Она была в отчаянии. Онорина спряталась за пушкой и стояла там в этот поздний час с открытыми глазками, точно маленький лесной совенок.— Хочу мою шкатулку с сокровищами!Анжелика еще не решила, как ей поступить: постараться уговорить дочку или просто употребить свою материнскую власть — когда вдруг увидела съежившуюся на лафете пушки фигуру и узнала в ней Абигель. Так вот подле кого спряталась ее малышка!— Абигель?.. Это вы?.. Но почему вы здесь, почему не спите?При виде скорчившейся, совершенно упавшей духом Абигель, прежде такой сдержанной и исполненной достоинства, Анжелике стало почти неловко.— Что с вами? Вы заболели?— О, мне так стыдно, — глухо ответила Абигель.— Но отчего?Абигель не дура и не ханжа. Не станет же она терзаться из-за того, что Рескатор погладил ее по щеке?Анжелика заставила ее выпрямиться и посмотрела ей в глаза.— Что с вами такое? Я не понимаю.— Но его слова — ведь это ужасно!— Какие слова?Анжелика попыталась припомнить ту сцену. Если манера, в которой Рескатор повел себя с Абигель, и показалась ей дерзкой и неуместной — правда, для него такая манера была обычной — то в его словах она не усмотрела ничего шокирующего.— Вы не поняли? — пробормотала молодая гугенотка. — Правда, не поняли?Волнение сделало ее моложе, и со своими пылающими щеками и припухшими от слез глазами она была поистине красива — сейчас это было бы очевидно любому. Однако единственным, кто смог оценить ее красоту с первого взгляда, был этот проклятый Рескатор. Анжелика вспомнила, что он только что обнимал ее саму, а она и не подумала испугаться. Со всеми — и особенно с женщинами — он обращается так, будто он государь, а они его подданные.При этой мысли она невольно возмутилась:— Абигель, не придавайте значения поведению хозяина этого судна. Вы просто никогда не имели дела с мужчинами такого рода. Но даже среди авантюристов, с которыми мне приходилось встречаться, он самый.., самый…Подходящее слово все не находилось.— Самый невозможный, — заключила она. — Но когда нам грозил неминуемый арест и тюрьма, у меня не было иного выхода, как обратиться к нему. Из всех, кого я знала, только этот стоящий вне закона разбойник был способен спасти нас от ужасной участи. Теперь мы в его власти. Нам придется жить бок о бок и с ним и с его командой и стараться ни в коем случае не озлоблять их. Во время моих скитаний по Средиземному морю — к чему теперь это отрицать, раз уж он взял на себя труд так негалантно просветить вас на сей счет — я повстречалась с ним всего один раз, но слава у него была очень громкая. Этот пират не признает ни веры, ни закона, но мне кажется, он не лишен чести.— О, по-моему, он совсем не страшный, — покачивая головой, прошептала Абигель.Она уже почти успокоилась и, подняв глаза, устремила на Анжелику свой прежний взгляд, ясный и умный.— Мы каждый день соприкасаемся со множеством людей, и сколько же в них сокрыто тайн! — задумчиво проговорила она. — Знаете, Анжелика, теперь, когда завеса, за которой вы так ревниво оберегали ваше прошлое, немного приподнялась, мне кажется, что вы стали мне еще ближе, но в то же время и отдалились от меня. Сможем ли мы понимать друг друга, как прежде?— Я думаю, да, Абигель, милая, милая моя Абигель. Если вы этого хотите, мы всегда будем друзьями.— Я желаю этого всей душой. Ах, Анжелика, если там, куда мы держим путь, ненависть и узость ума окажутся в нас сильнее, чем любовь, то мы не сможем выжить, мы все погибнем.«А ведь она высказала сейчас ту же самую мысль, что и Рескатор, — подумала Анжелика. — Кажется, он сказал это так: „Отныне мы просто горстка людей, оказавшихся на одном корабле посреди океана.., со своими страстями, сожалениями.., и надеждами“.— Это так странно, Анжелика, — едва слышно продолжала Абигель, — вдруг открыть иные измерения жизни. Как будто отдернули театральный занавес, а за ним — новая декорация, и, глядя на нее, видишь, как расширяется до бесконечности то, что мы уже считали бесспорным, неизменным… И то, что так неожиданно произошло со мной сегодня… Я буду помнить этот день до самой смерти. И не столько из-за пережитых нами опасностей, сколько из-за того, что мне открылось… Наверное, мне нужно было это узнать, чтобы подготовиться к той жизни, которая ждет нас за океаном… Все мы должны будем сбросить с себя старую кожу… И я глубоко убеждена — заставив нас сесть на этот корабль.., именно на этот, а не на другой, — Господь явил нам величайшую милость.Глаза ее блестели, и Анжелика уже не узнавала в этой полной страсти молодой женщине то неприметное, почти безропотное существо, которое было ей знакомо в Ла-Рошели.— Этот человек, которого вы называете разбойником, стоящим вне закона.., я уверена, что он умеет читать по глазам самые сокровенные тайны сердец. Ему это дано свыше.— В Средиземноморье его называли волшебником, — прошептала Анжелика.То, что Абигель в чем-то согласна с Рескатором, было ей очень приятно — она сознавала, что такое чувство нелепо, но не пыталась разобраться, чем оно вызвано. Ею владело необычное воодушевление. Она слушала плеск бьющихся о борт волн. Покачивание корабля как будто пьянило ее, и она с удовольствием просидела бы всю ночь с Абигель, рассказала бы ей о своем прошлом и всласть поговорила бы с ней о Рескаторе, если бы не беспокойство за все еще не спящую Онорину.— Ох уж эта Онорина! Никак не желает ложиться спать без своей шкатулки с сокровищами! — вздохнула она, кивнув в сторону малышки, которая, все так же надувшись, стояла рядом с ними с видом непреклонного судьи.— Да мне просто нет прощения! — воскликнула Абигель, вскакивая с лафета.Теперь она уже вполне овладела собой. Пройдя к тому месту, где были сложены ее пожитки, она порылась в них и вернулась с маленькой резной деревянной шкатулкой, которую Мартиал когда-то сделал для Онорины.— Господи, Абигель! — вскричала Анжелика, с жаром сжав руки на груди. — Вы и об этом подумали! Вы ангел! Вы настоящее чудо!.. Онорина, вот твои ракушки!А потом все стало просто. Спокойствие, возвратившееся наконец в сердечко Онорины, передалось и ее матери. Анжелика развернула то немногое из одежды, что успела захватить из дома: ее юбка и кофта станут для малютки хорошим, большим одеялом.Уложив Онорину рядом с собой, она подумала, что теперь у девочки, пожалуй, есть все, что ей надо. Самой ей доводилось спать и в тюрьме, где удобств было еще меньше, чем здесь. Однако сейчас она никак не могла согреться — и сон не приходил. Анжелика прислонилась плечами к переборке и попыталась привести в порядок свои мысли.Что принесет с собой завтрашний день?Она все еще ощущала на запястьях крепкое пожатие рук Рескатора. Когда она думала об этом, ее почему-то охватывала слабость. И оттого, что ей было зябко, воспоминание о его объятиях казалось ей удивительно приятным — и в то же время вызывало странную тревогу. Наверное потому, что когда она схватилась за его бархатный камзол, ее рука ощутила под тканью не живое человеческое тело, а некую твердую оболочку. Что это было: кольчуга или стальной нагрудник?.. Человек, живущий в постоянной опасности и каждую минуту ждущий смертельного удара. Его сердце заковано в латы. Впрочем, разве у такого человека может быть сердце?Неужели она совершит глупость и влюбится в него?.. Нет! К тому же теперь она уже вообще неспособна полюбить мужчину. Но что же тогда с нею происходит? Он обольщает ее при помощи каких-то чар, как.., постой-ка, кто же это был, тот, кто когда-то, давным-давно, внушал ей похожие чувства, одновременно притягивая и вызывая в душе смутный страх? И про того, другого, тоже говорили, будто он обладает колдовской силой и что женщины так к нему льнут, потому что он их привораживает.В лицо ей вдруг ударил свет лампы, она сощурилась.— А, вот вы где.К ней склонилась мохнатая голова. Это был Никола Перро в своей неизменной меховой шапке.— Капитан поручил мне принести вам вот это и еще гамак для вашего ребенка.«Вот это» оказалось куском плотной ткани, не то плащом, не то одеялом, тяжелым, украшенным вышивкой и очень мягким — такую ткань ткут жены погонщиков верблюдов в Аравийской пустыне. Она даже не утратила аромата восточных благовоний.Канадец ловко подвесил гамак к бимсам note 8 Note8
Бимс — поперечная балка, поддерживающая палубу.

, и Анжелика переложила в него Онорину. Та даже не проснулась.— В гамаке ей будет лучше, да и не так сыро. Но мы не можем дать гамаки и одеяла всем. У нас их не хватит на этакую ораву. Не думали же мы, что нам на голову вдруг свалится такой груз. Но когда мы войдем в зону льдов, вам сюда принесут жаровни.— Поблагодарите от моего имени монсеньера Рескатора, — сказала Анжелика.Перро многозначительно подмигнул ей и, уверенно ставя ноги в огромных сапогах из тюленьей кожи, вразвалку удалился.В твиндеке слышался громкий храп. Гугеноты потушили и второй фонарь, оставив свет лишь около раненого. Но и с ним, кажется, все было в порядке — он спокойно спал. Анжелика завернулась в свое роскошное одеяло.Утром ее спутницы не преминут обратить внимание на ту особую честь, которой вдруг удостоилась госпожа Анжелика. Неужели Рескатор не мог прислать ей что-нибудь поскромнее, не так бросающееся в глаза? Нет, он сделал это нарочно. Его это так забавляет — выводить всех из равновесия, разжигать в людях удивление, зависть, пробуждать в них низменные чувства или же ввергать их в неистовство.Это одеяло — не просто одеяло, это оскорбление, брошенное в лицо ее обнищавшим друзьям.Но, возможно, у него просто нет других? Рескатор окружает себя дорогими вещами. Он не умеет делать скромные подарки. Он счел бы это недостойным. В нем чувствуется прирожденное благородство духа, как у… «У него нет шпаги, он носит вместо нее саблю, но я могла бы поклясться, что он дворянин… Приветствие, с которым он нынче вечером обратился к дамам, не было ни игрой, ни позерством. Он не умеет приветствовать иначе, как в изысканных выражениях— для него это совершенно естественно. И я никогда не встречала человека, который бы умел носить плащ с таким изяществом, кроме.., кроме…»Размышления неизменно подводили ее к желанию сравнить его с кем-то, но это неуловимое сравнение упорно от нее ускользало. Где-то в ее памяти жил образ человека, которого ей так напоминал Рескатор…«Он похож на кого-то, кого я знала. Может быть, поэтому мне иногда кажется, будто мы хорошо знакомы, и я веду себя с ним так, словно он мой старый друг… Видимо, тот, другой, был человек такого же склада, ведь когда я говорю себе „похож“, я не имею в виду внешность — лица Рескатора я никогда не видела… Но эта непринужденная манера держаться, легкость, с которой он подчиняет себе других и в то же время как бы над ними насмехается.., да, все это мне знакомо… И потом, тот, другой, тоже носил маску…»Ее сердце затрепетало.Ее вдруг бросило в жар, потом в холод. Она села и поднесла руку к горлу, словно пыталась отбросить сжимавший его необъяснимый страх.«Он носил маску… Но не всегда — и когда он снимал ее…»Она едва удержалась от вскрика — внезапно все в ее сознании встало на свои места.Она вспомнила.И тут же нервно рассмеялась.«Так вот оно что!.. Теперь я знаю, на кого он похож… На Жоффрея де Пейрака, моего первого мужа… А я-то никак не могла припомнить, кого он мне напоминает…»Но странная лихорадка не оставляла ее — она опять вся горела как в огне. В голове одна за другой вспыхивали разноцветные молнии, озаряя мрак, словно сигнальные ракеты той далекой ночью в Кандии…«Он похож на него!.. Он закрывает лицо маской.., он властвовал на Средиземном море… А что, если это… ОН?»Ей вдруг стало трудно дышать. Казалось, что сердце сейчас разорвется от переполнившей его муки и радости.«ОН… А я его не узнала!..»Потом удушье отпустило ее, она смогла перевести дыхание.., и почувствовала одновременно облегчение и разочарование.«Какая же я дура!.. Боже мой, что за безумная мысль! Это просто смехотворно!»Перед ее мысленным взором вновь предстала прекрасная Тулуза и сеньор в красном, вышедший навстречу ей, своей юной супруге. Почти забытая картина… Пусть черты его лица немного стерлись в ее памяти, но она очень ясно видела густые, вьющиеся черные волосы, чьей красоте она так удивилась, когда узнала, что это не парик. И другое, главное — прихрамывающую походку, которая так испугала ее тогда и из-за которой его прозвали Великим лангедокским хромым.«Какая же я дура! Как я могла хотя бы на секунду вообразить себе такое?»Поразмыслив, она признала, что между Рескатором и ее мужем действительно есть что-то общее — было от чего впасть в заблуждение и предаться фантазиям. Непринужденная манера разговора, насмешливый ум… Но у Рескатора такая странная форма головы — как у хищной птицы.., она кажется маленькой на широких гофрированных воротниках его испанских костюмов. К тому же у него уверенная походка, крепкие плечи…«Мой муж был хромой… Но он так хорошо приспособился к своему увечью, что о нем забывали… Его блестящее остроумие восхищало, но в нем не было злости, как у этого морского авантюриста…»Она вдруг осознала, что вся покрыта потом, будто после приступа лихорадки. Плотнее завернувшись в мягкое одеяло, она задумчиво погладила его пальцем.«Злости?.. То ли это слово?.. Жоффрею де Пейраку, пожалуй, тоже были свойственны такие широкие, рыцарственные жесты… Но как я посмела их сравнивать! Жоффрей де Пейрак был самым знатным дворянином Тулузы, могущественным сеньором, чуть ли не королем. А Рескатор, хотя он с присущим ему самомнением и заставляет других величать себя „монсеньором“, в конце концов всего лишь авантюрист, живущий грабежами и незаконной торговлей серебром. Сегодня он сказочно богат, а завтра — беден как нищий и на него постоянно охотятся, чтобы изловить и повесить. Эти корсары воображают, будто могут сохранить свое богатство, но на самом деле положение у них непрочное… Быстро наживутся, а потом так же быстро разорятся…Ей вспомнился маркиз д'Эскренвиль, смотрящий на свой объятый пламенем корабль.«Все они — игроки, но игроки опасные, потому что их выигрыш всегда зиждется на смерти других людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10