Это очень удачное сочетание в паре с Губко», – сказал мне о нем Кравчун.
Заметим: генеральный директор, многоопытный и сдержанный в оценках человек, трижды употребил в кратком отзыве о Буте слово «очень». Такое надо заслужить!
Переходя в госприемку, Бут ни в чем не выигрывал – ни в деньгах, ни тем более в почестях. Знал, что неизбежны конфликты, что будут недовольные – шутка ли, идти наперерез старому стилю работы! Врачи удерживали: «Вы же недавно перенесли инфаркт, найдите себе спокойную должность». Но будь он даже библиотекарем, не смог бы без боли смотреть, как под уклон катится репутация «Запорожцев».
Бут и его люди – представители госприемки – появились в механосборочном первого ноября. Перекрыли бракованным подвескам дорогу к главному конвейеру, но… цех выполнил при этом лишь половину дневного задания. Было над чем поразмыслить бессонной ночью! Наутро Бут пришел к выводу, который спустя две недели, после совещания в ЦК КПСС, стал, для всех очевидной истиной: госприемка не только преграда браку, но и наступательная сила.
– Будем вместе выкуривать брак из его гнезд, – сказал Бут начальнику цеха. Возможно, он выразился иначе, слов никто не запомнил, но смысл был именно таков.
Первым делом взяли лист бумаги и крупно написали вверху: «СПИСОК БРАКОНОСНЫХ ДЕТАЛЕЙ». Имелись в виду детали, изготовляемые цехом и причиняющие владельцам «Запорожцев» многочисленные огорчения. Лидировал в том черном списке передний тормозной барабан. Он обязан быть идеально круглым – допускается погрешность не более толщины бритвенного лезвия. На практике этот допуск не выдерживался, и круг местами походил на эллипс.
По технологической цепочке люди Бута дошли до истоков брака. Он возникал на нескольких операциях, где изношенные токарные станки не позволяли обрабатывать барабан с нужной точностью. Причина была солидной, объективной: устарело оборудование. Годами оправдывали ею плохое качество барабанов.
А на складе завода в ящиках стояли новые токарные полуавтоматы. Они так и просились в дело взамен станков-пенсионеров. Но станки не стулья – заменить их непросто. Они тяжелые, громоздкие – хлопот с транспортировкой не оберешься. А подключить каждый к электросети! А обновить технологическую документацию! Вот и не доходили до этого руки, хотя на совещаниях давно «поднимали вопрос». Поговорив, назначали сроки выполнения, потом «в силу сложившихся обстоятельств» отодвигали их. Так тянулось больше двух лет
В начале ноября Бут сказал начальнику механосборочного: «Надо немедленно положить этому конец». Губко поддержал его – «откликнулся», как выразился Бут. Откликнулись и триста рабочих цеха, которым осточертело ходить в бракоделах. В дни Октябрьских праздников они сделали все, что требовалось, и уже десятого ноября цех начал давать отличные барабаны.
– Взгляните-ка сами, – предложил мне Анатолий Лукич, прокручивая барабан на контрольном приспособлении, отдаленно напоминающем патефон. – Точность диаметра в три раза выше, чем требуют конструкторы. Возьмите любой, проверьте!..
Десятые, сотые доли миллиметра… Стоит ли из-за них копья ломать? Ни один машиностроитель так не спросит. А водитель – тем более. Он знает: если тормозной барабан неточен, неприятности не заставят себя долго ждать. Это и неравномерный износ тормозных колодок, и лишний расход бензина, и посторонний шум в колесе, действующий на нервы водителю… Перечислять можно долго. И мне понятна была гордость, с которой Бут демонстрировал качественные барабаны.
Кое-кто полагал, что после такого успеха госприемщики на некоторое время «возьмут тайм-аут», расслабятся. А они – опять-таки при поддержке начальника цеха – продолжали решительное наступление на беспорядок.
Может ли хороший рабочий на хорошем станке делать плохие детали? Не только может, но и обязательно будет, если не дать ему хороший мерительный инструмент. Последний положено периодически менять: старый – в металлолом, рабочему – новый. В механосборочном не меняли («руки не доходили»), и станочник, измеряя изношенным инструментом бракованную Деталь, часто считал ее вполне нормальной.
Вспоминая об этом, Бут выразился так:
– Метрология в цехе была запущена до предела.
За неделю снабдили всех рабочих выверенным мерительным инструментом. Еще одна победа! Но… черный список браконосных деталей почти не сократился.
Брак – как Змей Горыныч: снесешь одну голову, а у него еще много их. Потому и живуч! С метрологии группа Бута переключилась на другую «огнедышащую проблему – недостатки режущего инструмента.
– Многие резцы и фрезы пришлось изъять, – рассказывает Анатолий Лукич. – Изношенные заменили, неправильно заточенные переточили…
– И много времени у вас на это ушло?
– Дня три.
Три дня на решение вопроса, который из года в год обрастал бесплодными разговорами и стал казаться трудноразрешимой проблемой!
Следующей заботой стал хлам, который месяцами накапливался в пролетах.
– Прямо авгиевы конюшни! – возмущался Анатолий Лукич. – Расчищать их госприемка не обязана, но если между станками кавардак, можно ли говорить о качестве?..
К Буту обратились из местной газеты:
– Поделитесь секретами своих успехов. Стратегией и тактикой, так сказать.
А чем делиться? Ненависть к браку – вот, пожалуй, и вся стратегия. Если относишься к нему спокойно и не мешает он тебе ночью спать – уйди из госприемки, так будет лучше…
В группе Бута нет равнодушных. В ней именно те люди, которые нужны. «Грамотные, ответственные, технически подкованные, твердые», – характеризует Анатолий Лукич своих подчиненных.
Их шестеро. Маловато, если учесть, что им, помимо механосборочного, поручены еще два цеха. Напрашивался вариант: разделить группу между цехами – по два представителя на каждый. Хорошо делилось, без остатка, арифметика так и подталкивала к этому решению. Но прими его Бут – распылил бы силы. Он сделал иначе.
Одних он объявил «ловцами дефектов», других – «аналитиками». «Ловцы» идут ежедневно в цеха и, сверяясь с чертежами, с технологией, вылавливают брак. Они не подменяют ОТК, у них иная задача – дать ответ, где и почему возникают дефекты. Затем наступает черед «аналитиков»: как искоренить эти дефекты в кратчайший срок? Ищут способ, советуются с руководством цеха и – вперед, в наступление!..
Качество – очень сложная, разветвленная проблема. Даже таким энтузиастам госприемки, как Бут, доступны далеко не все ее стороны. Возьмем, к примеру, текучесть кадров – разве госприемка может на нее влиять? А ведь это, как известно, одна из глубинных причин брака.
Так рассуждал я и вдруг понял: да ведь может влиять, может! Освобождаясь от хлама и грязи, от ярлыка закоренелых бракоделов, люди начинают уважать свой труд и свой цех. Такие куда реже пишут заявления с просьбой уволить по собственному желанию.
Ярлыки, между прочим, ужасно прилипчивая штука. Второй месяц выпускали в механосборочном тормозные барабаны хорошего качества, а на главном конвейере никак не могли в это поверить. При мне возник конфликт: цех сборки автомобилей утверждал, что партия барабанов бракованная – «идет биение». Когда разобрались, оказалось, что виновато негодное колесо, которое пробовали установить на этих барабанах…
Прощаясь с Бутом и Губко, я спросил:
– Как относятся к госприемке рабочие?
– Поначалу была настороженность, – ответил Анатолий Лукич, – Если кто-то информировал нас о недостатках, то просил: «Никому не говорите, что это я сказал». Но люди быстро поняли, что мы здесь для пользы общего дела, и стали обращаться к нам открыто, на виду у всех.
– У многих сознание повернулось в сторону качества, – добавил начальник цеха.
Интересно, повернулось ли оно у парня, забивавшего крестовины молотком? Если нет, то, конечно, давно уволился: неудобные настали для него времена.

АВАРИЙНЫЕ «СОЛОВЬИ»

И снова смотрю, не могу оторваться, как течет конвейер. Автомобили с поднятыми капотами – словно ладьи под парусами. Поют, как сирены в древних мифах, пневмогайковерты. Гремит в громкоговорителе по-капитански уверенно голос начальника смены.
Когда Слава Агафонов впервые взошел по трапу в стеклянную рубку операторской, в голове у него тоже вились красивые мысли. Но романтика быстро отступила перед суровой реалистической заповедью: каждая остановка конвейера – ЧП! До красоты ли, если кончилась «пятьсот десятая» гайка? Ими крепятся бампер, бензобак, сиденье… Ерундовая, в общем-то, гайка: у любого юного техника таких полный карман. А вот не стало ее в сборочном по вине снабженцев – и застыл конвейер. Замер по всей длине, а она – ни много ни мало – два с половиной километра.
Загорелись там и сям красные лампочки тревоги: у генерального директора, у главного инженера, в производственном управлении, в заводской диспетчерской… ЧП! Стоит конвейер! Нервно звенят телефоны. «Гайка есть, – докладывает снабженец, – но черная, нехромированная, ОТК не пропускает ее на сборку». Он надеется: начальство сломит сопротивление контролеров. Так прежде не раз бывало. Правда, черные гайки начинали потом ржаветь и заражать ржавчиной кузов, но это же потом, после продажи!..
Нынче маневр не удается. Над снабженцем грозовые тучи.
– Никак черных! – гремит в трубке. – Когда будут хромированные?
– Минут через пятнадцать. Взяли взаймы у соседей. Машина уже в пути…
В школе бы он получил двойку. Здесь плохую работу оценивают потерянными автомобилями. Четверть часа простоя – это значит, недодано десять «Запорожцев»…
Но не только снабженец виноват. Недоработал и дежурный диспетчер завода: он следит, чтобы конвейер был обеспечен всем необходимым хотя бы на одну смену вперед. Диспетчер, подобно телезнатокам, должен быстро отвечать на вопросы «Что? Где? Когда?» и вдобавок на четвертый – «Сколько?».
Я провел с ним рядом несколько часов. Установить дисплей еще не успели, и диспетчер обходился по старинке телефонами и шариковой ручкой. В центре его внимания был «Список особо учитываемых деталей», начинавшийся строчкой: «Бензобак – 100 штук». Своих молдингов я там не нашел. Стало немного обидно. Почему невзрачные кронштейны крепления двигателя на особом учете, а блестящие красавцы молдинги – нет?
– Без кронштейнов не установишь двигатель, – объяснил диспетчер. – Если их нет, прекращается вся работа. А молдинги можно прикрепить потом, задним числом, когда автомобиль сойдет с конвейера.
– Это ведь ненормально?
– Да. Но остановить из-за молдингов весь конвейер – еще ненормальнее…
Он взял телефонную трубку:
– Саша, как у тебя с крокодилами?
– Отправляю! – ответил бодрый голос.
– Соловьи тоже аварийные, ты не забыл?
– Сто штук уже поехали в сборочный…
Неужто в уголке отдыха, кроме попугайчиков, появятся соловьи с крокодилами? Не успел я опомниться, как диспетчер стал требовать у кого-то «жабу молодую»:
– Сверхаварийная!
– Будьте спокойны, привезем прямо из вагона!.. Когда выдалась пауза, диспетчер, посмеиваясь, помог мне разобраться в этом «зоопарке». Каждая деталь имеет семизначный код, но объясняться с их помощью могли бы только роботы. Поэтому вместо «деталь 1 310 020» говорят короче: «двадцатый воздухозаборник» или еще короче: «хлебница». Последнее название сродни детской дразнилке: воздухозаборник и впрямь сильно смахивает на закругленную коробку, в которой многие домохозяйки держат хлеб.
«Крокодил» – это подставка под переднее сиденье. У нее есть зубцы – целый ряд. «Соловей» – небольшая пластина, напоминающая птичью головку. А вот «жаба молодая», к которой крепится тормозной цилиндр, на лягушку ни капли не похожа, зато ее предшественница – «жаба старая», ныне снятая с производства, очень напоминала это земноводное.
Полезные дразнилки, ничего не скажешь. На заводе к ним так привыкли, что Гена однажды вписал «крокодилов» в какой-то официальный отчет, а потом, спохватившись, вылавливал их на сорока страницах…
Что такое «соловьи», мне стало ясно. Но почему они аварийные?
– Потому что в сборочном их мало, – говорит диспетчер. – Следующей смене может не хватить.
– А «сверхаварийная жаба» – это что значит?
– Значит, ее не хватит даже текущей смене, если не принять экстренных мер.
Мой взгляд снова падает на верхнюю строчку списка: «Бензобак – 100 штук». Если в сборочном корпусе сто бензобаков, то через сто пятьдесят минут, или два с половиной часа, не останется ни одного. Почему же диспетчер не поднимает тревогу?
Потому что я знаю: есть резервы, которые можно «ввести в бой». В арматурном цехе, где делают бензобаки, лежат семьдесят готовых – их можно доставить в сборочный за четверть часа. Да еще сто пятьдесят сварены и проходят окраску, – эти будут готовы через два часа. Так что из-за бензобаков конвейер не остановится. Но ситуация напряженная, я слежу за ней.
Он хотел еще что-то добавить, но позвонил Агафонов:
– Через полчаса можем остановиться из-за чеки семьдесят третьей!
– Вам же только что привезли целую партию!
– ОТК ее забраковал.
– Ясно. Принимаю меры.
Диспетчер звонит в арматурный цех, где делают эту самую чеку. Маленькая такая пластинка с тремя усиками, в виде буквы Е, – с ее помощью на косом конвейере подсоединяют тормозной шланг. Но один усик длиннее, чем надо, а другой короче – словом, брак. По звонку диспетчера в сборочный спешат люди из арматурного – мастера и технические контролеры. Будут, искупая свою вину, перебирать всю партию, отделять годные пластинки от негодных. Уговаривать их не надо: если только конвейер остановится, арматурный цех лишится премии да и вообще ударит лицом в грязь… Но вот вопрос: хватит ли сборочному пластинок, которые отсеет из забракованной партии эта «спасательная команда»?
«Хватит», – понадеялся бы диспетчер-оптимист и не принимал бы больше никаких мер. Но на этом посту опасно быть оптимистом – надо рассчитывать на самый худший вариант.
– Алло, СГД! – зовет в трубку диспетчер. – Пришлите в сборочный чеку семьдесят третью, на триста автомобилей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25