все расступились, чтобы она могла ви
деть свет, потоками врывавшийся в распахнутое окно. Это искрящееся золот
ое мерцание вдали было морем.
Она хранила воспоминание о том возвышенном искушении, которое увлекало
ее, уводило по дороге к бесконечному свету. Однако ощущение стиралось… Н
а дне души оставался какой-то тоскливый осадок.
Зато благодаря своему возвращению к людям, которых она любила, которые с
обрались вокруг нее, окружая горячим сочувствием, любовью, нежностью, ра
достью, видя ее живой и улыбающейся, она поняла, что была счастливейшей же
нщиной на свете.
Гнетущая жара сменилась оглушительной грозой. В ночь, когда Анжелика чут
ь не умерла, ветер, молнии, гром, хлесткий дождь сотрясали небо и землю.
Когда ночью она пришла в себя, шел только дождь, морща воду на рейде, залив
ая островки, превращая улицы в потоки красной воды, а с островерхих крыш с
обрывистыми скатами певучими потоками стекала вода, наполняя стоящие п
од ними в траве бочки.
Несмотря на прошедшую грозу, долго звучал еще, оглашая окрестности, конц
ерт тысяч ручейков, а поскольку смолкло пение птиц, пережидавших под мок
рыми листьями непогоду, отовсюду слышались только синкопы потоков воды,
низвергавшихся, а затем истончавшихся до красивых нот, округлых и меланх
оличных. И город воскрес, нарядный, умытый, залитый солнцем, в котором игра
ли красками спелые плоды в садах и поблескивали декоративные осколки ст
екла и фаянса, инкрустированные в цоколи домов.
Это продолжалось три дня. Настоящий потоп, призванный, как полагали, пров
одить в последний путь красавицу иностранку и двух ее младенцев, которая
воскресла, и это тоже было отмечено, как раз в тот момент, когда солнце вст
упило в свои права.
Анжелика лишь с большим трудом оправлялась от головокружения и слабост
и, которая была вызвана опасным приступом болотной лихорадки. Возбудите
ли лихорадки настигли ее в Средиземноморье, потрясения же, связанные с п
реждевременными родами, обострили болезнь.
Она все еще находилась в прострации, погружалась в сон, как в смерть, и про
буждалась с чувством уверенности, что с начала ее болезни прошла вечност
ь и никогда, никогда они не покинут Салем и не попадут в Вапассу.
Жоффрей де Пейрак ободрял ее, внушал, что еще только конец лета и менее чем
через неделю она полностью оправится, во всяком случае, окажется способ
ной взойти на борт «Радуги», где завершится ее окончательное выздоровле
ние. Он убеждал ее также, что они доберутся до Вапассу с двумя малютками за
долго до наступления заморозков, успев к тому же побыть какое-то время в Г
олдсборо.
Однако Анжелика утратила ощущение времени. Минуты превратились для нее
в часы, часы Ч в дни, дни Ч в недели.
Эли Кемптон принес ей календарь, который он продавал в долинах рек и на по
бережье, пытаясь доказать, что не прошло и двух дней, как она пришла в созн
ание. Однако это окончательно сбило ее с толку, а мелькание страниц с пляш
ущими на них буквами и рисунками вызвало головокружение.
Что делал тут этот коммивояжер из Коннектикута? Конечно же, он был здесь!

«А почему бы и нет? Ведь он давно уже задумал приехать в Салем одновременн
о с кораблями г-на де Пейрака. А замеченный ею при пробуждении негритенок
был не кем иным, как ее маленьким помощником Тимоти. А мистер Виллоугби
? Of course note 5 Note5
Разумеется (англ.)
, мистер Виллоугби также находился в Салеме. В добром здравии, и все
такой же весельчак. Однако приглашать его в дом значило бы безгранично и
спытывать терпение леди Кранмер.
В первые мгновения пробудившегося сознания она почему-то считала своим
долгом отмечать мельчайшие детали туалета навещавших ее мужчин и женщи
н.
Она узнавала их, однако возникало впечатление, что ее внимание не в состо
янии было выйти за пределы поверхностных наблюдений и сосредоточивало
сь на развязанной ленте, белом воротничке или манжетах какого-нибудь ще
голя, родинке или цвете ткани. Ее как бы вновь ставший детским взгляд устр
емлялся к тому или иному предмету в попытке осознать, если можно так выра
зиться, переселиться рассудком в неясный и неорганизованный, слишком мн
огосложный ритм материального мира.
Подобно тому как ее внимание было привлечено к красному пятну на ангельс
ких одеждах, этой букве А, разросшейся затем в бреду, чтобы возвестить «Лю
бовь, Любовь», самые незначительные предметы, ткань или лента, казались е
й наделенными самостоятельной жизнью, и она испытывала желание коснуть
ся их рукой, поставить на место, как бы умиротворить, вернуть им неподвижн
ость.
Так, когда Жоффрей де Пейрак однажды склонился над ней, она машинально по
дняла свои прозрачные руки и подтянула слегка ослабший узел его кружевн
ого жабо, затем расправила отложной воротничок его редингота жестом неж
ной, обеспокоенной внешностью своего мужа супруги, чего бы она никогда н
е сделала прежде. Скорее он сам всегда следил за собой и, как всякий военач
альник, озабоченный тем, чтобы явиться на командный пункт или возглавить
сражение без какого бы то ни было внешнего изъяна, выходил из рук своих шт
алмейстеров и слуг безукоризненно одетым и экипированным, придавая так
ое же значение наружности домашних и челядинцев.
Однако не было ничего удивительного в том, что за время происходившей зд
есь схватки он невольно допустил некоторую небрежность в отношении сво
его туалета, и жест Анжелики вызвал его улыбку: настолько этот не свойств
енный ей жест, трогательный и нежный, свидетельствовал о ее возвращении
к жизни.
Она же, прикасаясь пальцами к шероховатости вышивки, долго не отводила р
уки, чтобы почувствовать крепкое и сильное плечо, и ощущение было таким, с
ловно она ступила на твердую землю, перестала плавать в безвоздушном про
странстве в окружении призраков.
Это была его улыбка. За все время ее «путешествия» именно эту улыбку она б
ольше всего боялась никогда не увидеть впредь, и это беспокойство продол
жало жить в ней крошечной черной точкой в средоточии райского света; сож
аление об этой улыбке, об этих губах, четкий и чувственный, слегка маврита
нский рисунок которых она так любила, заставило ее спросить: «Он тоже иде
т со мной?» Она испытала силу его чар, вынудившую ее вернуться, покинуть до
рогу света и возобновить поиски мужа среди живых.
С тех пор, возвратившись на землю, она должна была, подобно мореплавателю,
определить свое местонахождение.
Итак, она встала на твердую почву. Довольно быстро, как ей говорили, однако
, с ее точки зрения, долго и мучительно.
Потерянная, она все еще боялась, что опять начнет «молоть вздор». Ей предс
тояло соотнести реальность и видение или то, что ей удалось воспринять в
тумане и тоске беспамятства, а может быть, и помутившимся перед лицом сме
рти рассудком, расставить вещи и людей по своим местам. Это было непросто,
ибо все и без того ходили как в воду опущенные, по прошествии этих ужасных
скорбных дней, словно за время ее забытья землетрясение разрушило не тол
ько дом, но и весь город.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11