На джунгли пали сумерки. Немилосердно палившее дневное светило нырнуло за кроны лесных великанов и готовилось уступить место луне. Рабов к этому времени страшно мучила жажда; стенания и плач скованных невольников возносились к глухим небесам. Люди, цепляясь друг за друга и шатаясь от изнеможения, едва могли идти. Пуританин несколько раз становился свидетелем, как работорговцы безжалостно убивали тех, кто падал с ног. Поэтому тех, кто ослабел настолько, что был не в состоянии передвигаться самостоятельно, волокли за собой соседи по ярму. По счастью, когда чернокожие пленники уже дошли до предела сил, солнце, словно сжалившись над людьми, перевалило небесный окоем. На джунгли навалилась тропическая ночь, и был объявлен привал.Караванщики-арабы споро разбили палатки и расставили стражу из чернокожих помощников. Рабам выдали по горсточке еды и глотку воды — ровно столько, чтобы они не передохли от голода и жажды. Невольники растянулись на земле, устраиваясь кто как мог, так как работорговцам даже в голову не пришло освободить их от оков. Над поляной повисла тишина, нарушаемая лишь стонами и вскриками.Кейна покормили, так и не развязав ему рук, и дали вволю воды. Пуританин приник к плошке, чувствуя на себе алчные взгляды многострадальных рабов. Англичанина одолевали муки совести: какое он имел право наслаждаться тем, в чем было отказано этим несчастным? А вода истощенным неграм была куда нужнее, чем Соломону. Кейн отказался от воды, утолив свою жажду едва наполовину.Бивак разбили на широкой поляне, со всех сторон окруженной зеленой стеной зарослей. Когда арабы закончили свою трапезу, а чернокожие магометане еще вовсю предавались обжорству, старый Юсуф подошел к Кейну, чтобы вновь расспросить его о посохе Н'Лонги. Англичанин терпеливо отвечал на его многочисленные вопросы, что само по себе было удивительно, принимая во внимание его жгучую ненависть к той кровожадной расе, к которой принадлежал седобородый.Они достаточно мирно беседовали, когда к ним подошел Хасим и с презрением уставился сверху вниз. Этот человек, по мнению пуританина, как нельзя лучше являл собой символ зловещей и воинственной религии. Смелый, безжалостный, слепо уверовавший в свою избранность, никому не верящий и ни перед чем не отступающий, шейх считал себя пупом земли и ни в грош не ставил жизни других человеческих существ; ему плевать было на могущественнейших правителей христианского мира.— Воистину, Хаджи, на старости лет впал ты в детство, — поддел он старика. — Никак не можешь перестать носиться со своей палкой? Да ты говори, говори, все равно Сулейману деваться некуда! — Шейх рассмеялся каркающим смехом, довольный своей шуткой.У старого мудреца даже борода затряслась от гнева. Он воздел посох, словно призывая небо в свидетели.— Такие насмешки, Хасим ибн Сайд, не приличествуют человеку твоего положения, — резко ответил Юсуф. — Не искушай милость Аллаха! Сейчас мы находимся в самом сердце зловещей и неизведанной страны. В этих краях, быть может, нашли себе пристанище демоны, изгнанные Сулейманом ибн Даудом — мир с ними обоими! — в незапамятные времена из благословенной Аравии. Скажу тебе, шейх, что надо быть последним невеждой, чтобы не признать в этом посохе наследие чужого мира. И если этот посох, который ты неразумно обзываешь деревяшкой, сохранился до сего дня, кто может сказать, что еще ощутимое или бесплотное пережило тяжелую поступь Времени?Задумайся, Хасим, хотя бы о том, когда и кем проложена через дикие джунгли тропа, которой мы следуем. А ведь чьи-то ноги ступали по ней еще прежде, чем на Восток пришли сельджуки, а на Запад — Рем и Ромул. Легенды гласят, что именно этим путем шествовал победоносный Сулейман, гоня творения Иблиса из Азии на запад, где вверг демонов в надежные узилища, которые запечатал могучим волшебством. Или, к примеру, знаешь ли...Дикий вопль оборвал отповедь Юсуфа. Из темных джунглей, ломясь сквозь кусты, вылетел воин, мчавшийся так, словно за ним гнались демоны, о которых только что говорил седобородый мудрец. Негр, выпучив бельма глаз, отчаянно размахивал руками и разевал рот, тщетно пытаясь выдавить из себя хоть несколько слов. Его искаженное непередаваемым ужасом лицо могло напугать кого угодно.Торговцы живым товаром вмиг оказались на ногах, судорожно сжимая в руках мушкеты, сабли и копья. Хасим грубо выругался.— Это Али, которого я отправил добыть мяса. На льва, что ли, напоролся... — предположил шейх.Однако джунгли хранили безмолвие, и никакого львиного рыка не последовало. Тем временем чернокожий воин добежал до Хасима и рухнул к его ногам. Негр трясся, что-то бормотал и показывал в сторону непроглядных зарослей. Сжимая в руках оружие, работорговцы напряженно вглядывались туда, ожидая появления неведомого врага или врагов, пока не спешивших проявить свое присутствие... Наконец Али успокоился настолько, чтобы что-то объяснить Хасиму.— Он говорит, будто наткнулся там, в джунглях, на какой-то зловещий мавзолей, — мрачно объяснил шейх своим спутникам. — Но что именно его напугало, и сам понять не может. Говорит, будто ни с того ни с сего одолел его великий ужас и опомнился он, дескать, только здесь, в лагере.Хасим злобно отпихнул жмущегося к его ногам дикаря.— Пшел прочь, трусливый пес! Все ты врешь, скотина! — гаркнул он.Однако собравшиеся вокруг него соплеменники-арабы, похоже, не очень-то разделяли уверенность шейха. А среди чернокожих магометан и вовсе поднялась самая настоящая паника.— Как бы черномазые не разбежались со страху, — озабоченно проговорил коренастый бородатый араб, видимо помощник Хасима. Он с тревогой смотрел на сбившихся в кучу союзников, которые возбужденно переговаривались по-своему. Даже невооруженным глазом было видно, что негры перепуганы до смерти. — Шайтан нас попутал здесь остановиться... Хасим, надо уходить, — продолжил бородатый. — Тут и впрямь скверное место. Пускай Али и недоумок, испугавшийся собственной тени, но лучше нам пройти еще пару лиг, оно вернее будет...— Вам, малодушным, вернее будет на ковре в гареме, — огрызнулся Хасим. — Но будь по-вашему! Я велю перенести лагерь, чтобы избавить вас от ваших страхов. Но прежде чем мы покинем эти места, я хочу посмотреть, что там находится. Живо берите бичи, поднимайте рабов. Сделаем крюк через джунгли, взглянем, что там еще за мавзолей. А вдруг там гробница какого-нибудь великого царя? Если там пока еще не побывали искатели сокровищ, нас ждет великая добыча. Приготовить мушкеты и сабли! — отдал Хасим команду чернокожему воинству. — Держаться поближе друг к другу, чтобы никому не было страшно!Несчастные невольники, едва успевшие забыться тяжелым сном, осыпаемые безжалостными ударами, вынуждены были подняться на ноги и вновь тащиться куда-то в неизвестность. Участи их можно было только посочувствовать, так как перепуганные надсмотрщики вовсю орудовали кнутами, пытаясь свирепостью заглушить собственный страх. Чернокожие магометане весьма неохотно повиновались даже Хасиму, которого отчаянно боялись. На их лицах читалось огромное напряжение, и они старались держаться поближе к арабам.Тем временем над деревьями появилась полная луна. Ночное светило казалось неестественно большим, мрачным, кроваво-красного оттенка. Зловещий резкий свет залил джунгли, разгоняя клубящиеся тени. Все еще вздрагивающий Али, в которого само присутствие Хасима вселяло уверенность, указывал путь. Что бы его ни напугало, оно было далеко, а могучий грозный хозяин — рядом.Люди пробирались между деревьями, пока наконец перед ними не открылась большая, неестественно круглая поляна. Вековые деревья, вздымающие к небесам свои кроны окрест нее, стояли каким-то зловеще-симметричным строем, а их ветви, направленные к центру странной прогалины, были сухие и странно скрюченные. Больше всего Кейна поразило, что зловещая проплешина начисто была лишена растительности. Монотонность серой глины не нарушали ни травинка, ни кустик, ни цветок, ни мох, ни даже лишайник. Все живое здесь было истреблено, будто недавно здесь горел сильнейший огонь. А посередине этого заповедника смерти находилось то, что Али называл мавзолеем. С точки зрения англичанина, строение это больше напоминало пирамиду.Это было чудовищное сооружение, сложенное из плотно пригнанных друг к другу исполинских каменных блоков, прямо-таки разившее первобытным злом. Кейну сразу же пришли на ум слышанные им от Н'Лонги истории о жутких вещах, будто бы по сию пору случающихся на таинственных просторах Черного Континента. И если пуританин раньше считал их страшилками для суеверных дикарей, сейчас он был готов без колебания в них поверить. Казалось, сама смерть правила этим местом вот уже множество столетий. И тем не менее Соломон шестым чувством уловил волны зла, расходящиеся от пирамиды словно бы в такт медленному биению сердца некоего гигантского чудовища, запертого внутри каменных стен.Безучастные ко всему происходящему, до смерти уставшие рабы молча и терпеливо остановились под деревьями, едва их перестали подгонять удары бичей. Черные же магометане замерли на месте, сбившись в кучу и испуганно что-то лопоча. Зрелище черной пирамиды начисто лишило их мужества. Побуждаемые Хасимом арабы двинулись вперед, направляясь к каменному строению. Юсуф отобрал у стражника, приставленного к англичанину, веревку и сам повел Соломона. Так водят страшного зубастого мастифа: злобное создание чрезвычайно опасно, но в случае необходимости оно же и защитит.Хасим был донельзя доволен.— Я оказался прав, здесь покоится какой-нибудь могущественнейший султан! — постукивая ножнами по стенам пирамидального строения, заявил шейх.— Странные это камни. Уж больно они черны и зловещи... — бормотал себе под нос Юсуф. — И откуда только они здесь могли взяться? Опять же, зачем возводить усыпальницу великого султана на расстоянии многих дней пути от ближайшего человеческого селения? Я понимаю еще, будь здесь, вокруг, развалины древнего города... Что-то тут не так...Наклонившись, седобородый мудрец принялся изучать тяжелую, явно металлическую дверь, запертую на массивный замок. Стыки железного полотна с камнем были запечатаны, вернее сказать, заплавлены каким-то неведомым образом. На самой двери бледно светились какие-то символы, в которых пуританин с некоторым трудом опознал буквы древнееврейского алфавита. Несомненно их тоже узнавший араб, охваченный дурными предчувствиями, покачал головой.— Я не могу прочитать, что здесь написано, — обратился он к Хасиму, кадык старика подергивался. — Только сдается мне, что оно и к лучшему. Ни к чему смертному отягощать себя подобными знаниями. Древние владыки, наделенные великим разумом и силой, пожелали наложить нерушимое заклятие на эти двери, что бы они ни скрывали. Внемли хоть раз доводам разума, Хасим ибн Сайд! Нужно поскорее уходить отсюда, пока нас не покарал гнев Аллаха. Древнее зло таится здесь, и до сих пор оно не обессилело и исполнено ненависти к сынам Адама...Но охваченный золотым безумием шейх лишь отмахнулся от доводов старого книгочея.— Кто бы ни лежал здесь, он не исповедовал истинную веру, — объявил он во всеуслышание. — Так почему бы нам не воспользоваться его богатствами, которыми, без всякого сомнения, изобилует усыпальница неверного? Вперед, неустрашимые тигры ислама, за этими дверями нас ждет великая добыча!Кое-кто из магометан, больше доверявших мудрости Юсуфа, чем жадности своего шейха, с сомнением качал головой, но слово Хасима было законом. Шейх подозвал к себе одного из своих соплеменников. Подошедший к нему араб был совершенно лыс, а на его могучих руках и торсе бугрились огромные мышцы. В руках он сжимал самый большой боевой молот, какой когда-либо доводилось видеть Соломону.Великан занес молот над головой, и... его остановил предостерегающий крик Кейна.Пуританин мог поклясться, что в этот момент услышал нечто совершенно невозможное. Сомневаться в древности сего зловещего каменного сооружения не приходилось. Также было ясно, что запечатанный многие сотни или даже тысячи лет тому назад вход в пирамиду с тех пор ни разу не открывался. И тем не менее до ушей Соломона донесся явственный звук шагов за дверью! Туда и обратно, от стены к стене, нечто невообразимо отвратительное мерило шагами свою тюрьму.Словно ледяные пальцы ужаса проникли внутрь черепа англичанина. Теперь он сам не мог бы сказать, прозвучал ли звук таинственных шагов, наполнивших жутью его душу, на самом деле или же в глубинах его мозга, как не раз бывало прежде, пробудились какие-то неведомые способности. Но только одно пуританин знал наверняка: само его существо содрогалось в такт ужасающей размеренной поступи некоего дьявольского создания. Создания, терпеливо ожидающего своего часа за черными стенами...И настолько было ужасно это нескончаемое и монотонное движение, что пуританин не смог удержаться, предупреждая своих кровных врагов.— Остановитесь! — выкрикнул он. — Хасим! Будь я проклят, но там внутри нас поджидает какая-то нечисть!Хасим предостерегающе вскинул руку, повелевая здоровенному арабу остановиться. Шейх внимательно прислушался... Остальные арабы тоже напрягали слух. Над выжженной поляной повисла такая плотная тишина, что ее, казалось, можно было резать ножом.— Клянусь колючим хвостом Иблиса, я ничего не слышу, — проворчал какой-то бородатый воин.— Я тоже ничего не слышу! — отозвался его одноглазый сосед.Все новые голоса присоединялись к ним:— И я...— Я тоже! Да проклятый франк спятил от страха!— Может быть, ты что-нибудь слышал? — с обманчивой мягкостью поинтересовался Хасим у Юсуфа.Старый мудрец в неуверенности сжимал и разжимал руки. Ему явно тоже было не по себе.— Нет, Хасим, я ничего не слышал... — Он замолчал. — Но может быть, стоит прислушаться к словам Сулеймана? — выдавил он из себя наконец.Кейн и сам спросил себя, не могли ли ему шаги померещиться. Но в глубине души он твердо сознавал, что его разум сейчас был ясен и тверд.
1 2 3 4